akustisch nicht genau gehört», – извинился Йеннингер. Комиссар из Берлина, Фюрне, занимался убийством недельной давности в Берлине. Он сообщил, что информация о деле, которое было поручено Йеннингеру, в связи с чрезвычаной важностью, дошла до Берлина. Дело в том, говорил далее Фюрне, что по некоторым признакам почерки убийц очень похожи. У них есть подозреваемый или точнее, предположительно подозреваемый. Не мог бы господин комиссар Йеннингер проверить, не было ли лица, о котором идет речь, на месте преступления в пятницу!? Насколько основательны утверждения, уточнил Йеннингер у берлинского коллеги. Пока всего лишь мы основываемся на показаниях свидетеля, да на факте, что этот человек был замечен накануне убийства на месте преступления. То есть, пока речь идет, как говорится, всего лишь о предположении, оговорился берлинский коллега. «Посылайте тогда Fantombild», – согласился Йеннингер.
На фотографии был изображен мужчина неопределенных лет – от сорока до пятидесяти, или даже за пятьдесят. Вместе с фотографией пришли и полные паспортные данные, а также малоразборчивые оттиски пальцев. Йеннингер распечатал фотографию на своем принтере и сунул ее в папку с опросами свидетелей. Подумав, то же самое сделал и с отпечатками.
Берлинский коллега еще не отключился, и Йеннингер уточнил :«Судя по данным, это иностранец, приехавший из Минска Так!?..Ага!… Пока что неизвестно, пересек ли он границу!?..» Ему ответили. Йеннингер попросил оставаться возле телефона, а сам позвонил Вирзигу : «Комиссар, Вы еще не ушли?…Отлично!… Зайдите ко мне прямо сейчас и возьмите кое-что…» Через минуту вошел Вирзиг. «Комиссар!?», – Йеннингер показал ему фотографию на экране : «Задержанный имеет сходство с этим?» Вирзиг пригнулся, вглядываясь, помотал головой : «Нет. Совсем разные типажи… Да и…» – он прочитал данные на экране : «…из разных мест…» Йеннингер уточнил : «Есть подозрение, что тип с экрана не выехал из Германии, хотя виза у него должна была закончиться пару лет назад. Так что проверьте на всякий случай.» Вирзиг пометил в записной книжке, спрятал ее во внутренний карман. Легкая куртка не скрывала ремень кабуры, распираемы мощной грудью комиссара. Йеннингер поглядел на ремень, на ждавшего Вирзига и отпустил его.
«…Коллега Фюрне,», – продолжил он, убедившись, что дверь в кабинет закрылась плотно : «еще раз – я должен проверить, был ли субъект, чью физиономию Вы переслали, у нас!? Пока только как потенциальный свидетель!?… Спасибо за помощь, коллега» Он положил трубку, задумался, машинально проверил наплечную кобуру, пистолет, казавшийся игрушкой в огромных руках комиссара.
Через две минуты он выезжал в сторону Hohenzollernallee.
На место Йеннингер прибыл уже через десять минут. Кафе работало, как обычно. Никто из посторонних не смог бы сказать, что всего лишь сорок часов назад в нем произошло убийство. Но, скорее всего, в связи с начинавшейся рабочей неделей число посетителей не было чрезмерным, и Йеннингер сумел почти без помех поговорить с сотрудниками кафе. К счастью, не было и господина Миковича. Кивнув на видеокамеры на углах, Йеннингер насмешливо заметил : « «Там» увидят, что вас от работы я не отвлекал.» Он устроился на углу стойки, рядом с кассой и попросил приглашать к нему официантов по одному. Задавал он один и тот же вопрос каждому – видел ли кто человека изображенного на фотографии. Ответил утвердительно четвертый из приглашенных. Йеннингер переспросил, и официант уверенно подвел его к столу, стоявшему возле углубления в зале, из которого выходила дверь в туалет. Йеннингер припомнил видеосъемку, те кадры, на которых тщетно пытались разглядеть человека с рюкзаком Nike. «Вы уверены, что именно здесь?», – навис он горой над официантом. «Да. Я ему приносил пиво…» «Чем расплачивался?», – оживился комиссар. «Bargeld, наличными.» «Точно наличными?», – настаивал Йеннингер. «Абсолютно. А сидел он здесь, лицом к туалету…», – и официант показал на стул за пустым столом. Эта часть кафе была пуста почти вся. Йеннингер прошелся вокруг стола, кивнул официанту, стоявшему в ожидании подле него. «Wenn Sie mich noch bräuchen, bin ich für Sie da!», – сказал официант, удаляясь.
Йеннингер не стал задерживаться. Прямо из машины он позвонил в Берлин : «Господин комиссар, свидетели подтвердили – этот человек был здесь вечером в пятницу. Я еще только проверю по отпечаткам пальцев и сразу дам Вам знать. Хотя боюсь, что идентичности полной не достичь в связи с нечеткостью исходных отпечатков…Да, благодарю!»
Йеннингер распрощался и задумался. Несмотря на удачу, он не верил, что она продвинет следствие существенно к успешному завершению. Что-то в нем сопротивлялось слишком очевидным совпадениям…
…Ангелика Рамзайер отчасти могла быть удовлетворенной. Во-первых, Дребитц, хоть присутствовал при разговрое со свидетелем, но чувствовалось, что само дело было ему малоинтересно и он занимался им лишь из-за гарантированной оплаты без приложения особых усилий. Да они и не стоили чрезмерных затрат времени. Непосвященным, и судящим по сложной юридической жизни по сериалам и детективам, всегда кажется, что прокуратура, полиция и адвокаты бьются не на жизнь, а на смерть ради истины. В действительности, все они представляли собой стороны одного и то же механизма, непрерывная и успешная работа которого зависела от хорошо налаженного взаимодействия и согласования всех его частей.
Понятно, что защита всячески старалась оттянуть, а то и развалить обвинительные дела, но это делалось ради того, чтобы сам механизм не стоял в бездействии. Чем больше и дольше тянулись процессы, тем изощреннее приходилось работать всему механизму правосудия, тем очевиднее казалось многочисленность участников и тем гарантированне и обоснованее должны были быть расходы на содержание всех участвовавших.
В делах же, подобных тому, каким занимались Рамзайер и Фюрне, невидимая сплоченность обвинения и защиты только укреплялась. Убийства, какими бы громкими они не становились порой, были вызовом спокойствию общества и, в отличие от финансовых махинаций, приводили в движение куда менее значимые средства. И между обвинением и защитой установилась негласная поддержка усилий друг друга по снижению рисков общества.
Рамзайер в предварительной беседе с Дебритцем, договорились не касаться недоказанных пока подозрений насчет мужчины, опознанного свидетелем. Чисто формальная сложность возникла в том, как объяснить руководству, чем руководствовалась бригада по расследованию, послав фотографию во Франкфурт комиссару Йеннингеру. Ангелика не знала, как квалифицировать действия ее помощника, который, разумеется, действовал для достижения скорейшего успеха. При том, что результат оказался неожиданным и представлялся перспективным. Но процедура была нарушена. Помог Дребитц – он намеком пояснил, что, с точки зрения защиты, претензий не возникло. Тем более, что следствие могло параллельно выявить нарушение закона, не обязательно относившиеся к общему делу. Оно могло быть выделено в отдельное производство, но в случае получения доказательств связи
