Дон Луис сидел во главе стола. Кул оказался справа от него, а Элис – слева. В другом конце стола сидела девушка с пышными каштановыми волосами, которая называла себя Серафиной Дельгадо. Еда была великолепной, прислуживали за столом молчаливые смуглые девушки в белых блузках и красных индейских юбках.
Контраст между двумя девушками бросался в глаза. Молчаливая бледная Элис не спускала глаз с Кула, лишь изредка вопросительно поглядывая на девушку необыкновенной экзотической красоты. На Серафине было светлое платье того едва уловимого бирюзового оттенка, каким бывает море в штиль далеко на горизонте, когда только зашло солнце. Ее пристрастие к драгоценностям майя воплотилось в тяжелом серебряном браслете на левом запястье и двух серебряных зажимах размером с монету в виде голов мучеников, которые поддерживали глубокое декольте. Гордо вздымалась ее пышная грудь, элегантно подчеркнутая изумительным парижским кроем платья.
Глядя на нее, Кул с трудом мог представить, что это та самая девушка, с которой он пересек континент, с которой прошлой ночью спал, которая бросила его одурманенным и обреченным на смерть. Ничто об этом не напоминало. Ее рукопожатие было холодным и твердым, улыбка казалась искренней.
– Как славно снова видеть вас, Педро! Счастливый случай свел нас с вами в гостях у Дона Луиса. Для меня это так же приятно, как возвращение домой.
Внешне все выглядело благопристойно, ужин выдался приятным и спокойным, разговор плавно перетекал от политики к меню и обратно. Элис говорила очень мало. Кул нашел двусмысленное наслаждение в вежливом притворстве и забавлялся этим, выжидая. Подали бренди. Ток Джонсон не появлялся.
Мысли Питера мчались параллельно разговору. Что их ждет? В атмосфере этого дома витали жестокость и насилие, и лишь дело времени, когда зло обретет свой зримый облик. Он смотрел на Элис, любовался ее золотыми волосами, поражался, как он мог, какое имел право втянуть ее в столь опасное дело? Да, она приехала по собственной воле, но едва ли сознавая весь трагизм событий, в которые вмешалась. Мысль о том, что она окажется в лапах Джонсона, доводила до безумия.
Он поспешно проглотил бренди и принял предложенную доном Луисом черную кубинскую сигару. Старик принялся за межамериканские проблемы, вникая в щекотливые детали с проницательностью государственного деятеля, рожденного для политических интриг.
– То, что мы здесь делаем, – утверждал дон Луис, – может оказать воздействие на общую ситуацию в мире. Усилия вашей страны направлены в неверном направлении. Вы, сеньор Кул, придаете слишком большое значение материальным вещам, кофе или тому зелью, которые мы переправляем контрабандой. Но мир нужно завоевывать руками союзников, иначе никакие эмбарго на оружие, технологическое превосходство или даже индустриальная мощь не помогут. Ваши представления об истинной демократии, равенстве и правах человека – конечно, хорошо. Но если вы с пренебрежением относитесь к союзникам, вы потеряете все. А немножко кофе, немножко коки, немножко оружия – какое они имеют значение, если важен результат? Главное – вам будет на кого опереться.
– И попутно вы становитесь богаче, – сухо заметил Кул.
– Это личный вопрос, – старик пожал плечами. – Нужно быть эгоистом, иначе будешь обречен – как овца в волчьей стае. Кул повернулся к девушке с каштановыми волосами и бесстрастным тоном поинтересовался:
– А как думаете вы, Мария?
– Я должна согласиться с доном Луисом, – она было улыбнулась и тут же запнулась. Улыбка сразу улетучилась. На мгновение в комнате воцарилась тишина, лишь из патио доносились трепетные звуки гитары. Лицо девушки поблекло. Ее глаза уставились на старика, а руки безвольно упали на белую скатерть. – Мария? – переспросила она.
– Ведь вы Мария, верно? – тихо спросил Кул.
Дон Луис пришел на помощь своей подопечной:
– Сеньор Кул, вы ошибаетесь...
Девушка тяжело вздохнула.
– Да, неудачно получилось. Мы вас недооценили, сеньор Кул. Вы правы. Дон Луис, притворяться нет нужды. Он оказался хитрее и поймал меня.
Дон Луис встал.
– По-моему, ужин окончен.
* * *
Девушка расхаживала по комнате взад-вперед, словно львица в клетке, бессознательная грация и красота ее движений покоряли.
В комнате стояла тишина. Мужчину с гитарой отослали прочь. Это помещение в одном из концов широко раскинувшегося дома было удалено от других, стены его оставались голыми, а из мебели тут были только несколько стульев. Элис сидела на одном из них возле маленького узкого окошка и следила за метавшейся Марией. Кул стоял рядом. Старик расположился у двери, держа последний бокал бренди. Тяжелая грива седых волос отсвечивала ровным сиянием, контрастируя с обветренным пергаментом лица.
Мария Дельгадо долго молча смотрела на Кула, потом спросила:
– Откуда вы узнали? Кто сказал?
– Это чистая догадка, – сказал он.
– Вы лжете. Кто-то вам подбросил эту мысль. Кто? Кто об этом знает?
– Все, – спокойно бросил Кул.
– А доказательства? Никто ничего доказать не сможет, верно?
Кул улыбнулся и ничего не ответил. В глазах Марии клокотала ярость, которая угрожала взрывом. Он понимал, что провоцирует ее сбросить маску и продемонстрировать весь свой необузданный нрав. И еще лучше понимал, что когда маска окончательно спадет, жизнь его не будет стоить ломаного гроша. Но нужно было любым путем добиться истины, заставить ее себя выдать.
Он негромко заметил:
– Было много зацепок, чтобы найти разгадку. Серафина была девушкой Гидеона; они любили друг друга. А вы с Серафиной, хотя и были близнецами, ненавидели друг друга, как соперницы. Обе хотели заполучить Гидеона, но он выбрал Серафину. И они вместе выступили против вас и вашей банды. Все красивые речи, которые я здесь слышал, – просто-напросто дымовая завеса для ваших делишек. Серафина помогла Гидеону собрать нужные ему сведения, вы ее убили и присвоили ее имя и облик, чтобы уничтожить Гидеона и выиграть время для спасения. Вы отправились на север под именем Серафины, и вместе с Рамоном Гомесом давили на меня, пока не произошла осечка – я убил Гомеса. Вы были не врагами, а компаньонами, когда искали письмо Гидеона и старались запугать меня. Согласен, это вам удалось. Я запаниковал, поехал с вами, но Гомес слишком активно включился в игру. Когда он погиб, вы получили идеальную возможность держать меня на поводке. Я пустился в бега, и вы вели меня за ручку. К счастью, вы дали достаточно поводов для подозрений насчет ваших мотивов. Я почувствовал, что вас интересует только письмо. И решил, что стоит вам его заполучить, как вы и пальцем не пошевелите, чтобы мне помочь. Тогда я заставил вас поверить, что материалы Гидеона у меня, и вы сумеете легко их получить. Но тут вы потерпели неудачу. Письмо получила Элис и привезла его мне.
В разговор вступил дон Луис:
– И вы утверждаете, что оно у вас?
– Да.
– У вас лично?
– Разумеется, нет.
– Мы вас обыщем.
– Я этого ожидал.
– Возможно, пойдем даже дальше.
– Этого я тоже ожидал.
– И не боитесь?
– Нет, боюсь.
Дон Луис вздохнул и заметил:
– Я слушал вас с растущим беспокойством. Есть люди, которые в подобных ситуациях не в состоянии услышать голос разума. Но теперь я снова полон надежд, сеньор Кул. То, что вы знаете и что подозреваете, никак не может повредить нам. Где материалы, которые украл ваш брат?
– Там, куда вам не добраться, – заверил Кул.
Мария остановила свой бесконечный бег.
– Мы теряем время. Он похож на Гидеона. И что бы мы ни делали, будет держать рот на замке.
Старик вкрадчиво заметил:
– Но есть существенная разница. Гидеон любил твою сестру, дорогая, и видел ее смерть. Он знает, что она мертва, и вместе с ней он потерял то, что никогда не вернуть. Для нас дело сложилось неудачно: смерть Серафины придала ему сил, которых мы не одолели. Присутствующий здесь сеньор Кул находится в другой ситуации. Мисс Джордан здесь, с ним, на его глазах. И до сих пор она жива и невредима.
Дон Луис повернулся к Кулу, и глаза его холодно блеснули.
– Вы думаете, сеньор, мы оставим вас в покое, имея столь весомый аргумент? Судьба вашей прекрасной дамы заставит вас вернуть письмо. Мы можем пригласить сюда вашего друга Джонсона. Так что нет смысла торговаться. А если вы окажетесь так же упрямы, как ваш брат, мисс Джордан может рассказать нам все, что мы хотим. Так что все проще простого. Моя сентиментальность зашла слишком далеко. Но дальше ни шагу. Мы потеряли слишком много времени.
Мария сказала:
– Я зову Джонсона.
В ней полыхала такая злоба и ненависть, что Кул ее едва узнавал и удивился, как мог считать ее красавицей. Она – взбесившаяся дикая кошка, – думал он, – так же свирепа и жестока. Теперь он понял, что она сама не хотела никакого соглашения, что между ней и стариком был из-за этого конфликт. Она хотела видеть его страдания, страдания Элис в лапах Джонсона; она все это предусмотрела. Это ясно читалось по блеску ее глаз, по ее вдруг пересохшим губам.
