Зацепив свой шнур за поручень, фон Дрелле обернулся и увидел четырнадцать пар глаз безо всяких различий, четырнадцать силуэтов касок и четырнадцать кулаков, сжимавших поручень. Также он увидел трубу Панцершрека — немецкого варианта американской базуки, очень полезного для вскрытия красных сардинных банок, но в переноске бывшего настоящей занозой в заднице. Он весил целую тонну, а какой-то бедолага должен был с ним прыгать. Кто в этот раз? Сейчас была очередь Гюбнера.
— Зелёные дьяволы, сам одноглазый Вотан зигует вам! — проорал он, приложив кулак к нагрудной эмблеме пикирующего орла и вскинув его в салюте — такова была традиция, и хоть никто не мог его слышать, они прокричали в унисон то же приветствие — которое он также не расслышал.
Самолёт последним усилием пилотов за несколько секунд вышел на нужную высоту. Загорелся зелёный свет, мальчонка изо всех сил потянул створку люка и распахнул её, сопротивляясь тяге ветра.
Фон Дрелле шагнул в холодный воздух, раскинулся, подобно парящему орлу, от удара ветра, почувствовал ускорение падения, когда гравитация приняла его в свои объятья и подарила ему несколько щекочущих секунд невесомости — это момент продолжал будоражить его — и хлёсткий напор воздуха в лицо. Пристёгнутый в самолёте шнур вытянул купол RZ-20 из рюкзака, и спустя секунду Карла резко дёрнуло, поскольку купол набрался полным воздуха. Под ним, тихая и тёмная, лежала Россия…
* * *
Один из парней потерялся. Он так и не присоединился к основной группе в зоне высадки — пастбище в семи километрах сельского ландшафта от самого моста. Фон Дрелле ненавидел терять людей. Он так многих потерял, что искренне ненавидел это. Какая-то часть его хотела бросить дело сейчас же, выслать поисковиков, найти солдата и отправиться прямо назад, к линии фронта. Но поступить так он не мог.
— Может, он нас найдёт, — сказал Вилли Бобер.
Все понимали, что это было маловероятно. Дитер Шенкер, младший капрал, ветеран Италии и России, три ранения, два Железных Креста — практически со стопроцентной вероятностью висел на дереве головою вниз со сломанной шеей или спиной. Если он оставался в сознании, то мог раскрыть складной нож десантника и порезать себе запястья, чтобы истечь кровью в тихом комфорте. Найди его русские — то поупражнялись бы в штыковой атаке перед тем, как прикончить его. Такова война.
Следующее, что пошло не так — это карта. Она вела их в обход двух деревень, что привело из в опасную близость к полевым лагерям, где Иван расположил около шести миллиардов солдат, отдыхавших перед дневным переходом ближе к линии фронта, где готовилось шоу.
Боевая группа фон Дрелле обошла эти два обхода, что стоило ещё времени. Задача состояла в том, чтобы добраться до моста задолго до зари, уничтожить часовых, заложить взрывчатку, оставить временной детонатор и быть в нескольких километрах оттуда, когда сработает фейерверк. Эта фантазия испарилась практически мгновенно, как в старом гоночном афоризме — «никакой план не доживает до конца первого круга» — они не сумели добраться до моста до появления первых лучей солнца над горизонтом. Итак, работа должна была состояться днём.
К счастью, на берегу реки хватало листвы, а Иван не принимал всерьёз возможности налёта с подрывом моста настолько далеко за линией фронта. Со своими миллиардами бойцов, миллионами танков и тысячами блестящих американских грузовиков он был слишком самоуверен, чтобы уделить мосту несколько пар сапогов, и это было большой ошибкой. Десантники, скрытно продвигаясь через заросли вдоль берега, добрались практически до самого моста. Теперь, скучившись в своём убежище, они осматривали мешки с песком, наваленные и натянутые безалаберным Иваном скорее в качестве элемента церемонии, нежели как тактическую необходимость.
Карл после короткого осмотра увидел то, что и ожидал: за рекой располагался город Чорткив — пыльные улицы, уставленные ветхими домами, пустой ранним утром, хотя то там, то тут стояли грузовики Красной армии, а их обитатели, скорее всего, находили убежище в домах. Город был недвижен. На этой же стороне реки располагалась другая часть Чорткива — его «выселки», назовём это так: пара домишек сельскохозяйственного предназначения и несколько типичных украинских хат с высокими крышами, крытыми соломой. Как и на той стороне, всё было тихо, а в нескольких местах стояли армейские грузовики.
А что выше, на самом мосту? Вряд ли в гнёздах из песочных мешков, сложенных Иваном в качестве постов для часовых, много охраны — это скорее места для спокойного сна тихой ночью подальше от зоны сражения. Так что в теории понадобится всего несколько секунд, чтобы броском достичь часовых и снять их без шума.
До сих пор всё общение шло жестами. Никакого разговора — все парни понимали язык жестов.
— Четверо — просигналил Карл — избавляются от часовых. Он сам и — Карл указал по очереди на трёх толковых бойцов. Однако, и все остальные были не менее толковыми, нежели те, кого назначили в головорезы. Затем из этой четвёрки он выбрал двоих, которым поручил пробраться под мостом на другую сторону и справиться с тем, что они там встретят. Всей четвёрке следовало затем обосноваться на дальнем конце моста, который вроде бы не имел часовых на той стороне и залечь с ФГ-42 либо Штурмгеверами. Они должны были стать первой линией обороны в случае атаки с того направления.
Ещё четверо были обозначены как подрывники во главе с гениальным минёром Денекером. Ничего хитрого — никто не собирался спускаться на верёвке с карабином с моста, чтобы заложить циклонит под арку. Вместо этого четвёрка Денекера собиралась сапёрным инструментом выдолбить поверхность моста настолько глубоко, насколько это будет возможно. Затем они должны были зарядить полость циклонитом, который в форме, готовой к подрыву, выглядел как куски пластичного теста, лежащие в двух пятифунтовых полотняных сумках, вложить туда детонатор № 8, подключенный к детонационному шнуру. Шнур, сделав несколько витков вокруг заряда, потянется вдоль моста в безопасное место, где будет обжат в ещё один детонатор № 8.
В нужное время Денекер подожжёт запал, находящийся в детонаторе, который хлопнет, как петарда и воспламенит детонационный шнур — верёвку, покрытую слоем пентаэритриттетранитрата — вещества, сгорающего со скоростью в двадцать одну тысячу футов в секунду. В одну микросекунду шнур заставит сдетонировать № 8 на другом конце, что вызовет подрыв циклонитового заряда, который и испарит мост. Всё отлично работало в Италии и России, так что сработает и здесь. Десяти фунтов вполне хватит.
Однако, следующая часть обещала быть посложнее. Четырнадцать десантников — Шенкера всё ещё не было — не могли отступать прямо по дороге, поскольку их перехватит пехота, которая может ударить с флангов. Даже при всей глупости русских они догадаются, что команда будет отступать вдоль берега реки и могут организовать перехват по другому берегу, откуда и откроют огонь. Единственным толковым выходом было захватить один из грузовиков, вывести из строя остальные, гнать так, словно за ними черти гонятся подальше от места взрыва, бросить грузовик в неприметном месте и под покровом ночи пробираться через линию фронта на немецкую сторону. Похоже на план. Фон Дрелле понимал, что затея ненадёжная, но больше ничего поделать он не мог — разве что вообще отказаться от дела, но в таком случае его расстреляют. Возможно, что его сам фон Бинк расстреляет.
Солнце уже слишком яркое — хотя ещё даже край его не показался над пшеничным горизонтом и светило лишь заявляло о себе полусветом.
Он кивнул, и по этому сигналу его трое коллег-убийц и он сам избавились от винтовок и сняли и положили на землю каски. Каждый вынул из кармана складной нож десантника и, отжав кнопку и коротко взмахнув кистью, выпустил лезвие в четыре дюйма лучшей золингенской стали-нержавейки, как было написано на клинке, в холодный утренний воздух.
Все они ненавидели работать ножами. Это было ужасно. Убивать ножом — значит вступать в контакт и пачкаться, нож оставлял за собой сожаление, подавленность и презрение к самому себе. Этим не стоило заниматься ради свихнувшегося австрийского мазилы. Такие вещи делались из чувства долга перед тем, что определялось словами от «Фатерлянда» до «Великой Германии», а в действительности лишь для того, чтобы остальные парни из отряда остались в живых.
Карл кивнул каждому в последний раз перед началом дела, затем повернулся к двоим, направленным под мост и поднял обе руки, на каждой из которых показал три пальца. Два из них были сложены в кольцо — это значило шестьдесят секунд. Кивнул и им тоже, после чего они ускользнули.
«Один-тысяча, два-тысяча…» — считал он про себя в ожидании и ощущая прохладу утреннего воздуха, мягкость ветра, видя усиливавшийся дневной свет и облизывая пересохшие губы. Так было всегда в момент перед падением флажка: сухость в горле вкупе с чувством трепета и предвосхищения, и затем…
