А Глеб с Рустамом прихватили у стойки литровую бутылочку «Ред Лейбла», стаканы, ведерко со льдом и тихо уединились за любимым угловым столиком, где к ним вскоре присоединился скучающий Корн, который печальным голосом поведал душераздирающую историю о том, что Димка отъехал по каким-то срочным делам на пару дней в Сочи, а его, бедолагу, бросил тут.
Вот он, бедолага, и думает: а может, нажраться с горя?
А то тоска такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Да еще, похоже, и погода меняется.
Кавказ, блин…
Ларин пожал плечами: нажраться — значит, нажраться.
Тоже мне проблема.
Почему бы и нет.
Охотно составим компанию.
Особенно если учесть тот факт, что у него из досъемок осталась только сталинская дача да интервью с Сочновым у того дома. А если Князь умчался в летнюю столицу России, так и вообще «окно» рисуется, так как ни к Сталину, ни к мэру без Димки лучше не соваться.
А погранцы — да хрен с ними, в принципе, с погранцами.
Получится, так получится.
Не получится, так не получится.
Жизнь.
Интервью с их командиром он, в конце концов, уже записал.
Корн, деловито позвякивая льдинками в стакане, куда уже опрокинул добрую сотку вискаря, тут же возразил, что сталинскую дачу он и без всякого Князя им завтра организует.
С бесплатным приложением в виде банкета с руководством расположившегося там санатория.
Как два пальца об асфальт.
Только во второй половине дня, если можно.
Потому как всю первую половину он, Андрей Ильич Корн, намерен мучиться похмельем после сегодняшней тяжелейшей пьянки.
Которую он, если господа журналисты не будут возражать, прямо сейчас и организует.
Так сказать, не отходя от кассы.
А вот насчет градоначальника — это да.
К Димке. Его тема.
На том и порешили.
И пьянка действительно почти удалась.
По полной программе.
Разумеется, не все, что было запланировано, состоялось, но, по крайней мере, на философию их уже после первой бутылки потянуло.
Тот, кто сам хоть когда-нибудь пил всерьез в интеллигентных компаниях, знает: хреновый признак…
Очень хреновый.
— Видишь ли, Глебушка, — философствовал Корн, меланхолически позвякивая льдинками, — сама по себе демократия — говно полное. Потому как она предусматривает тот печальный факт, что я, повоевавший, получивший плюс к военному два высших гражданских образования, кандидатскую защитивший по социальным технологиям, знающий четыре языка в совершенстве и еще пару на уровне разговорной речи, ни хрена ничем не отличаюсь от своего старого соседа по коммуналке дяди Васи. Несмотря на тот вопиющий факт, что вышеупомянутый дядя Вася — полнейший дебил и урод, никогда толком нигде не работавший и пропивший все на свете, включая собственную совесть. Самое смешное, что он даже в трезвом состоянии на одном-единственном родном русском языке изъясняться не может совершенно и даже футболом не интересуется. Да чего там футбол — его даже за водкой посылать нельзя. Но, извините, хоть обосрись: один человек — один голос. Драма-с…
— И что ты предлагаешь? — Ларин был, в принципе, с Корном почти полностью согласен, просто его эти интеллигентские кухонные разговоры еще в советское время достали.
Вот ведь народ!
Казалось бы, заработали денег, вылезли из шестиметровых кухонь в дорогие бары с мягким оранжевым светом и приглушенной музыкой, профессионально реализовались, полмира объездили по делам да по турпутевкам, а один хрен — та же песня.
Нет чтобы успокоиться, пожить нормально. Для себя, а не для недооблагодетельствованного человечества.
Ни хрена не получается.
Рефлексия, мать ее за ногу…
— А ничего не предлагаю. — Взгляд князевского референта был пока еще вполне осмыслен, да и зол не по-детски. — Это вы с Князем — умные, стратегически мыслящие перцы, вот вы и предлагайте. Несите бремя белых. А я исполнять буду. Потому как, хоть и не такой умный, но тоже белый и прекрасно понимаю, что ежели сейчас что-то не поменять, завтра лучше не станет. Станет только хуже. Гнием-с…
— Слушай, Андрюш, — Глеб осторожно поставил стаканчик виски на стол и полез в пачку за очередной сигаретой, — у вас что, с Димкой какие-то проблемы?
— У нас? С Димкой?!! — Корн искренне расхохотался. — Какие у нас с ним могут быть проблемы? Особенно если учесть, что этот человек сам по себе — очень большая проблема! В том числе и для окружающих…
— Точно никаких?
— Да точно, точно, не переживай. — И Корн вдруг внезапно посерьезнел. — У меня, прежде всего, с самим собой проблемы, а уж потом — со всеми остальными…
Потом немного помолчал и добавил — уже совсем другим голосом:
— И-эх-х-х…. Не получилось напиться. Пойду, погуляю, воздухом морским подышу. Только вы, мужики, со мной не ходите. Вы отличные ребята, просто мне одному побыть надо. Ладно?
Ларин пожал плечами:
— Ладно. Вали…
И Корн и вправду свалил.
А они с Рустамом напились.
До соплей.
До положения риз.
До доставки бесчувственных тел по номерам ехидно усмехающимися охранниками.
Разбередил-таки Корн душу.
Этот пожар только алкоголем и можно залить.
Больше ничем.
Проверено.
…Сон алкоголика, говорят, тревожен, чуток и краток. Этой ночью Ларину удалось в очередной раз убедиться — не врут, гады…
Он проснулся, когда за окном только-только начинал сереть рассвет. Башка разламывалась, во рту — будто полк солдат ночевал.
А еще говорят, что после хорошего вискаря похмелья не бывает.
Еще как бывает…
И рецепт прост.
Надо только выпить побольше.
Он дополз до ванной, растворил в стакане две таблетки байеровского аспирина и долго и мучительно наблюдал, как эта хрень кипит и плавится, то поднимаясь, то опускаясь. Запил образовавшейся холодной благодатной шипучкой скользкую капсулу пенталгина и чутко прислушался к организму.
Как ты там, родной?
А-а-а, черт…
Один хрен, раньше, чем минут через пятнадцать, не подействует…
Глеб медленно, стараясь не расплескать мучительную головную боль, выполз из ванной, накинул на голое тело куртку, взял со стола пачку сигарет и поплелся на балкон.
Может, хоть на свежем воздухе полегчает…
Ветерок все-таки.
Морской.
С солью и йодом.
На балконе было и вправду свежо, и ему даже на секунду показалось, что отпустило.
Фигушки.
Одно неосторожное движение, и боль ударила по вискам словно молотком.
Да каким там, на фиг, молотком.
Кувалдой.
Ларин застонал и плюхнулся голой задницей на холодный пластиковый стул.
Прислушался.
Очередной удар постепенно затихал.
Еще немного — и начнет действовать пенталгин.
Ничего.
Прорвемся.
Где наша не пропадала.
И там пропадала…
И сям пропадала…
Глеб наконец-то сумел достать сигарету из пачки и теперь мучительно сражался с непокорной зажигалкой.
Все.
Получилось.
Наконец-то…
Первая, самая сладкая утренняя затяжка ударила легким сиреневым дымом в гортань, растеклась по прокуренным бронхам.
Хорошо.
И голова потихоньку проходить начинает.
Или это только кажется?
Ларин прислушался.
Нет.
И вправду.
Сейчас можно не торопясь докурить и идти обратно в номер.
Досыпать.
С утра будет как огурчик.
Глеб потянулся и лениво отщелкнул вниз докуренную почти до фильтра сигарету.
Внизу неожиданно зашипели.
— Блин! А поосторожнее никак нельзя?
Ларин с интересом перегнулся через перила балкона и вгляделся. Под балконом маячил давешний молчаливый охранник с серо-стальными стылыми рыбьими глазами.
— Что, Сергей, бережем сон отдыхающего народа?
Внизу хмыкнули.
— А чего его беречь-то? Не-е-е… для этого другая смена имеется…
— А что бродишь тогда?
— А чего не побродить-то? Свежо, хорошо… Можно подумать, у вас у одного бессонница бывает.
Глеб тихо рассмеялся:
— Что, Сергей, мысли пачкают мозги?
Охранник коротко, беззлобно хохотнул в ответ:
— Ой, и не говорите, Глеб. Пачкают, еще как пачкают. Вот и хожу. Промываю…
Ларин немного подумал и засунул в рот еще одну сигарету.
И в самом деле: а почему бы и не потрепаться немного?
А потом — спать!
— И о чем задумались?
Сергей вздохнул и тоже полез в карман куртки за сигаретами.
Прикурил, привычно прикрывая слабый огонек дешевенького пластикового «Крикета» от налетевшего порыва свежего утреннего бриза. Выдохнул горький дым недорогой отечественной сигареты в хрустальный воздух раннего приморского утра.
— Да вот… свежо, хорошо… Хорошо, что война сюда не докатилась, а ведь могла. Кавказ…
Ларин тоже чиркнул, высекая огонек из подаренного Князем тяжелого золотого «Дюпона».
