Вначале пятого дверь приоткрылась и, цокая по кафельному полу подковками хромовых сапог, в камеру вошла начальница санчасти. Суицид и раньше издалека наблюдал за этой пышногрудой блондинкой, но так близко, и в таком ракурсе видел её впервые. Медичка остановилась возле лежачего на спине Суицида настолько близко, что он не мог не заглянуть под ее форменную юбку. И, к своему ужасу, он обнаружил, что на докторше полностью и всецело отсутствует нижнее белье.
Постояв около минуты, она наклонилась, демонстрируя, стоявшему сзади, Суете пышные формы, нащупала на горле Суицида пульсирующую вену и, глядя на секундную стрелку часов, сосчитала пульс.
Пульс в допустимой норме, - сделала она заключение, повернувшись к Суете, - можете оставить его в рубашке до вечерней проверки.
То определение, которое она услышала от Суицида в свой адрес, никогда и ни под каким соусом не мог себе позволить английский джентльмен.
Сучка голозадая, - прохрипел Суицид и плюнул в её сторону.
Нет, я ошиблась, - поправилась врач. - оставить в рубашке до утра.
При поступлении в санчасть, вопреки ожиданиям, начальница отнеслась к Суициду доброжелательно.
А, старый знакомый, - она окинула его оценивающим взглядом, и добавила, - надеюсь, что у нас вы будете вести себя вежливее.
Су в витиеватой форме принес свои извинения, и хотел было поцеловать ее руку, но вовремя передумал.
Вы будете лежать в инфекционном изоляторе - продолжила врач - это единственная одноместная палата в медчасти. Я просматривала ваше личное дело и считаю, что вы не совсем здоровы психически, хотя отклонения незначительные. Такие заболевания здесь не лечат. Наша задача поправить ваше физическое состояние и это в наших силах. С сегодняшнего дня вам назначена диета шесть «Б» и общеукрепляющий курс медикаментов. Думаю, что через несколько недель вы будете в форме.
Я буду у вас в неоплатном долгу, - поблагодарил Су, и хотел было добавить какой-то тонкий комплимент, но почему-то ничего не лезло в голову.
Не стоит благодарности. Это наша работа, - опередила его медичка. И вот еще что. Вы к нам поступили с подозрением на желтуху. Так, что по коридору не расхаживать. И с персоналом не общаться. Все необходимое будете получать через заключенного-фельдшера. В современной медицине он разбирается туговато, и медицинского образования у него нет.. Фельдшер человек своеобразный и знает много, чего не знаем мы. Все его зовут Шукун. Он эвенк по национальности и на гражданке был шаманом в отдаленном селении. Шукун уже срок досиживает. Когда-то давно он накурился грибов, вошел в транс и застрелил начальника геологической разведки. Сказал, что духи приказали. А вообще, он человек ведающий и нашего начальника колонии лечит от запоев. А тот ему разрешил держать черного кота. Так, что он вам может быть полезен. А еще Шукун твердит, что видит прошлое и будущее.
За две недели, которые Суицид провалялся в инфекционном изоляторе, он сдружился с плосколицым, коротконогим Шукуном. Курение в санчасти было запрещено категорически, не говоря уже о чае. Фельдшер был единственным звеном, связывающим Суицида с лагерем, и потихоньку таскал сигареты и чай.
Заварить чифир не было возможности, поэтому Суицид и шаман, закрывшись в изоляторе, жевали чай всухую и, проглотив слюну, напитанную кофеином, подолгу молча, курили.
В последний вечер Шукун явился в сопровождении толстого, ленивого кота, принес в спичечном коробке какое-то зелье, свернул самокрутку, несколько раз глубоко затянулся и протянул «козью ножку» Суициду.
На, бачка, курни и сиди тихо-тихо. Я буду с духами разговаривать.
Су, послюнявил палец, помазал на самокрутке то место, которое выгорало быстрее, и затянулся. После третей затяжки тело стало тяжёлым и невесомым одновременно, а сознание улетело куда-то в другое измерение. Шукун слегка толкнул его в плечо и вывел из этого состояния.
А, ты бачка, счастливый, умирал много-много раз, но жить, однако, будешь долго-долго.
Черный кот потерся о ногу хозяина, выгнулся дугой, и, в подтверждение его слов, противно мяукнул. Шаман бережно взял на руки своего любимца, забрал у Суицида самокрутку, глубоко затянулся и выпустил струю дыма в сторону кота. Тот потянулся, закрыл глаза и блаженно заурчал.
– Совсем как человек, все понимает. Людей злых чует. Шибко умный, однако. Мой ученик, - похвалил Шукун четвероногого.
Шаман докурил косяк до «пятки» и спрятал окурок в спичечный коробок.
Я скоро освобождаюсь, однако, возьмёшь адрес. Захочешь, приезжай. Будешь у нас жить. Нам ветенинар нужен шибко. Олешек лечить. Я тебя много-много научу. С духами разговаривать у тебя получится. Ты мало-мало сумасшедший, однако.
Суицид лежал на верхней наре и смотрел, как помещение пятой бригады наполнялось самой разнообразной арестантской обиженной публикой. Среди них были молодые и пожившие, одетые в телогрейки и робы, поношенные ватники и черные милюстиновые костюмы, в стоптанных валенках и начищенных ботинках. Но всех их объединял прямоугольник на левой груди, в котором красовалась надпись: «Пятый отряд, пятьдесят пятая бригада». Это был, своего рода, отпечаток копыта темных сил. С сегодняшнего дня такой же штамп украшал робу и телогрейку Суицида. По сути, это было моральное самоубийство, и его тюремная судьба превращалась в пытку. Теперь он принадлежал к касте неприкасаемых. Ни один уважающий себя зек не имел права поздороваться с ним за руку, взять у него сигарету или спичку. На всех зонах существовал, так называемый, принцип контакта. Любой предмет, к которому прикоснулся обитатель бригады опущенных, по зековским правилам, считался законтаченым и подлежал уничтожению. Нарушение каралось строго и неукоснительно. Вплоть до перевода в бригаду отверженных.
Среди этой разношёрстной публики только половина была нетрадиционной ориентации. Некоторые были опущены в следственном изоляторе за доносы и крысятничество. Другие за не совсем благовидные статьи, вроде садизма, педофилии или изнасилования малолетних. Но были и откровенно голубые, которым все было нипочём. Они себя чувствовали, как рыба в воде.
В столовой пятая бригада ела за отдельным столом. На выходе в промзону шла последней и последней возвращалась. И даже видавшие виды, матерые вертухаи, подчиняясь неписаным лагерным законам, при личном досмотре, не хотели к ним прикасаться, а только заставляли расстегнуться и вывернуть карманы.
Суицид перевернулся на бок и наблюдал, как мешковатый, небритый, неопрятный мужик неопределённого возраста доставал из, служившей ему сумкой, наволочки консервные банки, кульки с конфетами, сухарями, маргарином, белым хлебом и складывал это богатство в стоявшую в проходе тумбочку. Сверху Суицид не мог четко рассмотреть лицо этого человека, но он был уверен, что это тот, кто ему нужен.
У мужика была характерная особенность. Лысая голова напоминала продолговатую тыкву. Макушка и лобная часть имели утолщение, над ушами были едва заметные впадины, а лысина была цвета перезревшей тыквы. Украшением физиономии был темно лиловый синяк под глазом. Пока Суицид изучал цвет его лысины, Губернатор нарезал белый хлеб, намазал его маргарином, сверху дополнил толстым слоем яблочного джема, откусил большой кусок и, пережёвывая, ушёл в каптерку. Вернулся он минут через десять и поставил на тумбочку кружку с дымящимся густым и крепким чаем.
Я сегодня поймал чифириста, запишите меня в СВП*(совет воспитания порядка — прим. автора), - продекламировал сверху Суицид. - Привет чифиристам и гомосексуалистам.
Тыквенная голова, снизу вверх, внимательно взглянул на Суицида и хрипло произнес:
В этом месте и на это время ваша прибаутка не актуальна. Я не гомосексуалист и здесь нахожусь случайно. А чай продают в ларьке и вас никто никуда не запишет. Спускайтесь и давайте перекусим, чем Бог послал.
Предложение не пришлось повторять дважды.
В морозный воскресный день на расчищенном, окружённом снежными терриконами, плацу, в ожидании начальника войскового наряда, производившего утреннюю проверку, уныло топталась пятая бригада. Суицид и Губернатор сиротливо стояли в последней пятерке.
Пересчет начался минут сорок назад и должен был вот-вот подойти к концу. Как и положено, обиженных считали в последнюю очередь, и им дольше всех приходилось топтаться на морозе. Зеки притопывали, били ногой об ногу, пытались хоть как-то согреться и в душе проклинали медлительного НВН-а. Но настроение у всех было приподнятое. После проверки в лагерном клубе крутили их любимый фильм «В джазе только девушки». И в клубе они чувствовали себя в центре внимания.
