– Парень, – сказал Тисл.
– Молчите, – сделал жест Керн.
– Кажется, я в него попал. – Тисл проговорил это очень спокойно. Он сконцентрировал внимание, стараясь представить, что он – это парень. – Да. Я в него попал.
– Берегите силы. Не нужно ничего говорить. Сейчас приедет врач. Мы появились бы здесь раньше, но пришлось объезжать огонь и…
– Слушайте.
– Успокойтесь. Вы сделали все, что могли. Дальше мы сами.
– Но я должен вам объяснишь, где он сейчас.
– Вы ввосьмером пойдете со мной, – сказал Керн, отворачиваясь. – Разделитесь. Половина с этой стороны дома, половина с той. Будьте осторожны. Остальные пусть уберут отсюда зевак. Там еще кто-то ранен? Помогите ему.
– Но его нет за домом. – Слишком поздно. Керн и его люди ушли.
– Нет его там, – повторил он уже для себя. – Керн. Что с ним такое, он совсем не слушает? – Вот и хорошо, что он в тот вечер не подождал Керна, ушел в лес. С Керном было бы вдвое больше беспорядка, и люди его погибли бы с остальными.
Траутмэн еще ничего не сказал. Немногие полицейские, оставшиеся неподалеку, не могли смотреть на кровь. Но не он.
– Нет, только не вы, Траутмэн. Вас кровь не смущает. Вы привыкли.
Траутмэн не ответил, просто смотрел.
Кто– то из полицейских сказал:
– Может быть, Керн прав. Может быть, вам лучше не говорить.
– Эй, Траутмэн, а ведь я это сделал. Сказал, что сделаю, и сделал.
– О чем это он? – спросил полицейский. – Я не понимаю.
Траутмэн жестом велел ему замолчать.
– Я ведь говорил, что перехитрю его, разве нет? – Голос Тисла звучал по-детски. Ему это не понравилось, но он ничего не мог с собой сделать. – Он был здесь, сбоку крыльца, а я вон там, у того крыльца, и я чувствовал – он ждет, когда я выйду. Ваша школа хорошо его обучила, Траутмэн. Он делал в точности, как учили, поэтому я смог его перехитрить. – Его удивляло, что рана не болит, ничто не мешает ему говорить и слова льются ровным потоком. Ах да, это потому, что он умирает. – Я представил себе, что я – это он. Понимаете? Я думал о нем постоянно и теперь точно знаю, где он и что делает. И вот тогда я понял, чего он ждет: что я приду сзади, через двор, где деревья и темно, но уж никак не со стороны улицы, потому что там все освещено огнем пожара. Понимаете, Траутмэн? Ваша школа обучила его партизанским боям в гористой местности, и он инстинктивно повернул к деревьям и кустарнику. Но я, после того, что он сделал со мной в холмах, поклялся, что никогда не буду воевать на его условиях, только на моих.
Помните, что я вам говорил? Это м о и город. И я это сделал – перехитрил его, Траутмэн. Он получил мою пулю в грудь.
Траутмэн по-прежнему молчал. Он очень долго смотрел, потом показал на рану Тисла.
– Это? Вы об этом? Но я же говорил. Ваша школа хорошо его обучила. Боже мой, какая у него реакция.
Взрыв встряхнул, казалось, весь город, небо осветилось.
– Цистерны взорвались, – злобно пробормотал полицейский.
Вернулся Керн.
– Его там нет.
– Знаю. Я хотел об этом вам сказать.
– Мои люди ищут его. Он оставил след – кровь.
Послышался крик со стороны дома:
– Он пошел по детской площадке!
– Не кричи так громко, ты же его предупреждаешь!
– Не беспокойтесь, – сказал Тисл. – На детской площадке его нет.
– Откуда у вас такая уверенность? Вы же здесь довольно долго пролежали. Сейчас он может быть где угодно.
– Нет. Необходимо представить себя на его месте. Нужно притвориться, что вы – это он. Он ползком пересек детскую площадку, перелез через изгородь и сейчас лежит в кустах куманики. Я сбежал от него по таким зарослям, в лесу они прямо-таки бесконечные, а сейчас он пытается сделать то же самое, но он тяжело ранен. Вы не можете себе представить, какая у него в груди боль. Там стоит какой-то сарайчик, его сделали дети, вот к нему он и ползет.
Керн, хмурясь, вопросительно посмотрел на Траутмэна, потом на стоявшего рядом полицейского.
– Что с ним было в мое отсутствие? Что вообще происходит?
Полицейский как-то странно покачал головой.
– Ему кажется, что он – тот парень.
Керн опустился на колени рядом с Тислом.
– Держитесь, скоро прибудет врач. Очень скоро. Я обещаю.
– Это неважно.
– Держитесь. Пожалуйста.
Завывая сиренами, подъехали две огромные пожарные машины, быстро выскочили пожарники, разматывая шланги.
Опять донесся крик со стороны дома:
– Он пересек площадку! Везде кровь! Там какое-то поле и кусты!
– Не кричать я сказал! – Потом Тислу: – Окей, сейчас узнаем, правы вы были или нет.
– Подождите.
– Он скроется. Я должен идти.
– Нет. Подождите. Я хочу, чтобы вы мне пообещали.
– Я уже обещал. Врач скоро прибудет.
– Нет. Другое. Вы должны мне обещать. Когда найдете его, я хочу увидеть его конец. Я имею право. Я слишком много вынес, чтобы не видеть конца.
– Иисусе. – Керн изумленно покачал головой. – Иисусе.
– Я выстрелил в него, попал и сразу перестал его ненавидеть. Мне теперь его просто очень жаль.
– Да, конечно.
– Нет, не потому, что он в меня попал, нет. Само по себе это не имеет значения. Если бы он в меня не попал, мне все равно было бы жаль. Только обещайте, что я увижу его конец. Это мой долг перед ним. Я должен быть с ним до конца.
– Иисусе.
– Обещайте мне.
– Хорошо.
– Не лгите. Я знаю, вы считаете, что я слишком тяжело ранен, чтобы можно было тащить меня на то поле.
– Я не лгу, – сказал Керн. – Мне пора идти.
Траутмэн остался с Тислом.
– Да, вы не идете, Траутмэн, – сказал Тисл. – Вы пока хотите остаться в стороне, так? А не кажется ли вам, что вы тоже должны это видеть? Быть там и наблюдать, как он поведет себя в безвыходной ситуации?
Траутмэн заговорил наконец, и голос его был очень сухим.
– Как вы себя чувствуете?
– Я ничего не чувствую. Нет, не то. Бетон очень мягкий.
– О! – По земле пробежала ударная волна нового взрыва, небо осветила еще одна вспышка. Огонь дошел до второй бензостанции.
– Еще одно очко в пользу вашего парня, – сказал Тисл. – В школе его хорошо обучили, тут никаких сомнений.
Траутмэн посмотрел на пожарных, поливавших из шлангов здания суда и полицейского участка, на рану в животе Тисла, и его глаза блеснули. Он передернул затвор ружья, вводя патрон с дробью в патронник, и пошел через лужайку к задней части дома.
– Зачем вы это сделали? – спросил Тисл, хотя он уже сам догадался. – Подождите.
Никакого ответа. Траутмэн быстро удалялся.
– Подождите, – из последних сил повысил голос Тисл. – Вам нельзя этого делать!
Но Траутмэн уже исчез.
– Черт возьми, подождите! – закричал Тисл. Он перекатился на живот, судорожно впиваясь ногтями в землю. – Я должен быть там! Это должен сделать я!
Он поднялся на четвереньки, кашляя, из живота текла на бетон кровь. К нему подбежали двое полицейских, схватили, не давая встать на ноги.
– Вы должны отдохнуть, – сказал один из них. – Успокойтесь.
– Не лезьте ко мне! Я серьезно говорю!
Он сопротивлялся, барахтался, они мягко его удерживали.
– Я имею право! Это я начал!
– Лучше отпусти его, – сказал другой. Если он будет от нас отбиваться, то причинит себе еще больше вреда.
– Посмотри, сколько на мне крови, – возразил первый. – Ну сколько ее еще может быть в нем?
Достаточно, подумал Тисл. Достаточно. Он поднялся на ноги. Это я начал, Траутмэн, думал он. Он мой. Не ваш. Парень хочет, чтобы это сделал я.
Он пошатывался, было трудно сохранить равновесие. Он знал, что если упадет, подняться уже не сможет. И одна мысль не оставляла его, парень хочет, чтобы это сделал он.
Отупевший от боли, Рэмбо полз через куманику к маленькому сарайчику. В отсвете пожара он видел, что одна стена его клонится внутрь, крыша под углом, а заглянуть в приоткрытую дверь он мог, там было черно. Он полз, но, казалось, слишком много времени уходит у него, чтобы преодолеть небольшое расстояние – тут он заметил, что лишь производит необходимые движения, но остается на месте. Тогда он приложил больше усилий и начал понемногу продвигаться к сараю. Но когда оказался у черного входа, что-то его остановило. Почему-то ему вспомнился душ, в который его загнал Тисл, и камера, где он хотел его запереть. Они были ярко освещены, это верно, но чувство отвращения было таким же. Все, от чего он бежал, смыкается вокруг него, думал Рэмбо, и неужели он настолько обессилел, что собирается вести отсюда бой?