— Понадобился пустой пузырек? Для чего?
— Ну, там мог быть остаток…
— Остаток чего?
Стоун не сомневался, что Ширли лжет. Ее выдавали нервная мимика и дрожь в голосе. Наверняка это она. Мать пыталась отравить родного сына.
«Ну, или тот, кто бросил меня в змеиную яму, — что явно не под силу Помощнице Судьи на высоченных шпильках и с „Пэлл-Мэллом“ в дрожащих пальцах».
— Не стоит верить всему, что говорит Вилли. Мальчик вечно под кайфом.
— Он кайфовал от стимулятора, а не от депрессанта. Врачи обнаружили у него в крови оксикодон. А это депрессант.
— Вилли частенько несет всякий бред. Забыл, чем закинулся.
— Или кто-то хотел создать такую видимость.
— Как вас следует понимать? — вскинулась Ширли.
— Возможно, кто-то хотел, чтобы убийство приняли за передозировку.
— Кому ж понадобилось убивать Вилли? — спросила она с издевкой. — Какой смысл? Непохоже, чтобы у него водились деньги.
— Для убийства бывают и другие мотивы.
— Например? — Она уже чуть не рычала.
— Вилли сказал, что сделал предложение Дебби Рэндольф. Вам об этом известно?
От такой новости лицо Ширли вспыхнуло. Она полезла в сумочку за сигаретами и зажигалкой.
— Нет. Вилли не считал нужным делиться с родной матерью.
— Но Дебби, я полагаю, вы знали?
— В Дивайне все знают всех, — пробормотала Ширли, закуривая.
— Кого-то в городе могла не устраивать их помолвка?
Она глубоко затянулась и выпустила клуб дыма.
— Вам-то какое дело? Вы вообще нездешний. Вы нас знать не знаете. И то, что вы помогли Вилли, вовсе не значит, что я должна отвечать на ваши идиотские вопросы.
— Я думал, вы поможете мне, поскольку кто-то пытается убить вашего сына.
— Мистер, никто не пытается убить Вилли.
— Хотя он едва не умер и категорически отрицает, что принимал ту гадость, которую обнаружили у него в организме? Вы даже не удивлены.
Она глянула на стену, у которой были сложены короба: десять в ряд, шесть рядов в высоту.
— У меня много работы.
— Отлично. Помощь нужна? Беру недорого.
— Уходите. Немедленно.
Стоун повернулся и вышел.
Как только он ушел, открылась внутренняя дверь и в комнату вплыл судья Дуайт Мосли. Без галстука, с засученными рукавами.
— Ширли, здесь кто-то был? Мне показалось, ты с кем-то разговаривала.
— Сама с собой, судья. Сама с собой. Знаете, на меня иногда находит.
— Да знаю, знаю.
Улыбнувшись, он скрылся за дверью.
Ширли нервно курила, глядя в одну точку.
Джо Нокс в одном белье лежал на тоненьком прямоугольнике поролона, выдаваемом здесь за матрац, и в сотый раз пытался распутать клубок событий.
Карр ускользнул от федералов, прикинувшись хромым деревенским дурачком, и смылся. Ему пришлось сойти с поезда, и он оказался в этой глуши. Наводя справки, Нокс выяснил, что в тот самый вечер отсюда как раз ушел автобус. Карру весьма и весьма повезло. Где он сейчас, Нокс не имел ни малейшего представления. К этому времени он может быть уже черт знает как далеко.
Нокс сел, рывком натянул брюки, надел носки и сунул ноги в мокасины. Затем умылся, пальцем почистил зубы и пригладил пятерней волосы. Если бы мог он предположить, что преследование затянется, захватил бы смену одежды и туалетные принадлежности в небольшом чемодане, с которым обычно ездил в командировки.
Нокс влез в рубашку и проверил мобильник. Никаких сообщений. Впрочем, в этих горах индикатор антенны показывал всего одно деление.
Хейес — режиссер-постановщик этой драмы, а Нокс — его верный служебный пес. Впрочем, определение «верный» сейчас уже под большим сомнением. Жуя резинку, Нокс глазел в окно мотеля «У Скипа». Регистрируясь вчера вечером, он, как ни странно, столкнулся с самим Скипом — немногословным старцем, который так стремительно схватил наличные со стойки, что скорости рук позавидовал бы боксер полусреднего веса. Старый Скип определенно не верил в преимущества пластиковых карт.
У Хейеса огромный зуб на Карра по причинам, о которых он и не думал ставить Нокса в известность. Тем не менее они понемногу прояснялись. Если генерал добьется своего, то когда он настигнет Карра, тому не станут зачитывать права, не дадут позвонить адвокату и не предоставят возможности высказаться на суде. Все-таки почему ему зарубили Почетную медаль конгресса? Такой был бы плюс для карьеры Маклина Хейеса — иметь среди подчиненных героя. Карр, несомненно, чем-то взбесил своего командира. Судя по архивным документам, в нижнем командном звене не было никаких сомнений в том, что сержант приколет на грудь высшую боевую награду страны. Все остановилось на Хейесе. Чем же Карр заслужил ненависть, которая не утихла за три десятка лет?
Сейчас стоящая перед Ноксом дилемма стала совершенно очевидной. В нем боролись два разных человека. Если он успешно завершит работу и разыщет Карра, то, по существу, отдаст его в руки палача. Одна половина Нокса шептала, что не нужно никаких заморочек, никаких войн за справедливость. Сдавай его, кончай со службой и начинай получать пенсию. А летом Рим, дети, прогулки на яхте по Средиземному морю, вино, деликатесы…
Второй Нокс обрушился сверху, как четырехсотфунтовый монстр рестлинга, оттолкнувшийся от канатов ринга. Если Карр убил этих людей, он будет признан виновным и ему определят наказание. Но если отдать его на растерзание мнящему себя императором карьерному проходимцу Хейесу, это будет конец всему. С таким же успехом можно вызывать дух Иосифа Сталина — старые добрые Соединенные Штаты все вышли.
Лет двадцать назад ответ был бы для него очевиден. Однако сейчас… Как ни смешно, Нокс искренне верил, что великие принципы, создавшие Америку, сегодня даже крепче, чем когда он начинал этот вид деятельности. Неопытный сопливый мальчишка, только-только из солдат, воевавших во Вьетнаме, страстно желал добиться надежной репутации в разведсообществе. Он делал все возможное и невозможное, чтобы достичь поставленной цели, порой выходя за рамки дозволенного. Вспоминая те события, Нокс понимал, что поводов для гордости нет. Оставалось утешать себя тем, что его работа сохранила многие жизни и что в конце концов он изменился в лучшую сторону. Многие, он знал, так и не совершили этот последний шаг. Как, например, Хейес.
Нокс надел куртку, проверил, на месте ли бумажник, взял ключи от выданного напрокат внедорожника. По правде говоря, он чувствовал воодушевление: круг поисков Карра сужался тем сильнее, чем больше он узнавал об этом человеке и чем увереннее приближался к разгадке возможных причин жуткого желания Хейеса расправиться с героем войны.
Нокс спустился к машине. Берясь за это дело, он искренне хотел выполнить поручение. Теперь один из его внутренних двойников тешил себя надеждой, что найти Джона Карра не удастся. И не потому, что тогда предстоит схватка с лучшим правительственным киллером, которая, очевидно, для Нокса добром не кончится. Существовала еще справедливость, понятие, о котором Нокс никогда не забывал, даже если его босс не имел о ней ни малейшего понятия.
— Вон, едет, — сказала Аннабель.
Из стоящего за углом фургона они с Калебом следили за отъезжающим Ноксом.
— Наши действия?
— Следуем за ним. — Она показала приборчик. — Я поставила на его пикап новый радиомаячок.
Калеб включил передачу.
— Ну ты и подготовилась!
— Погоди, вот Рубен привезет…
Нокс сначала прочесал весь город, а потом остановился у закусочной и зашел внутрь.
— Сейчас что-то будет, — усмехнулась Аннабель.
Нокс сел за стойку. Через два стула от него Герки, расправившись с третьей порцией, поднял глаза, нахмурился и пересел поближе к Ноксу.
Принимать заказ вышла та же официантка.
— Опять вы к нам?
— Вдруг ночь освежила вашу память, — учтиво произнес Нокс.
— Конечно, освежила! Желание заявить, чтобы вы убирались отсюда подальше.
Нокс сдержал естественный гнев и попытался сгладить ситуацию.
— Пожалуйста, окажите человеку Дяди Сэма чуть больше уважения.
Герки слегка сдвинулся в его сторону и стукнул Нокса по плечу. Тот с удивлением глянул на здоровяка.
— Какие-то проблемы?
— Никаких проблем, — ответил Герки, грозный вид которого свидетельствовал об обратном.
Официантка кинулась звонить.
— Дети есть? — начал Герки.
Нокс удивился, но ответил:
— Есть, двое. И что?
— Почему вы о них не заботитесь? — спросил Герки, поглощая печенье.
— О чем вы? Мои дети выросли и живут самостоятельно. Это им уже пора обо мне заботиться.
— Козел, — сказал Герки с набитым ртом.
— Что?
— Вы бросили жену и детей без средств. Козел.
— Герки! — вмешалась вернувшаяся официантка. — Замолчи!
