Джон Таннер сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и посмотрел на агента.
— Вы считаете, что обо всем мне рассказали?
— Я многое еще вам расскажу. Несколько позже.
— Меня это не устраивает!
Коль спокойно ответил на вопросительный взгляд Таннера.
— А какой у вас есть выбор?
— Позову сюда полисмена и начну орать.
— Ну и что? Я предлагаю вам просто успокоиться на несколько часов.
Сколько это может еще длиться? Таннер решил задать ему последний вопрос. Неважно, какой он получит ответ. Его план уже обрел четкие очертания. Но Коль не должен знать о нем.
— Так что мне остается делать?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— Вы, ребята, всегда так говорите, когда начинают грохотать пушки.
— Пушек больше нет. С ними покончено.
— Понимаю. Все кончено… Хорошо. Я… ничего… не делаю. Могу ли я теперь вернуться к своей жене?
— Конечно.
— Кстати, телефон в порядке?
— Да, в полном.
Журналист повернулся, потирая ноющую руку, и медленно спустился в холл.
Никому больше он не доверит это дело.
Он уничтожит «Омегу» своими руками.
11
Эллис сидела на краю кровати, слушая рассказ мужа. Были мгновения, когда она начинала сомневаться: в здравом ли она уме? Она понимала, что такой человек, как ее муж, которому все эти дни приходилось жить на пределе напряжения, может сломаться. Она могла понять, какие мотивы движут поступками людей, которые ей хорошо знакомы. Даже поведение этих маньяков, что напали на их дом, было по-своему логичным. Но то, что сейчас ей рассказывал Джон, было за пределами ее понимания.
— Почему ты согласился? — спросила она.
— Это звучит дико, но я был загнан в угол. У меня не было выбора. Мне пришлось согласиться.
— Ты сам пошел на это? — сказала Эллис.
— Не совсем. Как только я согласился, чтобы Фассет назвал имена, мне пришлось подписать документ, в котором напоминалось о моей ответственности по закону о национальной безопасности. Как только мне стало известно, кто они такие, мне уже некуда было деться. Фассет все это понимал. Продолжать с ними нормальные отношения стало просто невозможным. Но если бы я нарушил слово, меня могли бы привлечь к суду.
— Ужасно, — тихо сказала Эллис.
— Гнусно — вот так будет точнее.
Он рассказал ей о разговорах с Джинни и Лейлой около бассейна. И как Дик Тремьян последовал за ним в гараж. И наконец о том, как Берни стал о чем-то говорить с ним, и в этот момент крик Джаннет поднял на ноги весь дом.
— Он так и не сказал тебе, о чем шла речь?
— Он сказал, что хотел бы предложить мне деньги для банковских операций. Я же обвинил их обоих в том, что они участвуют в «Омеге»… А затем он спас мне жизнь.
— Нет. Минутку. — Эллис выпрямилась. — Когда ты выбежал поправить тент и мы смотрели, как ты бежишь под дождем… А потом раздались выстрелы, и мы все пришли в ужас… Я попыталась выскочить к тебе, но Берни и Лейла остановили меня. Я плакала и пыталась вырваться. Лейла — а не Берни — прижала меня к стене. Внезапно она посмотрела на Берни и сказала: «Ты можешь двигаться, Берни! Действует, Берни!..» Я не поняла тогда, но она прямо приказала ему.
— Жены не посылают своих мужей под дула автоматов.
— Это меня и удивило. Я подумала, хватило бы у меня решимости послать тебя… ради Берни.
И тут Таннер рассказал жене о брошке и о стене, на которой не осталось следов от пуль.
— Но они же были в подвале, дорогой. Они были не снаружи. И не они стреляли в нас! — Эллис остановилась. Воспоминания о пережитом ужасе были непосильны для нее. Она не могла заставить себя продолжать. Вместо этого она рассказала об истерике Джоя, которую тот устроил в гостиной, и о том, что Бетти Кардоне видела их через окно.
— Вот, значит, что с нами происходило, — сказал он, когда она закончила рассказ. — И я не разобрался пока, что это было.
— Но тот человек внизу сказал тебе, что все кончено. Он же сказал тебе эти слова.
— Он мне многое сказал… Но кто же из них? Или все трое?
— Кто? — спросила она.
— «Омега». Речь может идти о парах. Они должны действовать по парам… Но Тремьянов и Кардоне одурманили в машине. Их бросили на Ласситер-роуд… Однако было ли это?
Засунув руки в карманы, Таннер стал мерить шагами комнату. Подойдя к окну, он перегнулся через подоконник, глядя на лужайку внизу.
— Там куча полицейских. Им смертельно скучно. Ручаюсь, что подвала они не видели. Интересно…
Стекло разлетелось вдребезги. Таннер покачнулся, и кровь хлынула ему на рубашку. Вскрикнув, Эллис кинулась к мужу, который медленно опускался на пол.
Снаружи раздался грохот автоматной очереди, но ни одна пуля не попала в окно. Они врезались в стены.
Патрульный в холле вломился в двери и бросился к упавшему Таннеру. Через три секунды в комнату ворвался охранник, стоявший внизу с обнаженным пистолетом. Снизу были слышны голоса. Задыхаясь, вбежала Лейла и кинулась к Эллис и лежащему на полу ее мужу.
— Берни! Сюда, Берни!
Но Остерман не появлялся.
— Положите его на кровать! — рявкнул полисмен, который спустился сверху. — Разрешите, мэм! Разрешите, мы переложим его на кровать!
Остерман еще с лестницы услышал крики.
— Что там, черт возьми, случилось? — Он вошел в комнату. — О Господи!
Когда к Таннеру вернулось сознание, он приподнялся, чтобы осмотреться. Рядом с врачом стоял Маккалиф; Эллис сидела на краю постели. Берни и Лейла стояли у него в ногах, стараясь ободряюще улыбаться ему.
— С вами все будет в порядке. Очень удачно, — сказал врач. — Рана болезненная, но ничего серьезного. Проникающее ранение плеча, вот и все.
— В меня стреляли?
— В вас стреляли, — согласился Маккалиф.
— Кто?
— Этого мы не знаем. — Маккалиф старался скрыть свою ярость, но у него это не получалось. Капитан, вероятно, не сомневался, что его сознательно подвергли унижению; что от него скрывают самую важную информацию. — Но вот что я вам скажу — я собираюсь допрашивать каждого из вас, пусть даже на это уйдет вся ночь, но я выясню, что тут происходит! Вас тут всех водят за нос, но с собой я так поступать не позволю!
— Рана обработана и перевязана, — сказал врач, надевая пиджак. — Вы можете встать и двигаться, как только почувствуете, что у вас есть силы для этого, но только не делайте резких движений, мистер Таннер. У вас там всего лишь дыра. И вы, к счастью, потеряли очень мало крови. — Улыбнувшись, доктор торопливо покинул их. Оставаться дальше ему не имело смысла.
Как только за ним закрылась дверь, Маккалиф отдал всем короткое приказание.
— Будьте любезны подождать внизу. Я хочу остаться наедине с мистером Таннером.
— Капитан, он только что получил ранение, — твердо сказал Берни. — Вы не можете его допрашивать в таком состоянии; я этого не допущу.
— Я офицер полиции при исполнении своих обязанностей и в вашем разрешении не нуждаюсь. Вы слышали врача. Ранение у него не слишком серьезное.
— Ему уже и так досталось! — Эллис посмотрела на Маккалифа.
— Простите, миссис Таннер. Это необходимо. А теперь, будьте любезны…
— Нет, мы не будем! — Остерман оставил жену и подошел к шефу полиции. — Допрашивать надо не только его. Но и вас. Всю вашу проклятую полицию надо вытащить на ковер… Я хотел бы знать, почему не остановилась патрульная машина, капитан! Я слышал ваши объяснения, но не принимаю их!
— Если вы будете продолжать и дальше в том же духе, мистер Остерман, я вызову полицейских, и на вас наденут наручники!
— Да, их-то как раз мне и не хватало!..
— И не искушайте меня! Я уже имел дело с вашей публикой. Я работал в Нью-Йорке, слышишь ты, еврейская морда!
Остерман оцепенел.
— Что вы сказали?
— А зачем вы меня провоцируете? Вы же нарочно меня провоцируете!
— Плюнь, — сказал с постели Таннер. — Не обращай на него внимания, честное слово!
Оставшись наедине с Маккалифом, Таннер сел. Плечо у него болело, но он мог свободно двигать им.
Маккалиф подошел к краю кровати и взялся за ее спинку обеими руками, медленно произнося каждое слово:
— А теперь вы будете говорить. Вы расскажете мне все, что знаете, или я арестую вас по обвинению в утаивании информации, касающейся предумышленного убийства.
— Но ведь убить-то пытались меня!..
— Тем не менее речь идет об убийстве. Убийстве. И неважно, кого пытаются убить: вас или этого здорового еврейского подонка!
— Почему вы так обозлены? — спросил Таннер. — Не потому ли, что отвечаете за действия полиции? Да вы же должны были бы в ногах у него валяться. Я плачу налоги, чтобы содержать вас и ваших людей. А вы… Так-то вы оберегаете мой дом и мою семью.
