Маршалл понял — если в дело вмешивается «Кэпитал корпорейшн», то это не случайно. Значит, ей удалось установить свой контроль над кем-то в руководстве Всемирного клуба, и противостоять корпорации в осуществлении намеченных ею планов просто невозможно, а служить этой мафии Маршалл считал крайне опасным.
Именно поэтому еще вчера он направил в Вашингтон заявление с просьбой освободить его от занимаемой должности по состоянию здоровья. Теперь надо уладить свои дела с «Ориент бэнк», дабы корпорация, захватив банк, не смогла шантажировать его. Но как перевести средства с его анонимного счета за рубеж? Учитывая, что речь идет не об одном миллионе анн, необходимо получить специальное разрешение Национального банка, для чего потребуется рассекретить имя владельца счета. Получается какой-то замкнутый круг — и оставлять деньги в «Ориент бэнк» нельзя и перевести их за рубеж тоже невозможно. Для того чтобы найти какой-то выход, Маршалл и решил срочно встретиться с Вилли Смитом, но тот опередил американца и позвонил первым.
При встрече с Маршаллом Вилли Смит всегда невольно испытывал чувство давно прошедших юношеских лет, когда он очень переживал за свой небольшой рост. Маршалл, вероятно, тоже понимал неловкость положения и старался чуть пригнуться и подальше вытянуть руку для приветствия, а затем побыстрее сесть в кресло. Отношения между ними, как и принято между англосаксонцами, базировались на солидном деловом фундаменте: часть средств Всемирного клуба временно — до их востребования правительством стран региона — содержалась на беспроцентном счете в «Ориент бэнк». Добиться этого было очень непросто. Маршаллу, которому в свое время поправилась эта идея Смита, пришлось потратить немало усилий и средств на получение разрешения от руководства Всемирного клуба держать средства на таком счете именно в «Ориент бэнк». В знак благодарности «Ориент бэнк» перечислял на особый закрытый счет Маршалла в этом банке «технический процент» от тех средств, которые переводились клубом в «Ориент бэнк». Учитывая, что в среднем остаток средств на указанном счете составлял кругленькую сумму — в этом году она превысила 20 миллионов долларов, или почти 300 миллионов анн, счет Маршалла изрядно пополнялся. Правда, по договоренности с владельцем счета Вилли Смит каждый год снимал несколько десятков тысяч анн для оплаты «услуг» финансовых ревизоров, закрывавших глаза на подобные, в целом нелегальные операции.
— Возникли некоторые трудности с финансовой ревизией, и я хотел бы с вами посоветоваться. — Они сели в кресла напротив друг друга. — К сожалению, нашего хорошего знакомого, с помощью которого мы могли все это время избегать всяких неприятностей, на прошлой неделе арестовали. Думаю, что на нас этот арест прямо не отразится — ему невыгодно рассказывать о наших связях с ним. Но хотя бы на время придется прекратить перевод средств на ваш счет. А лучше будет, если мы его временно ликвидируем.
Смит понимал, что сейчас надо как можно больше сгустить краски, чтобы Маршалл не колебался, а действовал в нужном ему направлении. Он также знал, что у американца неминуемо возникнут большие трудности с переводом за рубеж накопившихся у него на счете немалых средств, а это было Смиту как раз на руку.
— У меня есть к вам выгодное деловое предложение, — продолжил банкир, обращаясь к Маршаллу. — Вы, конечно, заинтересованы, чтобы деньги с вашего счета были помещены в надежное прибыльное дело, и поэтому считаю целесообразным, учитывая все нюансы нынешней ситуации, предложить вам вложить хотя бы часть средств в акции «Биохим (Азия)». Как только начнется производство «сомы», их курс, как ракета, устремится ввысь, и вы получите за короткое время целое состояние. Я уже вложил в это дело кучу денег и думаю, что не прогадаю.
Смит, как опытный финансист, знал, что, если Маршалл инвестирует даже половину средств со своего счета в «Ориент бэнк» в акции «Биохим (Азия)», падение их курса приостановится, а именно это нужно сейчас, перед тем как завод в Асике начнет отгружать продукцию, чтобы не дать правительству оснований оправдать возможность национализации этого предприятия.
— Что ж, думаю, ваше предложение не лишено привлекательности и в создавшихся условиях может действительно явиться единственным разумным выходом. Но давайте еще раз поговорим с Мюллером, узнаем, как идут дела на самом заводе. Ведь газеты пишут всякую ерунду о беспорядках там, даже о планах возможной национализации завода — надо подстраховаться.
Маршалл был доволен, что Смит сам предложил ему избавиться от денег на спецсчете в «Ориент бэнк», хотя, очевидно, по своим соображениям.
— Я тоже об этом думал, хотел еще вчера с ним встретиться, но он, кажется, был в своем далеко не лучшем состоянии и даже не мог подойти к телефону. Надеюсь, сейчас он уже принял спасительную дозу и может с нами нормально разговаривать. — Смит встал с кресла, подошел к столу, нажал кнопку селекторной связи. — Срочно свяжите меня с господином Мюллером.
В кабинете воцарилась тишина, которую через минуту-две нарушил мелодичный звук сигнала селектора:
— Сэр, господин Мюллер у телефона.
Смит схватил трубку стоявшего рядом телефона.
— Привет, Ганс. Рад слышать твой голос. Надеюсь, ты в курсе всех происходящих на заводе в Асике событий? Вот и хорошо. Знаешь, мы с Маршаллом хотели бы нанести тебе дружеский визит. Да, сегодня, и как можно раньше. Хорошо, через полчаса будем. — Смит вопросительно посмотрел на Маршалла, тот кивнул несколько раз головой в знак согласия. — Может быть, даже раньше — мы сейчас выезжаем из моего офиса. До встречи.
Банкир положил телефонную трубку, снова подошел к Маршаллу, сел в кресло.
— Думаю, наше сообщение подействует на Мюллера лучше порции двойного виски. Только, конечно, мы не будем раскрывать ему наших маленьких секретов, не так ли?
Маршалл чуть улыбнулся и кивнул в знак согласия.
— Безусловно. Пусть думает, что эти инвестиции — наша дружеская помощь ему в трудную минуту.
Они встали, спустились вниз на улицу, сели в «мерседес» Смита и минут через двадцать, пробравшись сквозь пробку в центре столицы, подъехали к резиденции Мюллера.
Всю дорогу они не проронили ни слова, даже когда пикеты демонстрантов с плакатами против принятия условий займа Всемирного клуба остановили и минут десять не давали проехать их автомашине. Они лишь обменялись многозначительными взглядами, означавшими, что то дело, по которому они сейчас едут к немцу, требует незамедлительного решения.
У виллы Мюллера стоял полицейский пост, а чуть в стороне от него, прямо напротив ворот, была разбита палатка, вся обвешанная лозунгами, которые свидетельствовали, что эхо волнений на заводе в Асике уже докатилось до столицы. Полицейский, завидев приближающийся «мерседес», отодвинул в сторону заградительный барьер и пропустил машину к воротам, которые уже бросились открывать сразу двое слуг.
— Мюллер-сааб вас ждет, — согнувшись в почтительном поклоне, произнес один из слуг, когда машина въехала во двор и из нее вышли Смит и Маршалл.
Мюллеру была не совсем понятна необходимость такой вот экстренной встречи. Проблемы, которые, как он догадывался, могли беспокоить его друзей, были так далеко от того, что сейчас занимало его мысли. Нет, он не думал о том, что творится на заводе в Асике и какие меры надо принять, чтобы акции «Биохим (Азия)», продававшиеся уже ниже номинала, стали вновь пользоваться высокой репутацией на бирже. Все это было где-то там, далеко, в какой-то другой жизни. Голова еще раскалывалась от той солидной дозы виски, что была выпита вчера, но тем не менее он все более осознавал слова, сказанные ему доктором.
Мюллер уже давно чувствовал какое-то общее физическое недомогание, иногда наступали моменты такой слабости, что он с трудом доходил до кресла или дивана. Местные врачи ничего особенного у него не находили. В последние же недели по ночам его стали мучить какие-то боли в груди. Пришлось начать делать успокоительные уколы, но сейчас и они мало чем помогали. Его домашний доктор посоветовал воспользоваться тем, что на международном медицинском конгрессе, проходившем в столице в начале месяца, присутствовали два швейцарских профессора, у которых он когда-то учился, и организовал Мюллеру своеобразный консилиум. Мюллер согласился вновь пройти тщательное обследование, но с непременным условием, что ему будут сообщены полностью все результаты и диагноз профессоров.
Врачи выполнили данное ему обещание, хотя старались максимально использовать не говорящие обычно ничего пациенту латинские фразы. Но Мюллер тем не менее все понял — жить ему осталось максимум год-полтора, и то при условии, если он немедленно ляжет в госпиталь, где врачи сделают так, что он не будет до конца своих дней чувствовать боли. В противном случае эта боль будет с каждым днем нарастать, и единственное, что может ее лишь немного смягчить, — это морфий или другие наркотики. Мюллер категорически отказался ехать в Швейцарию, превращаться, по его словам, в «комнатное растение в горшочке». А что касается наркотиков, то достать их в любом количестве было для него не проблема, так как последние полтора года, выполняя задание своего старшего брата — президента «Биохима», он был связан с международной торговлей этим зельем, которое под видом сырья для изготовления лекарств переправлялось в Западную Европу на склады специально созданной для этого дочерней расфасовочной фирмы. Именно по этим каналам были установлены тесные связи «Биохима» с «Кэпитал корпорейшн». Но сам Мюллер никогда не дотрагивался до этого «зелья ада» и брезгливо относился к наркотикам. Вот и сейчас для него было гораздо приятнее оглушить себя бутылкой-другой шотландского виски, чем получить укол морфия или нюхать кокаин. В случае же если жить будет совсем тяжко, под рукой всегда есть револьвер.
