Счётчик Гейгера не молчал, и при каждом щелчке, вызванном пролётом случайной частички через трубку с ионизированным газом, что-то судорожно сжималось у лейтенанта в желудке. Свиядов постоянно поглядывал на показания счётчика. До сих пор уровень радиации оставался в допустимых пределах, излучение почти не регистрировалось. Кожух реактора был четырехслойным, а каждый слой из особопрочной нержавеющей стали имел в толщину несколько сантиметров. Пространства между этими стальными слоями были заполнены поочерёдно смесью бария с водой, свинцом и, наконец, полиэтиленом. Все это предназначалось для того, чтобы не допустить утечки нейтронов и гамма-частиц. Сочетание стали, бария, свинца и пластика успешно удерживало опасные элементы атомного распада, позволяя выделяться лишь небольшому количеству тепла. Цифры на счётчике Гейгера — к великому облегчению лейтенанта Свиядова — были заметно ниже, чем на солнечном пляже в Сочи. Выше всего показания оказались рядом с лампочкой накаливания, так что молодой офицер удовлетворённо улыбнулся.
— Все показания в норме, — доложил он.
— Повторите проверку ещё раз, — приказал Мелехин, — с самого начала.
Через двадцать минут Свиядов, весь взмокший от жары под потолком отсека, доложил об аналогичных результатах повторного осмотра, затем неуклюже спустился вниз, с трудом передвигая затёкшие руки и ноги.
— Можете курить, — разрешил Рамиус. — Вы хорошо поработали, товарищ лейтенант.
— Спасибо, товарищ командир. Там чертовски жарко от ламп и труб, охлаждающих реактор. — Лейтенант передал Мелехину счётчик Гейгера. На нижней шкале, регистрирующей суммарную дозу, цифра была заметно ниже допустимой.
— Не исключено, что к нам попали заражённые дозиметры, — недовольно проворчал старший механик. — И это не в первый раз. Какой-нибудь шутник на заводе или на складе — занятие для наших друзей из ГРУ. Вредители! За такую шутку можно схлопотать и пулю в затылок.
— Пожалуй, — усмехнулся Рамиус. — Помните случай на «Ленине»? — Командир имел в виду атомный ледокол, который два года простоял у причала — его не выпускали в море из-за повышенной радиации в реакторном отсеке. — А там все дело было в том, что какой-то чокнутый механик посоветовал коку прожарить заскорузлые от нагара сковородки на пару из реактора. Так вот, этот идиот спустился к парогенератору, открыл контрольный клапан и сунул под пар свои сковородки!
— Как же, конечно помню! — Мелехин закатил в ужасе глаза. — Я служил тогда в инженерном управлении штаба флота. Командир ледокола попросил, чтобы ему прислали кока-казаха…
— Да, командиру нравился плов с кониной, — заметил Рамиус.
— … вот и прислали кока, который не имел ни малейшего представления о корабле. И сам погиб, и ещё троих матросов загубил, и весь долбаный реакторный отсек заразил на двенадцать месяцев! Командир ледокола только в прошлом году вышел из лагеря строгого режима.
— Зато сковородки свои кок наверняка вычистил, — усмехнулся Рамиус.
— Это уж точно, Марк Александрович, — лет через пятьдесят ими даже можно будет пользоваться! — хрипло захохотал Мелехин.
Не та шутка при молодом офицере, подумал Петров. Нет ничего смешного, абсолютно ничего, в повышенной радиации. Впрочем, Мелехин славился своим черным юмором, и врач пришёл к выводу, что после двадцати лет работы с реакторами старший механик и командир научились равнодушно относиться к потенциальной опасности. К тому же в рассказе было и разумное предостережение: никогда не пускайте в реакторный отсек тех, кто не имеют к нему отношения.
— Очень хорошо, — произнёс Мелехин, — а теперь проверим трубы в генераторном отсеке. Пошли, Свиядов, нам все ещё нужны ваши молодые ноги.
В следующем отсеке, расположенном ближе к корме, размещались теплообменник и парогенератор, турбогенераторы переменного тока и вспомогательное оборудование. Главные турбины находились в соседнем отсеке, который сейчас бездействовал, потому что гусеница работала на электроприводе. В любом случае пар, приводивший их во вращение, был чистым, поскольку радиоактивность допускалась лишь во внутреннем контуре. Хладагент, несущий в себе непродолжительную, но опасную радиоактивность, никогда не превращался в пар. Пар образовывался во внешнем цикле из незараженной воды. Две системы водоснабжения встречались, но никогда не смешивались внутри теплообменника, который являлся наиболее вероятным местом утечки хладагента из-за многочисленных стыков и клапанов.
Для проверки этой более сложной системы с множеством труб потребовалось пятьдесят минут. Эти трубы не были так хорошо изолированы, как в предыдущем отсеке. Свиядов дважды едва не обжёгся, и, когда закончил первую проверку, его лицо было мокрым от пота.
— Показания и здесь в норме, — доложил он.
— Отлично, — кивнул Мелехин. — Спуститесь вниз, отдохните и затем повторите проверку.
Свиядов едва удержался от того, чтобы поблагодарить своего начальника за проявленную заботу, но это было бы ошибкой. Для молодого преданного офицера и комсомольца никакой труд не в тягость. Он осторожно спустился на палубу, и Мелехин дал ему ещё одну сигарету. Старший механик поседел на службе и требовал от своих людей максимальной бдительности, хотя и заботился об их благополучии.
— Спасибо, товарищ стармех, — поблагодарил его Свиядов. Петров подставил складной стул.
— Садитесь, товарищ лейтенант, отдохните немного.
Лейтенант Свиядов опустился на подставленный стул и вытянул ноги, чтобы восстановить кровообращение. Офицеры в училище подводного плавания имени Ленинского комсомола говорили, что ему повезло с этим назначением. Рамиус и Мелехин были лучшими офицерами на флоте, способными, как никто другой, и научить молодых лейтенантов профессиональным навыкам, и позаботиться о них.
— Эти трубы действительно нуждаются в более качественной изоляции, — заметил Рамиус.
Мелехин отрицательно покачал головой.
— Тогда их проверка станет слишком сложной, — возразил он и передал командиру счётчик Гейгера.
— Никакой опасности, — заметил Рамиус, считав суммарные данные с нижней шкалы счётчика. — Можно больше облучиться, поработав на огороде.
— Совершенно верно, — согласился Мелехин. — Шахтёры и то получают большую дозу от радона, скапливающегося в шахтах. А у нас дело, скорее всего, в дефектных дозиметрах, у меня нет другого объяснения. Разве нельзя проверить всю партию?
— Можно, конечно, — ответил Петров, — но в этом случае из-за продолжительности нашего плавания придётся несколько дней не пользоваться значками-дозиметрами. Боюсь, это противоречит существующим правилам.
— Вы совершенно правы, товарищ доктор, — согласился Рамиус. — С другой стороны, нагрудные значки всего лишь подстраховывают вот эти более надёжные приборы. — Он показал на датчики в отсеке.
— Вы действительно хотите ещё раз проверить надёжность труб? — спросил Мелехин.
— Думаю, это необходимо, — ответил Рамиус. Свиядов выругался про себя, уставясь в палубу.
— Когда речь идёт о безопасности личного состава, лишних мер предосторожности не бывает, — назидательно произнёс Петров. — Ничего не поделаешь, товарищ лейтенант.
До начала проверки корабельный врач испытывал глубокое чувство беспокойства, а теперь его страхи исчезли.
Час спустя вторая проверка генераторного отсека была завершена. Петров отвёл Свиядова в медпункт, где дал ему соляные таблетки и напоил чаем, чтобы ликвидировать последствия обезвоживания организма. Старшие офицеры разошлись, и Мелехин приказал снова включить реактор.
Матросы вернулись в машинное отделение и заняли свои места, с беспокойством поглядывая друг на друга. Случайно ли офицеры только что провели проверку «горячих» отсеков на радиацию? Матрос, исполнявший обязанности санитара, казался бледнее обычного и не отвечал на вопросы. Многие механики тревожно ощупывали свои нагрудные значки-дозиметры и поглядывали на часы, с нетерпением ожидая конца вахты.
День восьмой
Пятница, 10 декабря
Авианосец Королевского флота «Инвинсибл»
Райан проснулся в темноте. Шторки на двух маленьких иллюминаторах были задёрнуты. Он несколько раз тряхнул головой, стараясь отогнать сон, и огляделся по сторонам, оценивая, что происходит вокруг. «Инвинсибл» раскачивался на волнах — хотя и меньше прежнего. Райан встал, подошёл к иллюминатору, отодвинул шторку и увидел за кормой багряный свет заката под низко клубящимися облаками. Он посмотрел на часы и после несложных подсчётов заключил, что по местному времени сейчас шесть часов вечера. Следовательно, ему удалось проспать почти шесть часов. Райан чувствовал лёгкую головную боль, явно от бренди — лишний аргумент против теории, что после хорошего спиртного голова болеть не будет. Мышцы тоже одеревенели, и он сделал несколько приседаний, чтобы размяться.
