– Потому что их следует продать. – Тоблер начал укладывать в сейф драгоценности и золотые слитки из третьего чемодана. – И думаю, следует это сделать безотлагательно. Если мы вернем их номинальную стоимость, будем считать, что нам повезло.
– Но эти бумаги доставили сюда не для продажи, а на хранение. – Аладар просмотрел оставшиеся сертификаты. – Тут бумаг приблизительно на миллион долларов, это основная часть состояния Блауэров.
– Поэтому их и следует продать. – Тоблер выпрямился и отряхнул руки. – Вы должны понимать: если придет война, бумаги ничего не будут стоить.
– Как так? – Аладар пальцем указал на венгерскую государственную печать на первой пачке облигаций. – Тут сказано, что они обеспечены золотом. Правда, в Соединенных Штатах.
– Именно. В случае войны Венгрия почти наверняка будет на стороне немцев, а это значит, что, если Соединенные Штаты решат-таки выступить против нацистов, золото, обеспечивающее эти облигации, экспроприируют как вражескую собственность. – Он направил палец на Аладара. – А вы, венгерский гражданин, – враг американского государства. Ваше имущество в Соединенных Штатах будет конфисковано целиком.
– Но я же еврей!
– Это не имеет значения. Вы все-таки гражданин Венгрии. Аладар, сбитый с толку, огляделся вокруг.
– По-вашему, я буду персоной нон фата для обеих сторон?
– Боюсь, что так. – Тоблер вытер руки носовым платком. – Но если бы имущество было записано на мое имя, проблем не возникло бы, поскольку Швейцария сохраняет нейтралитет. – Он сложил пустые чемоданы на тележку и подтолкнул ее к двери. – Однако все зависит от вас.
– Понимаю. – Аладар взял из сейфа один золотой слиток. Прочитал, что на нем было написано: «Государственный золотой запас. Один килограмм чистого золота пробы 999,9», подпись пробирщика. Внизу восьмизначный серийный номер. Последние четыре цифры, как он заметил, были 2499 – точная высота пика Ризи, одной из его любимых гор в Татрах.
Он осторожно положил слиток на полку и повернулся к Тоблеру.
– А если я открою один из этих опекунских счетов, что с ним произойдет, если… если что-то случится со мной?
– Вы имеете в виду, если вы умрете? – Тоблер вытер платком лоб. – С некоторыми клиентами мы составили документ относительно опекунского счета. В нем мы предусмотрели все возможные случаи. Главное состоит в том, что мои наследники должны будут посредством опеки сохранить это имущество для вас или вашей семьи, равно как и я сам, если буду жив. – Он положил носовой платок обратно в карман. – Потом этот документ будет храниться в моем личном тайнике вместе с завещанием и другими личными документами.
– И остальные ваши клиенты удовлетворены этим?
Тоблер утвердительно кивнул.
– Они понимают, что суть всего этого «ритуала» – сохранить документы, касающиеся опекунских счетов, упрятав их подальше от банка. Честно говоря, как можно дальше. Таким образом, если нацисты когда-либо и захватят Швейцарию, единственное, что они найдут в банке, – счет на мое имя. Больше ничего.
– А если что-то случится и со мной, и с Каталиной? – спросил Аладар.
– Счет всегда будет принадлежать вам и вашим наследникам, несмотря ни на что. Согласно швейцарскому закону – думаю, и венгерскому тоже – имущество тогда будет разделено между вашими детьми.
– Значит ли это, что мне необходимо рассказать им о счете?
– А это как вы сами решите, господин Коган.
– Конечно, Иштван должен знать, – пробормотал Аладар. – Но Магде говорить нельзя. Пока нельзя. Она еще маленькая. Если ее допросят нацисты…
– Вы должны решить, как лучше поступить.
Тоблер потянулся к сейфу и стал укладывать золотые слитки аккуратными рядами.
– Если вы надумаете открыть опекунский счет, мне придется подняться наверх и заполнить учетную карточку открытия счета. И все. Поскольку счет будет оформлен на мое имя, все, что мне следует сделать, – подписать карточку, и мне присвоят номер счета. И никаких вопросов.
Он повернулся к Аладару.
– Потом вы можете перевести все свои деньги на этот новый счет. Советую вам воспользоваться при этом анонимным посредническим счетом в другом банке, чтобы непосредственно на опекунский счет не переводить ни гроша. В таком случае никто не сможет проследить, куда подевались деньги с ваших старых счетов.
– Типично швейцарская деловая хватка.
Тоблер вновь повернулся к сейфу и продолжил складывать слитки.
– Вам следует оставить по крайней мере один небольшой открытый счет на свое собственное имя. Положите на него немного наличности и ценных бумаг – чтобы он оставался активным. Таким образом, если кто и станет искать ваши деньги, что-то он все-таки найдет. Выглядело бы странным, если бы у вашей семьи не оказалось счета в швейцарском банке.
– Вы все просчитали наперед, обо всем позаботились, не правда ли?
– Кстати, ничто не должно связывать этот небольшой счет с опекунским. Вы можете выдать на него доверенность членам своей семьи, чтобы они могли в любое время иметь доступ к мнимому счету (как практикуется с обычными счетами в швейцарских банках).
– А если моя семья захочет получить доступ к опекунскому счету?
Тоблер обнял Аладара за плечи.
– Единственное, что им нужно сделать, – обратиться ко мне. – Он пошел к выходу. – Я позову охранника. К тому времени, когда я вернусь, вам следует решить, какой именно счет вы хотите открыть. Нам необходим номер счета, чтобы арендовать сейф. Каждый сейф для депозитов должен соответствовать определенному счету.
– А если война все-таки начнется? – уточнил Аладар. – И мы не сможем покинуть Венгрию?
– В таком случае… – Тоблер вернулся к Аладару. – Вам ничего не надо предпринимать. Я буду здесь. Я буду отвечать за счет. И позабочусь обо всем.
– Но если мы не сможем покинуть Венгрию, кто вам заплатит?
Тоблер улыбнулся.
– Не беспокойтесь. С вашего разрешения, я буду вычитать свои обычные ежегодные полпроцента от суммы счета. – Он посмотрел Аладару прямо в глаза. – Но большинство моих клиентов, открывших опекунские счета, предпочли более простой выход: они решили выплатить мне гонорар единоразово – пять процентов от находящейся на счету суммы, – но лишь когда деньги вновь окажутся в их руках. После того как все это закончится.
– А если война продлится больше десяти лет?
– Тогда я перестану получать гонорар. – Тоблер выдавил улыбку. – Но сомневаюсь, чтобы любая война продлилась дольше. Уверен, Англия, Франция и Россия все-таки дадут отпор Гитлеру. А если к ним присоединится и Америка… – Он крепко пожал руку Аладару. – Не беспокойтесь. Пока я жив – более того, даже когда я умру, – ваш счет всегда будет тут. Будет ждать вас.
Тоблер покинул тайник. За ним и Аладар перешагнул через чемоданы. Он чувствовал себя уставшим, сбитым с толку и одиноким. Как можно передать все свое состояние – все состояние своего тестя – чужому человеку? Как можно доверять тому, кого едва знаешь? Но если он не может доверять Тоблеру, тогда кому?
Аладар снял пиджак, вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. В комнате запахло сырой шерстью. Он присел на тележку, рядом с чемоданами. «Наверное, нужно позвонить Каталине, – говорил он себе. – Но что она скажет? Поступай, как считаешь нужным, дорогой».
Однако в глубине души он знал: если что-то случится, она никогда не простит ему.
Коган опустил глаза и заметил, что в левой руке до сих пор сжимает бриллиантовое колье. Он подошел к сейфу, положил колье поверх золотых слитков, бережно прикрыв огромным центральным бриллиантом идентификационный номер слитка, который заканчивался цифрами 2499 – точной высотой пика Ризи.
Если кто-то и тронет здесь что-нибудь без его ведома, он об этом узнает.
Цюрих
27 сентября, четверг, 16:30
В темных глазах Алекс Пейтон зеленовато-синим мерцанием отсвечивала строка программного кода. На первый взгляд в ней не было ничего тревожного. Но что-то было не так. Девушка просто не могла понять, что именно.
Код казался – как бы это сказать? – слишком безупречным. Как будто его ввели сюда специально, чтобы он выглядел как можно более безобидным.
Совсем как то утро, когда Алекс пригласили проститься с матерью. Тело ее матери в гробу казалось таким мирным: голова покоилась прямо на матрасе, рот полуоткрыт. Она выглядела умиротворенной – как будто все еще спала, как будто ничего и не произошло.
– Что с тобой? Ты что, привидение увидела? – Эрик Андерсен выглянул из-за перегородки, разделявшей их рабочие места. Обнял Алекс за плечи. – В чем дело?
Алекс подняла палец с наманикюренным ноготком к святящемуся коду в верхней части монитора.
– Это старая программная ошибка.[9] Не понимаю, откуда она здесь.
