— Слушай, Родж, — доверительно обратился Ловец. — Ты не мог бы влезть в банковскую систему Дардари?
— Почему бы нет, полковник. Денек на это дадите?
Ариэль возвратился на свое седьмое небо: мягко сияющий экран. Чуть повозившись, он занырнул в инвестиции пакистанского магната, а также в средства их приобретения, что постепенно завело его на офшорные счета, главный из которых располагался на Большом Каймане. Защищали его сложные, навороченные брандмауэры — такие, что парнишке с синдромом Аспергера на чердаке в Вирджинии удалось через них пробраться не раньше чем часов через десять. С него он перевел миллион долларов на личный счет Дардари в Лондоне и ушел, не оставив следа, помимо подтверждения, что транзакцию легитимно совершил сам Дардари.
Из Лондонского банка трансферта ушла в лондонский же офис «Дахабшиль» (не больше чем формальность), а с ней туда ушли реквизиты бенефициара, указанные Проповедником в имэйле, перехваченном и расшифрованном Ариэлем. Сомалийская брокерская контора предупредила, что выполнение транзакции на такую сумму в долларах на территории Сомали займет примерно три дня. А также, что в Марке у нее действительно имеется филиал.
Форт-Мид с Челтнемом перехватили как входящую, так и исходящую корреспонденцию, не располагая при этом информацией, что перевод денег осуществляется не самим Дардари, а просто от его имени. Так что политика осталась прежней: подслушивать, но не вмешиваться.
— Джамма, — сказал Проповедник. — У меня к тебе задание высшей степени деликатности. Осуществить его может только сомалиец, потому что связано оно с людьми, не говорящими ни на каких других языках.
При всей своей изощренности западной технологии редко когда удавалось перехватывать личных эмиссаров. Усама бен Ладен, десять лет обитавший не по пещерам, а по вполне благоустроенным надежным домам, связывался по всему миру со своими сторонниками, ни разу при этом не прибегнув к помощи мобильника и стопроцентно избегая прослушки. А все потому, что он использовал личных посланников. Как раз последний из них, Аль-Куваяти, будучи раскрыт, и вывел в конце концов загонщиков из-за океана к его пристанищу в виде окруженного забором дома в Абботтабаде.
Поставив перед собой Джамму, Проповедник зачитал ему послание на арабском. Джамма мысленно перевел его на сомалийский и повторил несколько раз, пока не затвердил накрепко. Тогда, получив в подмогу одного телохранителя-пакистанца, он отбыл с поручением.
Отправился Джамма в том же пикапе, на котором два дня назад прибыл из Кисмайо с сообщением от лондонского кормильца. Все это время с вышины на него смотрело всевидящее око иноземного происхождения, следя, как он на подворье загружает в кузов запасные канистры с бензином.
В бункере под Тампой наблюдали, как на канистры набрасывается брезент, что, в общем-то, в порядке вещей: предосторожность в дальней дороге не помеха. В кабину уселись двое, но не было среди них ни закутанной фигуры Проповедника, ни стройного молодого человека в красной бейсболке. Пикап повернул на юг в сторону Кисмайо. Когда грузовичок скрылся из поля зрения, беспилотнику дана была команда продолжить наблюдение за подворьем. Но вот пикап остановился; ездоки, выбравшись из кабины, убрали брезентуху, а крышу выкрасили в черный цвет. Замаскированная таким образом машина сделала разворот, обогнула Марку с запада и направилась на север. На закате дня она объехала Могадишо и поехала дальше, в сторону Пунтленда с его многочисленными пиратскими гнездилищами.
По ухабистым, в щербинах рытвин, тропам, через усеянные острыми камнями участки пустыни, с дозаправкой бензином, а пару раз и с перебортовкой шин, путь в Гаракад занял два дня.
— Мистер Гарет, это я.
Из Гаракада звонил Али Абди — судя по всему, взволнованный. Гарет Эванс был и устал и взвинчен одновременно. Беспрерывная тягомотная возня с людьми, абсолютно не склонными к спешке (сомнительно даже, есть ли у них вообще ощущение времени), для европейца всегда крайне утомительна. Вот почему, наряду с прочим, переговорщики по вызволению VIP-заложников столь редки и высокооплачиваемы.
К тому же Эванса ежедневно теребил звонками Харри Андерссон, которого новости о сыне занимали куда больше, чем новости о корабле и грузе. Эванс уже пытался ему втолковать, что даже намек на спешку — не говоря уже об отчаянности тона — ухудшит решение вопросов многократно, даже в сравнении с нынешним раскладом. Шведский мультимиллионер был бизнесменом, а потому эту логику воспринимал, но лишь наполовину. Ведь он был еще и отцом, так что поток звонков не иссякал.
— Доброго вам утра, друг мой, — как мог спокойно поздоровался Эванс. — Что может нам нынче, этим погожим днем, сообщить ваш земляк и благодетель?
— Думаю, мы движемся к завершению, мистер Гарет. Остановиться можно на сумме в семь миллионов. Я делаю все, что в моих силах, — спешно добавил он.
Судя по ремарке, мистер Абди мог сейчас изъясняться без опаски даже в присутствии какого-нибудь говорящего по-английски сомалийца в услужении Аль-Африта. Можно было догадаться: переговорщик в Гаракаде этим самым подчеркивал, что честно отрабатывает вторую половину своей двухмиллионной мзды. Хотя не секрет, что на севере и на юге Средиземноморья слово «спешно» имеет разные смысловые подтексты.
— Очень хорошо, мистер Абди, — со значением произнес Эванс, — но лишь в определенной мере.
Прежний минимальный порог, приемлемый для Аль-Африта, составлял десять миллионов. Эванс тогда предложил три. Сомнения нет, что Харри Андерссон не моргнув глазом согласился бы и на десять. Но это (Эванс знал наверняка) заставило бы уши пиратов жадно навостриться: в душе-то они знали, что четыре-пять миллионов — сумма вполне приемлемая.
И если бы европейцы дали хоть какую-то слабину, цена выкупа моментально бы подскочила обратно до пятнадцати.
— Послушайте, мистер Абди. Я всю ночь пробыл на проводе со Стокгольмом, и мое начальство с крайней неохотой, но все-таки согласилось отправить четыре миллиона долларов на международный счет вашего земляка. Сделано это будет в пределах часа, но с условием, что в течение часа после этого «Мальмё» поднимает якоря. Предложение очень хорошее, мистер Абди. Думаю, мы с вами оба это понимаем. Разумеется, ваш земляк и благодетель тоже.
— Я сию же минуту доведу до него ваше предложение, мистер Гарет.
По окончании сеанса связи Эванс поразмыслил над историей успешных сделок с сомалийскими пиратами. Непосвященный, вероятно, удивится: как так — перечислять пленителям всю сумму до выхода судна? Что им помешает прикарманить деньги, а пленников при этом не выпустить?
Казалось бы. Но вот в чем странность: из ста восьмидесяти согласованных и высланных по факсу или имэйлу подписанных сторонами договоренностей сомалийцы нарушали свое слово лишь в трех случаях.
Очевидно, по всему Пунтленду пираты отдавали себе отчет, что своим ремеслом занимаются исключительно ради денег. Ни корабли, ни грузы и пленники им не нужны. А нарушать сделку за сделкой значило бы в итоге загубить весь свой промысел. И пусть слова их были лукавы, а действия — грубы, но дело есть дело, и надо ему соответствовать. Иначе выйдет себе в убыток.
Такова была обычная, но не всегдашняя практика. Из трех случаев «кидания» два принадлежали Аль-Африту. Он и его клан слыли одиозными даже среди пиратов. Сам Аль-Африт был из сакадов, отдельного землячества племени Хабар Гидир. Сакадом был и Фарах Айдид — брутальный воитель, воровавший гуманитарную помощь голодающим, что в 1993 году привело к высадке в Сомали американцев. Это он тогда сбил их «черного ястреба», а тела убитых рейнджеров велел затем протащить по улицам.
Во время своих тайных переговоров по спутниковой связи Али Абди с Гаретом Эвансом условились, что остановятся на пяти миллионах только в том случае, если старый злодей в грязевом форте даст окончательное «добро», не подозревая о том, что его переговорщик куплен. Пять миллионов были суммой, абсолютно приемлемой для обеих сторон. Подразумевалось, что дополнительное двухмиллионное подношение Али Абди по возможности подмажет процесс, разделив срок удержания судна и экипажа на десять.
Между тем на «Мальмё» под палящим солнечным зноем становилось все запашистей. Запас европейского провианта вышел, будучи или съеденным, или выброшенным за борт (с отключением из экономии топлива продукты в морозильных камерах быстро погнили). Что до сомалийских охранников, то они доставляли с берега на борт живых коз и забивали их прямо на юте.
Капитан Эклунд мог бы использовать для окатывания палуб электропомпы, но они, как и кондиционеры, тоже работали на топливе, поэтому он установил график дежурств, в ходе которого дневальные черпали воду ведрами из моря и драили палубы швабрами.
