Валерий Казаков - Тень гоблина

На их счастье в кармане у генерала зазвонил телефон. Вообще-то Иван Павлович считал ниже своего достоинства носить с собой мобильные телефоны, их с полдюжины таскала за ним охрана, однако, для одного аппарата было сделано исключение, номера, которого никто не знал, даже Стариков. Вот именно этот телефон и зажужжал сейчас в одном из генеральских карманов. Зажужжал как-то особенно противно и настойчиво.

— Все свободны, — зло бросил Плавский, недовольный тем, что пришлось прервать разнос.

Буквально через секунду в помещении никого не было. «Тараканы ошпаренные»! — с пренебрежением глядя им вслед, подумал генерал и распахнул крышку телефона.

— Прошу извинения за ночной звонок, это я, — зачастила трубка голосом Амроцкого, — здравствуйте. Я, наверное, вас разбудил?

— Да какой разбудил! Я здесь со своими советничками секстренаж провожу! Так что ваш звонок для них прозвучал как глас Спасителя. Добрый вечер, чем обязан?

— Да это я вам обязан вашей благосклонностью, — слегка польстил московский полуночник, уловив суровость в голосе Плавского. — Есть обнадеживающие новости, Иван Павлович. — Амроцкий замолчал, побуждая собеседника задать встречный вопрос. Однако трубка упрямо молчала. — Удалось переместить «головную боль», завтра выйдет указ, — многозначительно завершил Михаил Львович.

— И куда, хотелось бы полюбопытствовать? — голос генерала сразу стал почти бархатным. — Действительно на ночь подняли настроение, а то чуть было не разогнал половину своей администрации…

— Гоните, если того обстоятельства требуют. Мы толковыми людьми всегда поможем, а о том, что у вас бестолочей полно, Москва уже, если не ошибаюсь, дня три как судачит. Что же касается нашего вопроса, так к бывшему месту службы его определили…

— В помощники градоначальника, что ли?

— Нет, по первой, основной специальности. Чистить совсем уже запаршивевшее ведомство.

— Вон оно как! Это хорошо, а там, не ровен час, и голову свернуть можно, народу одичавшего сейчас всюду полно, обязательно в чьи-нибудь интересы встрянет. И кому же это такая светлая идея пришла?

— Не поверите, не мне! При встрече все подробно расскажу, я к вам на днях собираюсь, не прогоните?

— Да Бога ради, хорошим людям, да с хорошими известиями всегда рады. Прилетайте, только время заранее сообщите, а то хозяйство у меня ныне хлопотное, подготовка к зиме, северный завоз. — И уже собираясь попрощаться, Плавский как бы спохватился: — Так, говорите, шумит Москва? Может, мне на поклон к Царю напроситься?

— Шумит, шумит, а нам сейчас шум вовсе ни к чему. Лучше бы обзвонить всех министров, извиниться и сказать, что в общей папке бумаг, представленных на подпись, скрытые недруги, еще от бывшего губера оставшиеся, умышленно подсунули. А насчет поклона Царю, весьма своевременная и дельная мысль. Принять не примет, а положительный момент останется. А того, кто вам дурацкую идею с письмами подсказал, гоните, да еще громкий приказ издайте. Да что это я! Не мне же вас, боевого генерала, учить, когда надо быть грозным и беспощадным, в том числе, и к друзьям. Всё, удачи вам.

— Спасибо за совет. Жду в гости… — произнес Плавский в уже всхлипывающую короткими гудками трубку. — Вот сука! — и, выйдя в коридор, раскатисто приказал: — Ляскаль и Михайлина Михайловна за мной!

— А мы? — заискивающе подал голос Стариков.

— Скажите спасибо, что здесь женщина, а то бы я сказал, куда вам следует направиться!

Стариковские остались стоять в коридоре сиротской группой.

Не успела богатырская фигура генерала и семенящих за ним приспешников скрыться за поворотом длинного коридора первого корпуса, как снизу по лестнице на их этаж вбежал запыхавшийся Петр Затеев — молодой человек из местных, когда-то крутившийся в подручных у Дракова. Во время избирательной компании Петр сидел на черной кассе, а в последние месяцы, искушенный посулами весомой должности, которую ему обещал пробить в администрации Стариков фактически открыто перешел в лагерь москвичей.

— Алексей Викторович! Можно вас на минуточку? — не переведя дыхание, выпалил Затеев и, не обращая внимания на недовольную физиономию Старикова, схватил его за рукав и чуть ли не силой увлек в открытую дверь комнаты, которую только что покинул Плавский. — Беда, Алексей Викторович, Драков встречался с Шусем, час как разошлись. Принято решение на завтрашнем заседании заксобрания начать против вас настоящую войну…

— Против меня лично? — перекосился Стариков.

— Прежде всего, против губернатора, ну, и всех не наших! А вас, вас… — молодой человек понизил голос и запнулся, настороженно обводя комнату колючим взглядом.

— Ну, так и что там насчет меня? — с нетерпением дернул его за рукав Стариков. — Да не крути ты головой, здесь все чисто, это же моя комната! Позавчера Саня лично проверял на «жучков».

— Страшно, Алексей Викторович, — зашептал он почти в самое ухо Старикову, — вас решили убрать, если останетесь в крае…

— В каком это смысле «убрать»? — возмутился считающий себя всесильным тайный советник генерала.

— Да, тише вы, у нас воздух слышит! — отшатнулся от него Петр.

— Как?.. — почти закричал побледневший Стариков, до которого начал доходить страшный смысл услышанного.

— Как, не знаю, но команду он уже отдал…

— Да как же это так, да какое он имеет право?! Надо же что-то делать!.. Петенька, родной, надо быстрее к губернатору…

— Так поздно уже…

— Не поздно, он только что пошел к себе. Нет, вместе пойдем! Ты ему все расскажешь. Пошли, пошли, — теперь уже Стариков толкал перед собой слегка упирающегося Затеева, сначала из своей комнаты, а потом и по коридору, невнятно причитая ему в спину: — Здесь своей жизнью рискуешь, а он не в грош не ставит…

— Алексей Викторович! А нам что делать? — крикнул им кто-то вдогонку.

— Не спать, дожидаться меня! — обернувшись, приказал всесильный.

К Плавскому их долго не пропускала охрана, ссылаясь на то, что губернатор уже отдыхает. Наконец из апартаментов выскочил озабоченный Ляскаль.

— Алексей Викторович, шли бы вы отсюда от греха подальше, он продолжает буйствовать. Приказал кадровиков разбудить. Мой вам совет, не ходите вы к нему сейчас.

— Да я не один, ты ему передай, что я с Затеевым, тут такое дело! В общем, меня заказали!

— Что?!. — Ляскаль юркнул обратно и через пару минут возвратился. — Проходите! — и, обращаясь к охраннику, распорядился: — Вызовите к губернатору Забродина и заварите для всех крепкий кофе.

— Ну, и что вы уже успели высосать из пальца, чтобы поправить свое пошатнувшееся положение? — не вставая из-за стола, изрек Плавский. — Только не надо меня пытаться разжалобить своим несчастным видом и страшными сказочками.

Стариков, как самый ценный аргумент, молча вытолкнул вперёд Затеева. Пётр, сбиваясь и путаясь, повторил то, что недавно рассказал своему покровителю.

— Сейчас люди Дракова, — почти обреченным голосом продолжил он, — обходят всех депутатов и предупреждают о последствиях, которые наступят для них в случае неправильного поведения на сессии.

— Ляскаль! Начальника милиции ко мне! — стукнул своей лапой по столу Плавский.

— Не надо, — тихим, сдавленным голосом произнес Затеев и, не обращая ни на кого внимания, отодвинул от стены стул и сел посреди кабинета. Никто даже и представить себе не мог того ужаса, который в одночасье выстудил душу этого раздавленного самим собой человека. Пётр со всей отчетливостью понял тоскливую безысходность своего положения. Увидев мелочность и трусость Старикова, на которого он сделал свою ошибочную ставку, ревущего и, казалось, вовсе не замечающего людей Плавского и всех этих копошащихся вокруг чужаков, он позвоночником почувствовал обжигающий холод Есейской воды. Как расправляются с неверными, он хорошо знал — колосник к ногам — и с обрыва. За двадцать минут сумасшедшее течение и острые, как резцы, придонные камни превращали человеческое тело в измельчённый корм для рыб. — Не надо никакой милиции… Шусь хвалился, что он уговорил главного мента завтра обратиться к депутатам с заявлением и попросить от имени всех федералов защитить от клеветы и нападок губернатора.

— Кто, я — клеветник?!! — взорвался Иван Павлович. — Да я их всех в бараний рог согну!!!

Затеев разрыдался, оттолкнул бросившуюся к нему со стаканом воды Гаржинову и выскочил прочь из комнаты. Больше его никто ни живым ни мертвым не видел.

Если Государственная Дума у нас в стране — цирк с более или менее подготовленными и обкатанными клоунами, то законодательное собрание в провинции времен позднего Царя представляло собой цирк самодеятельный с весьма разношерстной труппой, состоящей сплошь из непризнанных гениев. Чуя вековую любовь народа к юродивым, во все выборные органы в начале нашей недолгой демократии первым делом ломанули деревенские дурачки, всевозможные выскочки да самоучки-всезнайки, на которых всегда была богата наша провинции. Уж кто-кто, а они, вслед за приснопамятным Маниловым, до точности знали, как нам и страну свою и весь мир обустроить.