— Входите, — коротко бросил падре Антонио, продолжая срезать большими садовыми ножницами чуть распустившиеся бутоны. Одет он был в полинялый комбинезон цвета хаки. Мун не мог отделаться от странного ощущения, что перед ним солдат, разрезающий проволочные заграждения и не имеющий со знакомым священником ничего общего, кроме голоса.
— Ну вот, сейчас я в вашем распоряжении. — Падре Антонио шагнул к Муну с букетом роз в руке и, ловко удалив ножницами шипы, протянул их Муну.
— Это мне? — Мун озадаченно посмотрел на букет.
— Друзьям я всегда дарю розы без шипов. — Падре Антонио улыбнулся. Мун, вконец растерявшись, протянул руку.
— Но эти не для вас. — И он бросил цветы на скамейку. — Эти для моего лучшего друга генерала Дэблдея. Он их галантно преподнесет Эвелин Роджерс, когда та выйдет после торжественного купания из воды.
— Немного розового цвета сейчас ему не повредит. Фоторепортеры и особенно телевизионщики будут в восторге. Но вы быстро сменили курс! Еще вчера вы советовали мне опасаться его, — иронически заметил Мун.
— Разве вам не известно, что вчера всегда отличается от сегодня? Генерал Дэблдей удержал Эвелин Роджерс от поспешного отъезда и тем самым в отличие от вас стал моим союзником. В состоянии сплошной истерии, в котором она находилась вчера, Эвелин, как вы сами слышали, о своем замужестве с Рамиро и переходе в католическую веру и слышать не хотела.
— А сегодня? По-моему, она приняла вас не очень милостиво.
— Если она осталась, значит, ничто еще не потеряно. Все зависит от вас.
— От меня? — немного удивился Мун.
— Вернее, от вашего Хью Брауна или как он там в действительности называется.
— Вы мне обещали кое-какую информацию, — напомнил Мун.
— Пока вы получите только задаток. Это касается смерти Шриверов. А остальное, когда раскроете мне свои планы насчет Куколки. Розы же — пожалуйста, выбирайте любые. С шипами или без — зависит только от вас. — Падре Антонио стряхнул с комбинезона розовый лепесток.
— Что ж, ваш тонкий намек принят к сведению. Я всегда считал, что откровенный разговор, даже между врагами, — самая лучшая тактика. — Мун уселся на скамейку.
— Значит, вы сами признаете, что мы враги? Самое странное, что я даже не понимаю почему. — Падре Антонио посмотрел Муну прямо в глаза, словно приставил к виску пистолет. — Что вы хотите от нее? Что хочет от нее ваш Хью Браун? С тех пор как он появился, она переменилась. А сегодня у меня было чувство, что это совершенно другой человек. Я заходил к ней, чтобы принести билеты…
— Лотерейные? — усмехнулся Мун. — Главный выигрыш — католическая Куколка?
— Я верю только в то, что творю собственными руками, а лотерея — дело случая, — назидательно ответил священник, очевидно принявший реплику собеседника за обыкновенный каламбур. — Я принес билеты на самолет в Рим. Для нее и Рамиро. Там их должен принять папа и на аудиенции дать Рамиро разрешение на развод, — торжественным тоном пояснил он.
— Развод! С кем? — Мун повел бровями.
— У него где-то в Калифорнии жена, с которой он уже давно не живет. Но в глазах святой церкви это не имеет никакого значения. Для того чтобы католик мог вторично жениться, ему необходимо одно из двух — или разрешение папы римского, или официальное свидетельство о смерти. Смерть — дело случайное, даже насильственная. Огнестрельное оружие может дать осечку, холодное — выпасть из руки.
— Поэтому вы, будучи мудрым человеком, предпочли дорогу в Рим? — Мун пытался сострить.
— Хотя бы так. Сегодня она подтвердила, что готова ехать, но по тому, как схватила билеты, я понял, что думает она совершенно противоположное. Она… как бы вам сказать… Я ее почти не узнал, до того она внутренне изменилась. Моя профессия — читать в людских душах, разбираться в них…
— Забираться — было бы более подходящее слово, — сказал Мун.
— Да! Забираться, выискивать тайники! — жестко отпарировал падре Антонио.
— В таком случае вы должны знать про мои цели больше, чем я сам.
— Хью Браун — ваше оружие. Правда, мне непонятно, как ему за короткий срок удалось получить такую власть над нею? — Священник задумался и тут же сам ответил: — Скорее всего ему известна какая-то ее тайна, которой он ловко пользуется. Только не советую стоять на моем пути! — Падре Антонио подкинул в воздух приготовленный для генерала букет и одним мастерским взмахом садового ножа отсек все бутоны. — Имейте в виду, до того, как стать духовным пастырем, я был лучшим фехтовальщиком Испании! — Он поднял с земли лишенные стеблей бутоны, похожие на обрубленные палачом детские головки, и с беззвучным смехом протянул Муну: — Добавьте сахару, получится отличное розовое варенье! — Мун невольно отшатнулся. — Так что лучше выкурить со мной символическую трубку мира. Темный табак или светлый? — Священник достал из кармана свой портсигар. Из черной вороненой стали, с мрачным крестом и инициалами ордена на одной, с зарубками на другой стороне, он напоминал Муну затвор винтовки, на которой снайперы отмечают число прямых попаданий. — Видите этот крестик? — Падре Антонио притронулся пальцем к последней отметке. — Это душа Эвелин Роджерс. Я дал торжественную клятву вложить ее в руки ордена «Дело господне»! — И после длительной паузы: — Так что молите бога, чтоб мне не пришлось по вашей вине выжечь серной кислотой эту почти обретенную душу!
— Поскольку я в бога не верю, кому прикажете молиться? Хлебному божку вашего негра? — Мун посмотрел на часы. — Мое время истекает. Ваши угрозы я уже выслушал, теперь давайте условия.
— Условие только одно — не стоять на моем пути. Ни в переносном, ни в прямом смысле. Сегодня вечером Эвелин Роджерс должна улететь в Рим… Обещайте, что вы не будете препятствовать этому. Взамен получите обещанную информацию.
— Вчера я бы вам заявил решительно «нет».
— А сегодня? — Падре Антонио настороженно ждал ответа Муна.
— Вы ведь сами сказали, что сегодня отличается от вчера. — Мун взял из раскрытого портсигара табачный лист и на этот раз уже без посторонней помощи скрутил себе сигару.
— Значит, обещаете? — Падре Антонио правильно истолковал его жест.
— Как видите! — Разговор со священником принес Муну большое облегчение. Если уж этот рентгенолог человеческих тайников заметил в сегодняшней Куколке разительные перемены, то едва ли Мун мог повлиять на судьбу этой особы.
— От имени святой церкви благодарю вас. — Священник поднял руку для благословения.
— Боюсь, что меня не за что благодарить, — усмехнулся Мун. — Советую заранее написать ордену, что по не зависящим от вас техническим причинам ваш последний крестик оказался авансом, счет за который некому предъявить, кроме разве господа бога или дьявола. Насколько мне известно, это не будет первая ваша неудача. Со Шриверами тоже ничего не получилось.
— Со Шриверами? — Падре Антонио нахмурил брови.
— Ну да. Мне рассказывали, что вы даже пытались проникнуть в военный лагерь, чтобы перед смертью приобщить их к вере истинной.
— Шриверов? Разве вы не знали, что они католики? Я хотел их причастить перед смертью, вот что я хотел! Но майор Мэлбрич сказал, что они уже умерли. — Падре Антонио беззвучно рассмеялся.
— И это так смешно? — спросил Мун.
— Да, если учесть, что я пришел в одиннадцать вечера, а в свидетельстве о смерти время кончины обозначено половиной первого ночи. Вот та информация, которой я хотел с вами поделиться! — И падре щелкнул садовыми ножницами, давая понять, что больше не задерживает гостя.
— Дейли еще не приходил? — стоя в раскрытых дверях отеля, бросил Мун дону Бенитесу. Осознав свой сделанный из-за волнения промах, хотел было поправиться, но махнул рукой.
— Вы имеете в виду сеньора Брауна? — с тонкой улыбкой переспросил дон Бенитес. Потом шепотом добавил: — Признаться, я сегодня подумал, что его настоящее имя — Свен Крагер. Очень уж этот шведский журналист — не удивляйтесь, «Пиренеи» еще ночью передавали его статью — осведомлен о панотаросских событиях.
— Я посоветовал ему слушать «Пиренеи»! — в свою очередь улыбнулся Мун.
— А, вот оно что! Видите, не всегда я все знаю.
— Вам маркиз сказал насчет Дейли?
— Нет, маркиз не из болтунов. Я сам догадался. Для сына пуговичного короля вы с ним разговаривали слишком долго.
— Догадались, как обычно, случайно прохаживаясь по коридору?
— Что вы, сеньор Мун! Вас я ни разу не подслушивал, сразу понял, что вы наш друг… А что касается… — не договорив, дон Бенитес замолчал.
— Сеньор Мун, разрешите убрать вашу комнату? — погруженный в беседу Мун не заметил, как подошла горничная. — И извините, что не сделала этого раньше. Сегодня с раннего утра мне пришлось приготовить номера для новых гостей. — Она говорила по-испански, но дон Бенитес на ходу переводил каждую фразу. До Муна даже не сразу дошло значение ее слов. Наводить чистоту и порядок, когда где-то, возможно, валялись радиоактивные осколки еще одной бомбы, а в пропасти — изуродованный труп Гвендолин? Потом он механически кивнул:
