различных мошеннических схем извлечения незаконных доходов. Основой этих финансовых махинаций служат так называемые «ролловые» программы, которые, якобы, позволяют получить значительную прибыль в короткий промежуток времени. Реальная же цель нечистоплотных иностранных бизнесменов — получение финансовых документов российского партнера, втягивание его в аферу в качестве кредитора и, в конечном итоге, — хищение финансовых средств.
Грачев подытожил:
— Сегодня можно вообще говорить о криминализации банковской системы. С одной стороны, организованная преступная деятельность стимулирует так называемую беловоротничковую преступность — совершение банковскими служащими и руководителями банков противозаконных финансовых действий. С другой — процесс сращивания коммерческих кредитно-финансовых учреждений со структурами организованной преступности. ОПГ установили контроль над широким кругом банков с применением квалифицированного вымогательства, рэкета, шантажа, угроз, физического устранения руководителей крупнейших банков, иных коммерческих структур.
— Вы правы, — кивнул Житников. — Банковское дело стало зоной чрезвычайной опасности. В основном же судьба банкира и самого банка находятся в руках его службы безопасности или Господа.
— Что ж, вкусен, приманчив российский многослойный банковский «пирог», — иронично произнес Грачев. — Со всех сторон тянутся к нему жадные, загребущие, криминальные руки. У вас никогда не было мысли стать банкиром?
— Упаси Бог! Что я, самоубийца? Мне и других проблем хватает со своим бизнесом.
Они помолчали. Но сказать на эту тему было еще много чего. Главное, их мнения и выводы сходились. Словно они уже выступали за одну команду. На политическом и экономическом «футбольном поле». На это Грачев и рассчитывал, задумывая такую беседу и темы.
— Однажды здесь, на Лубянке, состоялась запланированная встреча первого вице-премьера правительства Чубайса с руководством ФСБ, — бросил реплику Алексеев. — Ему был задан прямой вопрос. Об утрате права собственности на многие оборонные предприятия. К чему он непосредственно приложил свою руку. Жадную, загребущую и криминальную, как только что выразился Сергей Витальевич. И как это соответствует интересам безопасности государства?
— Интересно, и что же он ответил? — спросил Житников.
— Чубайс, в свойственной ему манере, бессовестно врал, а другие острые вопросы оставлял без комментариев. Краснел, потел, пустился в долгие бессмысленные разглагольствования о том, как улучшится жизнь граждан в результате его реформ. Красочно расписывал, быстро сменив тему, что после приватизации домов жильцы квартир будут получать доход от сдачи в аренду общих помещений первых этажей, чердаков и подвалов. А в результате на вырученные деньги смогут оплачивать и коммунальные услуги. При чем тут чердаки и оборонка?
— Ему бы книжки писать, цены бы не было, — усмехнулся Грачев. — А впрочем, одну тонкую брошюрку о пользе своих реформ он и написал, в соавторстве со своим дружком Кохом и еще парочкой таких же «писателей». И получили они, классики литературы, немыслимый гонорар в долларах от западных заказчиков, исчисляемый шестью нолями. Своеобразный вид взятки за «проделанную работу».
— Я его не оправдываю, однако скандал с «делом писателей» замяли, — сказал Житников.
— «Замнут» все, что он ни сделает, — отозвался на это Грачев.
— А я вот до сих пор с возмущением вспоминаю ту встречу с Чубайсом в ФСБ, не выходит из головы, — продолжил Алексеев. — Даже не потому, что он нагло лгал, к его лжи мы все уже привыкли. А потому, что его россказни слушали солидные, наделенные полномочиями генералы и офицеры, руководители органов госбезопасности. Некоторые, наверное, этим байкам верили. Или делали вид, что верят. А справедливее и честнее было бы тут же его арестовать и передать органам правосудия. Но… И чекисты иногда бывают бессильны.
Разговор в кабинете Грачева получался интересным и продуктивным.
— Ну что ж, лирические отступления в сторону, давайте вернемся к нашим баранам, — произнес Грачев. — Поговорим, Анатолий Львович, о ваших контактах с представителями британских спецслужб.
Он взглянул на часы.
— Однако не дело разговаривать на голодный желудок. У меня есть предложение. Тут рядом находится уютное кафе, называется «Наутилус». Отличный палтус, японский рис, зелень, молочный чай. И грамм по пятьдесят крымского коньяка «Гурзуф». Я вас обоих приглашаю.
Житников не мог скрыть растерянность на своем лице.
— А меня выпустят из вашего здания?
— Со мной — да. А потом, вы же явились к нам по собственной инициативе, так теперь-то уж не сделаете попытку сбежать? А полковник Алексеев, предупреждаю, чемпион МГУ в марафоне. Бежать за вами будет долго и терпеливо. Пока не настигнет и не пристрелит.
Они засмеялись.
— Но это нарушение ваших же правил, — сказал Житников.
— Всегда приятно, а иногда даже и полезно что-то нарушать. Не так ли, Олег Карлович?
— Ох, смотрите, Сергей Витальевич. Влетит вам, — ответил тот.
— Ничего. Мне уже столько раз влетало. И все равно, в конце концов, я оказывался прав.
Кафе «Наутилус». День тот же. 13:25
В «Наутилусе», пока обедали, разговор продолжился.
— Анатолий Львович, вы можете назвать конкретно имена тех, кто вступал с вами в контакт в Лондоне? Они вам известны? — спросил Грачев.
— Конечно. Во время моего пребывания в Великобритании я имел неоднократные встречи с господами Ником Лайсэмом и Джоном Веллингтоном. Это представители английских спецслужб. Обстоятельства, при которых они установили со мной контакт, были изложены мной в предыдущей записке по этому поводу.
— Какие вопросы их интересовали?
— Самого разнопланового характера. Но прежде всего мои связи с руководством силовых структур, а также связи в правительственных, банковских кругах, с представителями «теневой экономики» и мафиозными группировками. Также меня часто просили дать свою оценку тем или иным политическим и экономическим событиям, происходившим в России в период моего пребывания в Лондоне. Я, естественно, давал свою оценку происходящему в стране, а происходило в тот период многое.
— Да уж, — согласился Грачев.
— Что же касается моих связей с конкретными лицами, которые их интересовали, то я, прежде всего, в своих ответах исходил из принципа «несжигания мостов».
— Что это за принцип? — спросил Алексеев. — Типа врачебного: «не навреди»?
— Ну, примерно так. Я не обозначал свою ту или иную причастность либо знакомство с некоторыми ныне действующими представителями силовых ведомств. И в основном подробно отвечал на вопросы, связанные с банковскими структурами, в том числе международными. А также излагал особенности ведения бизнеса в России, что их тоже сильно интересовало. И так далее. Впрочем, это отмечено в моей очередной «Объяснительной записке». Она со мной. Писал ночью.
— Хорошо. Посмотрим, когда вернемся в мой кабинет, — сказал Грачев. — Но ночью надо спать, а мемуары оставлять на день. А то вы так себя совсем растратите.
— Хочется поскорее все изложить и покончить с этой канителью, — честно признался Житников.
— «Канитель», Анатолий Львович, на наш взгляд, только начинается, — усмехнулся Алексеев.
— Что вы имеете в виду, Олег Карлович? — с некоторым недоумением спросил Житников.
— Об этом потом, — вмешался
