Впрочем, сегодня Баландину будет пожива. Сегодня я приобщу его к свежим тайнам. Доставлю человеку удовольствие.
— Иван Алексеевич, — доверительным тоном произнес я, — у нас ЧП. Президент должен участвовать в вечерних теледебатах, но он вдруг взял и... — я сделал красноречивую паузу, —... приболел. Вы понимаете меня?
Баландин был бы последним, кому я рискнул сказать правду о состоянии здоровья Президента. Просто я ничуть не сомневался, что пресс-секретарь истолкует мои правдивые слова совершенно превратно. Не зря же я посылал Макина потренькать пустыми бутылками к ним на второй этаж.
— Ах, какая неприятность, Болеслав Янович! — со скорбной миной ответил мне Баландин. — Как же его угораздило так невовремя... м-м... разболеться?
Судя по нарочитой паузе, пресс-секретарь уже расшифровал подаренный ему намек и наслаждался своею понятливостью.
— Внезапно, Иван Алексеевич, внезапно. — Я издал лицемерный вздох. — Сердце, знаете ли, прихватило. Прямо во время обеда с украинским премьером...
Теперь у Баландина не должно было остаться никаких сомнений: Президент на банкете просто упился по самые брови.
— ...Однако накануне выборов, — продолжал я, — обнародование подобных сведений крайне нежелательно. Это может отпугнуть часть электората. Поэтому нам надо озвучить сугубо нейтральную версию.
Пресс-секретарь поджал губы и закатил глазки, словно медитируя. Под черепом его беззвучно застрекотал аппаратик для придумывания нужных формулировок. Только из-за этого хитрого устройства организма Баландина я не отправил его в Африку еще три месяца назад.
— «Пресс-служба Президента Российской Федерации уполномочена сообщить, что Президент принял решение отказаться от участия в сегодняшних теледебатах», — выдал наконец первую фразу аппаратик пресс-секретаря.
— А причины? — спросил я.
— «Не принадлежа ни к какой партии и будучи кандидатом от всех россиян, глава государства счел нецелесообразным вступать в полемику с лидерами партий и движений, выражающих интересы лишь небольшой части населения», — родил Баландин вторую, заключительную фразу.
В целом получилось красиво. Убедительно.
— То, что надо, — односложно похвалил я. — Через сорок минут соберете в пресс-центре брифинг и объявите. Будьте предельно кратки. Если никто из журналистов не спросит о министре финансов, то и вы промолчите. А если вдруг спросят, сдержанно ответьте, что господин Алексей Гурвич госпитализирован в ЦКБ. Состояние удовлетворительное.
— Гурвич? С ним-то что? — полюбопытствовал Баландин. Я уже чувствовал, как в мозгу его начинается сложнейшая работа по дешифровке моих намеков. Если «приболел» означает «напился», то как понять слово «госпитализирован»?
— Гипертония, — грустным голосом уточнил я.
«Белая горячка», — наверняка подумал пресс-секретарь.
Я поскорее отпустил Баландина, чтобы тот к началу брифинга успел вернуть своему лицу привычное выражение невозмутимости. Неловко было, конечно, подставлять Лелика. Но, с другой стороны, я сказал только то, что сказал. За больное воображение Ивана Алексеевича пусть отвечают он сам и его личный психоаналитик.
Едва я распрощался с пресс-секретарем, как меня вновь потревожил черный телефон. Ксения.
— Лорд Максвелл звонит с проходной у Боровицких ворот, — раздался в трубке ее голос. — Он выражает надежду на встречу с Главой администрации Президента России.
— Какой лорд? — устало переспросил я, вороша бумаги на столе. Так и есть: никакого англичанина на сегодня не запланировано!
Оказалось, что член Палаты лордов проявил личную инициативу и прибыл в Москву в качестве эксперта-наблюдателя от ОБСЕ. Из Лондона уже пришло подтверждение его полномочий. Сэр Бертран Максвелл и еще герр Карл фон Вестфален от Совета Европы очень интересуются нашими предвыборными технологиями.
— Немец тоже там, на проходной? — совсем затосковал я.
Варяжские гости всегда сваливаются, как кирпич на голову. И не вздумай просто отмахнуться от такого визитера! Себе дороже обойдется, знаю по опыту. У нас можно легко выпроводить вон соотечественника, типа редактора «Свободной газеты», — пусть себе злобствует, хуже не будет. Но попробуй неаккуратно обойтись с пришельцем из-за рубежа — и хлопот не оберешься. Обструкции, санкции, шум в западной прессе. И вот уже кто-то публично сомневается в легитимности наших выборов, а кто-то другой предлагает заморозить кредитную линию... Психология капризных детей обеспеченных родителей. Если выгоняешь такого из класса, папа не дает денег на ремонт кабинета ботаники.
— Там только англичанин, — немного успокоила меня секретарша. — Герр Карл фон Вестфален вместе с переводчицей ушли в народ.
— А этот лорд — он тоже с переводчицей? — осведомился я. Мысленно я уже прикидывал, нельзя ли как-нибудь тактично перенацелить сэра Максвелла на осмотр Оружейной палаты.
— Один-одинешенек, — доложила Ксения.
— Прекрасно! — сказал я. — Извинись от моего имени. Скажи, что я приму его на пять минут. Скажи, на больший срок моего английского элементарно не хватит...
— Лорд Бертран прилично владеет русским, — заметила секретарша. — Он говорит, у него даже вышла в Англии книга о жертвах советской психиатрии.
— Тогда десять минут, — вздохнул я.
Такого продвинутого гостя едва ли заинтересуют сокровища Алмазного фонда, нечего и предлагать. Может, посулить ему познавательную экскурсию в Институт Сербского? Или сразу в Белые Столбы? В общем, лорда этого надо перепоручить Валере Волкову, сообразил наконец я. У Валеры есть опыт общения с англичанами. Он уже водил по Москве одного титулованного британца — сэра Пола Маккартни.
Я велел Ксении подготовить Волкова и, ожидая англичанина, стал просматривать отчеты региональных штабов к завтрашней селекторной перекличке. Пришествие зарубежного гостя застало меня между Волгоградом и Воронежем.
Сухощавый и опрятный сэр Бертран Максвелл чем-то похож был на нашего пресс-секретаря Баландина. С той лишь разницей, что Баландин у нас вечно был сосредоточен, а на лице седовласого лорда светилась нежная детская улыбка. Младенчески улыбаясь, лорд поздоровался и первым делом воздал должное нашей демократии: по пути сюда у него всего четырежды проверяли документы — ненамного больше, чем в Букингемском дворце.
— Стараемся, — вежливо ответил я, про себя пообещав устроить разнос начальнику кремлевских секьюрити. В предвыборные дни таких проверок должно было быть не менее шести.
После краткого разговора о судьбах демократии в России лорд Максвелл попросил направить его послезавтра на рядовой избирательный участок, в качестве официального наблюдателя. Ему, лорду Максвеллу, хотелось бы побывать в «Кри-лат-ско-йе».
Я содрогнулся: сейчас мне только недоставало любопытного иностранца в Крылатском! Как ему, интересно, потом объяснишь, отчего Президент России не приехал голосовать по месту жительства? Наши-то сограждане привыкли к непредвиденным маневрам властей, а вот гости могут и насторожиться.
— Увы, этот вопрос не ко мне, — извиняющимся тоном сказал я. — Аккредитацией иностранных экспертов ведает Центризбирком... И процедура занимает у них не меньше недели, — продолжил я, видя, что англичанин готов уже ехать в ЦИК.
Детская улыбка лорда Бертрана заметно потускнела.
— А нельзя ли как-нибудь... это ускорять? — спросил он. Его еще не оставляла надежда понаблюдать за волеизъявлением нашего Президента.
— Жуткие сроки, сам знаю. — Я развел руками. — Печальное наследие советской бюрократии. Традиции живучи, сэр Максвелл. Быстро переломить их — пока не в моей власти.
Лорд-младенец увял.
— Зато, — с энтузиазмом добавил я, — зато в моей власти дать вам в помощь лучшего специалиста по предвыборным технологиям! Пойдемте, сэр Волков уже ждет вас.
На столе тоненько пискнул белый телефон. Рашид Дамаев.
— Идемте-идемте, я вас познакомлю... — Я начал деликатно оттеснять британца к выходу. Десять минут, отпущенных гостю, еще не истекли. Но не мог ведь я, в самом деле, говорить с президентским врачом при свидетеле!
В приемной нас уже дожидался скучный Валера Волков. Увидев англичанина, он жестяным голосом произнес: «Хау ду ю ду» — и изобразил фальшивую приветливость.
— Хау ду ю ду, — механически ответил лорд Бертран, глядя на Валеру, потом на меня, а затем куда-то за мою спину. — Я все-таки имел желание... — начал он и неожиданно запнулся на полуфразе. Аккуратные его брови поползли вверх.
По-моему, лорд хотел было вернуться к своей просьбе насчет Крылатского и Центризбиркома — и вдруг это намерение у него резко прошло. Напрочь.
Должно быть, англичанин вспомнил, что жителю Британских островов не подобает оспаривать чужих традиций. Чего-чего, но такта у нации просвещенных мореплавателей не отнять.
