В прокаленном солнцем августе 2008 года Российская армия остудила горячечный пыл безумцев из Тбилиси и сорвала блицкриг грузинских войск. И пусть сегодня ежедневные информационные сводки из независимых республик Абхазии и Южной Осетии не пестрят цифрами убитых и раненных, война продолжается. Война более изощренная и более разрушительная по своим последствиям. Война информационная — за души и умы русских, абхазов, осетин и грузин.
Декабрь навалился на Россию ранними и небывало крепкими морозами. Особенно они свирепствовали на севере. Здесь, в Архангельской области, студеное дыхание близкой Арктики, казалось, навечно сковало ледяным панцирем все живое. Суровое белое безмолвие безраздельно властвовало над утопавшей в непроходимых сугробах тайгой, и ни один звук, ни одно движение не нарушали стылой предрассветной тишины.
Наконец долгая зимняя ночь подошла к концу и нехотя уступила место дню. Хмурый рассвет едва заметной розовой полоской окрасил восток. Робкий луч солнца скользнул над горизонтом, и в морозной дымке фантастическим миражом проступили циклопические сооружения российского космодрома Плесецк. Угасающее полярное сияние разноцветными бликами поигрывало на заиндевевших гигантских металлических конструкциях ракетного старта. На нем, в паутине труб и кабелей, застыла новейшая межконтинентальная баллистическая ракета «Тополь-М».
Над ее разработкой бились лучшие научные и инженерные умы России. Ей предстояло стать важным козырем в новой «ракетно-ядерной игре», что затеяли «ястребы» из Пентагона. Поэтому цена предстоящих испытаний в укрепления обороноспособности страны была как никогда высока. Неудача могла на несколько лет назад отбросить Россию в ее титанических усилиях вернуть былую мощь своим стратегическим силам сдерживания.
Чем лично грозил провал пуска ни командующий Ракетными войсками стратегического назначения генерал-полковник Соловцов, ни главный конструктор Соломонов старались не думать. Они гнали прочь саму мысль об аварии, так как еще были свежи в памяти недавние неудачные испытания ракеты «Булава» на Северном флоте, больно ударившие по его командованию и конструкторам.
В эти последние мгновения перед стартом на командном пункте царила звенящая тишина. Стрелка хронометра мучительно медленно ползла по циферблату и, наконец, застыла на нуле. Соловцов и Соломонов впились взглядами в экран, на котором гигантской сигарой серебрилась покрытая инеем ракета, и мысленно молили только об одном, чтобы пуск состоялся и она вышла на заданную траекторию. И когда через толщу бетонных стен донесся рев маршевых двигателей первой ступени, командующий, главный конструктор и расчет пуска перевели дыхание.
Ракета нехотя качнулась над пусковым «столом» и, полыхнув струей клокочущих газов, вонзилась в небо. Стартовая площадка потонула в клубах дыма и пара. Не успела рассеяться серая пелена, как загрохотали задвижки на многотонной бронированной двери потерны, и топот множества ног нарушил тишину подземелья. Генералы, офицеры и конструкторы, забыв про возраст, звания и должности бросились наперегонки к выходу. В следующее мгновение оглушительное «Ур-а-а-а!» пошло гулять раскатистым эхом по тайге. На унылом северном небе появился характерный святящийся крест — отделилась первая ступень ракеты.
Через двадцать семь минут с далекой Камчатки на командный пункт космодрома Плесецк поступил долгожданный доклад — учебная головная часть точно поразила заданную цель. Это был успех! Это была долгожданная и выстраданная победа! И захмелевшие не столько от спирта, сколько от радости победители не стеснялись своих эмоций и радовались как дети.
В тот день центральные российские телеканалы и газеты коротко сообщили об успешном запуске межконтинентальной баллистической ракеты с космодрома Плесецк. Но мало кто, разве что специалисты да разведчики, обратил внимание на прозвучавшую вскользь информацию об успешных испытаниях новой противоракетной системы «Тополь-М». То, чего так опасались на Западе, российским конструкторам и инженерам удалось сделать: их детище — ракета стала неуязвимой для средств поражения противника.
Эта новость не прибавила настроения в Пентагоне и, конечно, в ЦРУ. Американская разведка уже не первый год вела безуспешную охоту за новейшими российскими ракетно-ядерными разработками. Пришедшая в себя после развала «советской империи» и быстро набирающая экономическую и военную мощь Россия явно была не по нутру американским «ястребам».
Сложные, противоречивые чувства это событие вызвало у старшего инженера-испытателя космодрома Плесецк подполковника Владимира Нестерца. Сорокалетний офицер, свыше 22 лет отдавший службе в армии, из которых шестнадцать были связаны с наиболее передовой и секретной областью военного строительства — космосом, под закат карьеры пришел к неутешительным для себя выводам: квартира на «большой земле», да еще в благодатном месте, в ближайшие годы ему не светила. Очередь на отселение из режимного жилого города космодрома Плесецк терялась где-то за Полярным кругом. Для многих отставников желанная квартира являлась скорее несбыточной мечтой, чем реальной действительностью. С будущей денежной работой на гражданке для инженера-испытателя, тем более в такой специфической области, как военный космос, дело обстояло и того хуже. Пробить себе дорогу к зияющим вершинам дикого капитализма среди так называемых эффективных менеджеров, отличающихся волчьей хваткой, для престарелых подполковников и полковников было делом почти безнадежным.
Примеров на сей счет перед глазами Нестерца имелось более чем достаточно. Среди однополчан, уволившихся со службы, лишь редкие «счастливцы» смогли пристроиться на должности слесарей и сантехников в местную коммунально-эксплуатационную часть. Те же, кому повезло меньше, от безысходности топили свое горе в «Бабьих слезах». Их несчастные жены в день выдачи пенсий ложились костьми на ступеньках кафе, чтобы уберечь мужей от коварного зеленого змия и сохранить в доме последнюю копейку.
И все-таки, несмотря на все невзгоды, космодром Плесецк и его персонал продолжали нести трудную космическую вахту. В унылое северное небо не так часто, как прежде, но все-таки продолжали взлетать ракеты. А могучий рев маршевых двигателей первой ступени, разносившийся далеко по округе, порождал у испытателей и местных жителей надежду на то, что рано или поздно худшие времена останутся позади. Но это мало радовало Нестерца, в нем нарастали глухое ожесточение на жизнь и отвращение к службе — в будущем он не видел для себя просвета.
Стихия дикого рынка, в которую безоглядно погрузилась страна, пока слабыми всплесками перехлестывала через покосившийся забор режимного жилого города. Сидевший в печенках ГУТ «Ванькинторг», наконец, скончался, а народившиеся вместо него «комки» с набором колониальных товаров не очень-то тешили душу жителей космодрома. Цены в них, при зарплате подполковника, едва дотягивавшей до заработка помощника машиниста московского метро, больно кусались. Некоторое оживление в жизнь города вносили заезжие политиканы. В погоне за депутатскими мандатами они засыпали наивный электорат щедрыми обещаниями, суля грядущее процветание космодрому. Выборы заканчивались, и они, получив вожделенные мандаты, затем терялись в бесконечных думских коридорах.
В безрадостной череде серых будней для большинства офицеров, пожалуй, единственным светлым пятном оставался отпуск. Раз в год они и члены их семей могли позволить себе роскошь — за счет государства проехать бесплатно в любую точку страны. Поэтому, когда наступал сезон отпусков, космодром Плесецк, где, как шутят местные острословы, одиннадцать месяцев зима, а все остальное лето, пустел.
Выезжал в отпуска и Нестерец и окунался в совершенно иной мир — мир, которому не было никакого дела до сбоев в системе навигации ракетной пусковой установки и неполадок в бортовом аппарате самой ракеты. Этот мир был равнодушен к бессонным ночам, проведенным Нестерцом и его коллегами за поиском и устранением неисправностей. Он жил другой жизнью, и в ней подполковник Нестерец не находил себе места. На улицах когда-то родных Харькова и Киева он чувствовал себя чужим. Глаза слепил блеск крикливой рекламы, а душу травил вид молодых, уверенных в себе и в жизни «эффективных менеджеров», цена одного костюма которых тянула на годовую зарплату подполковника.
Отпуск уже не приносил былой радости, и Нестерец с тяжелым сердцем возвращался на космодром, где, как ему казалось, ничего не менялось ни в службе, ни в его жизни, ни в материальном положении семьи. Он не хотел замечать того, что пусть медленно, но положение становилось лучше. На космодроме стали забывать о хронических задержках зарплаты, может быть, не так быстро, как хотелось, она начала расти. Сдвинулась с «мертвого якоря» очередь на жилье. Сотни счастливых обладателей ордера на квартиру потянулись в Центральную Россию.
