Мышление Ищенко отличалось странной особенностью - сначала интуиция делала конечный вывод, а уж затем с помощью логических умозаключений капитан пытался понять, почему вывод был сформулирован именно так. "Почему жмуров не закопали, а засунули в этот тоннель, - ведь там их обнаружить легче? Дети, собаки, какой-нибудь оползень... Не поленись, выкопай хорошую могилу, и никто твоего мертвяка никогда не найдет. Может, те душегубы любили романтику - подземный склеп и все такое?.. А может, они собирались использовать тоннель еще неоднократно - именно как склеп для своих жертв, которых намечалось много? Зачем трудиться, копать всякий раз новую могилу, когда вся территория станции вместе со склепом у них под контролем? То есть они чувствовали себя уверенно, спокойно, собирались просидеть на станции еще долго, но тут неожиданно поступает сигнал, и вся команда срывается с места. Причем никакой внешней опасности для них в этот момент еще не было, ни по каким другим делам плодовая станция еще не проходила. Да, похоже, что-то у них серьезное затевается..."
Когда Ищенко поднимался по скрипучим ступенькам на крыльцо конторы, его посетила еще одна мысль. "Два свежих трупа - в камуфляже, в таком обычно ходят охранники, а два старых - в каком-то рванье. В таком даже грузчики на работу не ходят, зато наверчено его на мертвецах очень много. Типичная бомжовая привычка - напяливать на себя все, что под руку подвернется - для тепла. Значит, бомжи? А что они здесь делали? Жить здесь вроде бы негде..." Оказавшись в комнате, наполненной табачным дымом и гулом разговоров, происходивших в разных углах, Ищенко
выпустил веером целую очередь вопросов:"Детей опросили? Отпустили? Список работающих составили? Склад осмотрели?" Одним ухом выслушав ответы, другим Ищенко прислушался к разговору одного из оперативников и позеленевшего от курева и от волнения начальника станции.
- Я все-таки никак не пойму, можете вы опознать трупы или нет,- говорил оперативник. - Вы их внимательно осмотрели и заявили, что татуировка на груди одного из них кажется вам очень знакомой - такая же была у одного из охранников станции, вы обратили на нее внимание летом, когда тот ходил без рубашки. Я правильно излагаю?
- Правильно,- дрожащим голосом отвечал начальник станции,- но прошло много времени... И потом, у него ведь нет головы, как же я могу с уверенностью о чем-то говорить?
- Найдем и голову,- с угрозой произнес оперативник. - А пока скажите хотя бы, как звали того охранника, на которого, как вам кажется, похож погибший. Фамилия, имя, отчество, прозвище? Что значит - "не помню"? Это же ваш работник, вы его принимали на работу!
- Охранников набирал начальник охраны, и всеми вопросами охраны занимался также только он,- возразил начальник станции.
- А где начальник охраны? Где охранники?
- Начальник охраны позвонил, сказал, что заболел. А где охранники, не знаю,- наверное, ушли куда-то...
- Не ушли, а просто испарились при появлении милиции,- мрачно констатировал оперативник. Ищенко вмешался в разговор:
- Вернемся к покойнику. Скажите, тот парень с татуировкой, на которого вы обратили внимание летом, потом продолжал у вас работать?
- Вроде да... Кажется, да.
- Вы что, не знали своих охранников? Сколько их у вас всего было?
- Этим занимался начальник охраны,- жалобно произнес допрашиваемый. - Оформлено у нас было трое, но люди менялись, приходили, уходили... В сезон, когда много работы, начальник охраны приводил людей, желавших поработать месяц или даже неделю...
- И давно у вас такой бардак?- поинтересовался оперативник.
- Погоди,- остановил его Ищенко,- дело не в этом - давно, недавно... Я так понимаю, что охрана и временные рабочие составляли как бы отдельную епархию вашего начальника охраны и персонально вы этих людей не знали?
- Ну если в лицо кого-то узнаю...- уныло пожал плечами плодовод. - Нас такое положение устраивало: при том же фонде зарплаты выполнялся гораздо больший объем работ. Раньше на территорию постоянно проникали посторонние, обирали плоды, ягоды, воровали саженцы, а после прихода Герасимова - это наш начальник охраны - такие вещи прекратились...
- Адрес, телефон Герасимова у вас имеются?- перебил его Ищенко.
- Телефон есть, а адрес, наверное, можно узнать в отделе кадров академии. Его там принимали на работу.
Ищенко кивнул оперативнику, и тот, понимающе кивнув в ответ, с записанным на бумажке номером пошел к телефону. Плодовод между тем продолжал:
- Герасимов набирал временных рабочих, которые выполняли все работы за очень небольшие деньги. Приводил он, конечно, людей таких... ну, опустившихся, что ли, но ведь они у него работали! А у другого начальника только делали бы вид, будто работают. И что тут плохого? Им ведь тоже надо как-то зарабатывать.
Оперативник вернулся от телефона и показал Ищенко бумажку, где под телефонным номером был записан адрес.
- Выезжай по адресу,- сказал Ищенко. - Только с местным отделением милиции не забудь связаться. Ордер прокурор сегодня подпишет, вы только возьмите мне голубчика.
Повернувшись к начальнику станции, Ищенко скептически произнес:
- Возьмешь его сейчас, как же! Ищи ветра в поле... Ну ладно, продолжим.
Однако в этот момент к нему подскочил еще один оперативник и ткнул ему в нос какую-то ветошь.
- Это что такое?- морщась, спросил капитан.
- Сейчас вскрыли склад,- объяснил оперативник. - Ключей не нашли - видимо, унес начальник охраны, дверь пришлось ломать. Там много тряпок со следами крови, а это,- оперативник потряс ветошью в воздухе,- типичная оружейная смазка. И в стенах там какие-то кольца.
Ищенко сразу вспомнил недавнее дело о вымогательстве, когда бандиты держали свою жертву на цепи, а цепь крепилась к кольцу, вделанному в стену. Упорный, как бультерьер, Ищенко продолжал опрос свидетелей до глубокой ночи - освободившихся развозили по домам на милицейской машине. Опрос лишь внес новые подробности в картину, уже сложившуюся у капитана в голове: преступная группировка использует находящуюся на отшибе плодовую станцию в качестве своей базы, платя за это охранными услугами и рабским трудом бомжей. Некоторых бродяг держат в сарае на цепи, а особенно непокорных убивают. Деньги, которые причитаются рабам за их труд, бандиты, разумеется, забирают себе. Группировка готовит какую-то крупную акцию, но "час Х" наступает гораздо раньше ожидаемого срока, и она срывается с насиженного места. В этот момент среди членов группировки возникают какие-то разногласия, результатом которых становятся два трупа. Скорее всего погибших покарали за попытку выйти из игры - для известных капитану преступных групп такой сценарий являлся типичным. Ищенко предполагал, что входящие в группировку лица в большинстве своем не имеют криминального прошлого, а вся их команда никакими уголовными деяниями себя еще не проявила. На плодовой станции она лишь готовилась к грядущим действиям, и ее планы, как почему-то казалось Ищенко, были весьма серьезными. Кроме того, по опыту капитан знал, что подобные группы зачастую имеют собственную, пусть и весьма нелепую, идеологическую платформу. "Наверняка какие-нибудь фашисты, сатанисты..."- проносясь в служебном "рафике" по улицам ночной Москвы, размышлял капитан. Он и думать забыл об одном из незначительных эпизодов трудного дня, происшедшем еще засветло: когда милицейский патруль собрался уезжать, водитель неловко развернул "москвич", и машина намертво засела в глинистой колдобине. Водитель продолжал газовать, и в результате "москвич" увяз по самое брюхо. Ищенко, в очередной раз торопливо пересекавший территорию плодовой станции в поисках новых следов преступной деятельности, на просьбу помочь только отмахнулся:"Некогда! Я головой должен работать!" Тогда милиционеры позвали с улицы какого-то мужчину,- видимо, возвращавшегося с прогулки по парку, и тот охотно пришел им на помощь. Ищенко поймал на себе внимательный взгляд мужчины, но не придал этому взгляду значения. Лишь его знаменитая память автоматически отложила в свое хранилище ярко-голубые глаза незнакомца, седеющую шевелюру, жесткие черты лица, окаймленного жесткой седеющей бородой.
И вот теперь эти же самые глаза, эти же самые черты Ищенко видел прямо перед собой. Отсутствовала только борода, удаленная, видимо, ценой ужасных мучений. Последняя мысль заставила капитана ухмыльнуться, он допил пиво из стаканчика и успокоился. Оперативная работа заставила его привыкнуть к любым неожиданностям. Его выслеживали, ему угрожали, его пытались купить, и капитан вполне логично решил, что и сейчас ему предстоит нечто подобное. Конечно, ситуация была нестандартной: во-первых, выследили его очень уж профессионально. Обычную наружку Ищенко вычислял в две минуты. Во-вторых, люди владеют секретной информацией, знают, что именно он ведет интересующее их дело. Сейчас, правда, милицейские секреты продаются и покупаются, кругом измена, и все же... Если те, кто его выследил, так хорошо осведомлены, они должны знать, что его поперли с работы. Значит, из того материала, который успел накопать он, Ищенко, что-то их очень беспокоит. Видимо, следователя прокуратуры и милицейское начальство они уже обработали и боятся лишь того, что капитан не смирится с увольнением, поднимет шум, и в результате не удастся прикрыть дело об убийствах на плодовой станции, поскольку большую часть информации по делу собрал именно капитан и без его согласия эту информацию похоронить не удастся. К тому же никто еще толком не знал, какие сведения капитану успела предоставить его агентура, платная и добровольная. А эти сведения на данный момент позволяли установить личность сразу нескольких молодых людей,в разное время работавших на станции охранниками, хотя и неофициально. Охранников, которые были официально оформлены в отделе кадров, Ищенко опросил уже на следующий день после обнаружения трупов. Они и не думали скрываться. Позиция у них была железная: выполняли свои обязанности, ничем другим на станции не занимались и не интересовались, других работников и начальника охраны знали только по именам, ничего подозрительного не замечали, о наличии тоннеля под холмом не знали. Ищенко понимал, что они врут, но для их изобличения требовалось время. Нужно было через агентуру и с помощью всех видов наблюдения отследить их связи, а тут как раз подвернулся этот сопляк со своими расточенными стволами, и в результате вышедшему на след банды капитану дали пинка под зад. Сознание того, что преступники гуляют на свободе, было непереносимо для Ищенко, родившегося с обостренным чувством справедливости. Именно это чувство, на всю жизнь лишившее его покоя, и имел в виду Ищенко, когда говорил о себе:"Я родился ментом". Однако в данном случае его беспокоило не столько даже нарушение справедливости, сколько сознание того, что шайка, которую почему-то пытаются прикрыть, еще только собирается приступить к настоящим делам. Оставить ее в покое сегодня значило погубить многих людей завтра. Ищенко помотал головой, чтобы отогнать завертевшиеся в голове мысли и сосредоточиться перед разговором. За это краткое мгновение он успел дать самому себе клятву: даже не работая в органах, даже в одиночку во что бы то ни стало добраться до бандитов и поломать их планы. Подготовившись таким образом к беседе, Ищенко поднял посмотрел в глаза незнакомцу и произнес:
