— А что мне твой брат? Я его ни о чем не просил…
— Да он пошел за деньгами. Продай, я хочу купить твое ружье. Да вот и они идут!
— Нет! — вскричал Рамиро. — У тебя не все дома! Послушай, что за идея! Ты что придумал? — Рамиро искренне возмущался. — Тоже мне! Продай ему ружье, а я, с чем я буду охотиться? Да и не нужны мне твои деньги. Извини, я опаздываю на автобус. — И Рамиро, приветливо махнув рукой, стал неторопливо удаляться от пляжа в сторону, где должна быть автобусная остановка. «Черт его возьми! Вот напасть! Худо им, если увидят что новое, сразу бросаются, как на фортуну».
— Погодите, — остановил его большеголовый юноша.
— Я все сказал! Не продаю! — Рамиро обрел уверенность, а подошедший военный уже говорил:
— Норберто, таких денег у меня при себе нет! Если поедем в Варадеро, там я смогу достать…
— Чего уж теперь, раз ружье не продается.
А в ушах его звучало: «Да будет ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь!» Слова эти как прилетели, так и отлетели куда-то в небытие, словно уносимые ветром, и Рамиро еле их различал. Все вытеснила одна мысль: удержать ноги, сделать так, чтобы они не торопились, чтобы против его сознания не заспешили.
Мозг, освободившись от обуявшего его минуту назад страха, работал четко: «Тщательно провериться. Спокойно! На Пятой улице поликлиника с черным ходом. У Центрального сквера общественный туалет с двумя выходами — и сразу скамейки и люди, среди которых можно затеряться и оглядеть каждого, кто выйдет вслед за мной».
Только сев в автобус, Рамиро опустил руку в карман. Там лежали пятьдесят песо и ключ с картонной биркой, на которой стояло: «Е, № 318».
Добравшись до Варадеро, Рамиро около часа удостоверялся, нет ли за ним наблюдения. И только убедившись, что он «чист», выпил два стакана «гуарапо» — сока, тут же на глазах выдавливаемого из стеблей сахарного тростника. Утолив жажду, он улыбнулся самому себе и не спеша отправился искать улицу Е, выходившую на пляжи, и коттедж № 318.
В холле на журнальном столике, где стояла ваза с цветами, ему была оставлена записка: «Луис, располагайся и отдыхай. Меня срочно вызвали в Гавану. Скоро вернусь. Все, что тебе надо, найдешь на кухне и в чемоданах». Он поел и лег спать.
Проснулся Рамиро только под вечер, принял душ и вышел прогуляться. Сразу бросилось в глаза, что улицы, скверы и парки, кафе и бары полны народа. И не американские туристы разгуливали в Варадеро, как это было прежде, а простой, по всему видно, трудовой люд. Это было непонятно и раздражало.
«Зачем? Зачем так хлипко обманывать?» — подумал он. Те, кто рассказывал ему о жизни на Кубе совсем иначе, не могли не знать ее действительного лица. «Глупо! Это все равно, что строить дом на гнилых бревнах. Будет стоять до первого свежего ветерка. Вот так, во многом они недальновидны. Лишь бы достигнуть успеха. И представляют себя непревзойденными. Ну и ладно, это их дело». Рамиро подумал еще, что люди, зажившие на Кубе иной жизнью, и веселятся по-иному. Их радость не показная, она не бьет в глаза своей рассчитанной роскошью и вызывает, черт возьми, невольное уважение своей искренностью.
Утром следующего дня он сел в автобус, который по новой автостраде всего за два часа доставил его в Гавану. Времени у Рамиро было много, и, взяв такси, он поехал в район Мирамар. Мексиканский дипломат, которого он этой ночью должен был навестить, не ждал его прихода. Рамиро имел приказание явиться к нему вечером или ночью, когда тот возвратится после работы домой. Перед этим, однако, следовало изучить обстановку.
Столицу Рамиро нашел неузнаваемой. Внешний вид Гаваны во многом изменился к худшему. Поголовно все дома давно не крашены, большинство улиц нуждалось в ремонте, открыты были только некоторые из некогда шикарных магазинов, автопарк обветшал настолько, что иные машины катили по городу без окон и дверей. Системы кондиционирования воздуха в общественных помещениях, кино, ресторанах, частных домах, за самым малым исключением, повыходили из строя и бездействовали. С городе днем летали москиты, чего прежде, к великой гордости гаванцев, никогда на бывало.
«Здорово их поприжало… Но является ли это неоспоримым доказательством провала экономики Кастро? — спросил самого себя Рамиро и тут же ответил: — Скорее всего нет. Тут какая-то другая причина. С лиц людей не сходят улыбки, они жизнерадостны, стали заметно деловитее, спешат, при встречах то и дело говорят: «Извини, чико, у меня дела». Раньше такого не услышишь. Одеты бедновато, хотя не придают этому значения. Главное, заняты. Что-то же делают… и с настроением. Однако Гавана здорово обшарпана. Но мосты охраняются, и туннели, и входы в официальные учреждения — значит, им есть чего опасаться. Такие, как я, их беспокоят. Тем не менее парки ухожены и полны цветов. Причина не в том, что не хотят. Мешает другое и серьезное? Но… не антикастровское настроение. Куда там! Все наоборот. Ладно, поживем — увидим!»
Рамиро был у цели. Он отпустил такси, подошел к перекрестку и тут же отметил, что небольшой одноэтажный домик под красной черепичной крышей, выкрашенный когда-то в бежевый цвет, хорошо просматривался со многих сторон на довольно далеком расстоянии. «Интересно, как этот перекресток освещен ночью?» Только Рамиро подумал об этом, как к дому подлетел шикарный «паккард». Шофер еще не успел до конца открыть дверцу, а из машины выскочил элегантно одетый лысеющий мужчина и устремился в дом. Рамиро посмотрел на часы — без четверти двенадцать. Продолжая идти, он быстро оглянулся и успел заметить, как в окна ближайшего дома напротив поспешно задернулась занавеска.
«Пожалуй, надо постоять на той стороне. Из окна меня не видно. А если там пост наблюдения? Рядом может быть и другой… К черту! Нечего сразу себя запугивать», — рассуждал Рамиро, стараясь не оглядываться по сторонам.
Через десять минут в дверях дома показался лысеющий мужчина. За ним следом высокий, худощавый молодой человек с объемистыми портфелями — по одному в каждой руке. Он торопливо закрыл дверь на ключ и сел в машину. Все это могло иметь только одно объяснение: за хозяином дома заехал скорее всего сам посол — Рамиро мельком видел его фотографию. Но занавеска, занавеска?..
Вечером, с наступлением темноты Рамиро вновь появился у дома. Дважды прошел мимо подозрительного окна напротив, и его сердце тревожно сжалось. Окно было открыто, свет в комнате не горел, но в ней явно чувствовалось присутствие людей.
«О моем приезде в Гавану мексиканца не уведомляли по радио из-за соображений конспирации, — старался успокоить себя Рамиро. — Дождусь его возвращения. Если будет один, тогда позвоню… «Привет от Энрике».[13] Затем скажу, что больше всего мне нравится мексиканская «Голубка», — в какой уж раз повторял про себя инструкцию Рамиро. — Если не подействует, нужно назвать номер «зелененькой». Проще бы, конечно, было предъявить вторую половину банкнота. Но раз не дали, их дело. Мое — проверить, правильно ли он пользуется шифровальной инструкцией и рацией. Ведь у него лучший портативный передатчик — РТ-48А. И все-таки половины его шифровок прочесть не могут. Не иначе, эта дипломатическая шляпа что-то напутала. Ладно, разберусь… Только вот ночевать у него не буду. Лучше взять документы — и сразу в Варадеро. Плевать я хотел на их инструкции». Задернутая занавеска днем и открытое окно темной комнаты вечером на давали покоя.
Рамиро стоял, опершись спиной о дерево, и последними словами ругал загулявшегося дипломата, когда к дому напротив подъехала машина. Из нее вылезли двое, но в дом не вошли, а стали, подсвечивая себе ручными фонариками, что-то делать у входной двери. Стрелки на светящемся циферблате наручных часов показывали 1 час 40 минут ночи. Рамиро слегка взъерошил волосы, вытащил рубаху из брюк и, пошатываясь, направился к дому. По первым же словам, произнесенным в ответ на его вопрос: «Где здесь автобусная остановка?» — Рамиро понял, что неизвестные были мексиканцы. Занимались они опечатыванием двери особняка.
Едва Рамиро отошел, как из-за угла выскочила полицейская машина и резко затормозила у дома. Он четко расслышал слова полицейского: «Добрый вечер, сеньор консул».
Все кончено. Уходить! Скорее! А впереди ночь, которую предстояло провести на улицах спящего города, не привлекая к себе внимания. Он прошел пешком по Пятой авениде в район Ведадо. Там ходил часа три быстрым шагом спешащего домой человека, а потом поймал такси и попросил отвезти его на автостанцию.
Все обошлось, и с первым автобусом Рамиро отправился в Варадеро. Он вздохнул спокойно, лишь когда запер за собой дверь коттеджа. Принял душ. Есть не хотелось. Он прилег, чтобы хоть немного вздремнуть после ночных треволнений.
Как ни устал Рамиро за прошедшие сутки, слабый шелест в холле заставил его вскочить с постели. Выглянув из спальни, он увидел на полу у входной двери газету. Кто-то бросил ее в специальную щель для почты. Интуиция подсказала, что газета имела к нему какое-то отношение.
