— Спасибо, дружок, — поблагодарил я. — Мне хватит.
Первый этап полета над розовой лысиной генерала Голубева прошел успешно. Все бортовые системы работали в норме. Теперь бы только не сгореть в самых верхних, то есть кремлевских, слоях атмосферы.
— За спасибо не работаем, — мстительно сообщил мне Волков. — Эта пятиминутка мне дорого обошлась. Но тебе, Макс, она обойдется намного дороже. Выполнишь теперь мое любое желание. Захочу — пройдешься на руках вокруг мавзолея и сто раз прокукарекаешь... Страшно-с, господин чекист? — добавил он противным голосом белогвардейца из «Новых приключений неуловимых».
— Уже трепещу, — ответил я и повесил трубку.
Валериных фантазий я не боялся. Несмотря на свои клептоманские загибы и склонность к куражу, Волков был человеком в высшей степени практичным. Я был уверен, что на бесполезное желание он свой фантище не изведет...
Референт Павел оказался блондином лет тридцати. Он пытливо заглянул мне в лицо, придирчиво осмотрел мое удостоверение и предложил сдать на хранение оружие, если таковое имеется. Я легко расстался со своим пустым «Макаровым». Павел тут же, на проходной, обменял его на пластмассовый номерок с надписью «Кремль» и вручил мне. Судя по рутинности обмена и числу на номерке далеко не один я подвергся разоружению здесь, у входа в святая святых. Я давно подметил закономерность: всякий раз накануне президентских выборов многие граждане России привычно умножают свои личные арсеналы. Гражданам боязно. Всегда есть шанс заполучить в Отцы Народа какое-нибудь чудо-юдо, мечтающее поставить страну на уши. Сам я — человек служивый, а потому аполитичный. Но любой застой предпочту мясорубке.
Так уж я воспитан.
После сдачи пистолета процесс оформления пропуска занял не более десяти минут, и вскоре мы с референтом Павлом уже шагали по кремлевской брусчатке, подсвеченной со всех сторон яркими прожекторами. До корпуса номер один идти было недалеко. Но двигались мы со скоростью беременной улитки: за каждым вторым поворотом гостя ждала новая проверка документа, за каждым третьим — просветка на детекторе. Всего же я показывал выданную мне карточку ровно шесть раз. Шестой и последний раз у меня затребовали пропуск при выходе из лифта на третий этаж.
Шаг влево, два шага вправо. Вот и приемная. Павел распахнул передо мной тяжелую дверь, а сам остался в коридоре.
— Проходите. — Строгая молодая дама в очках показала мне, куда идти.
Вероятно, это и была та самая секретарша Ксения, которая строила губернаторов в очередь и с боем пропускала мэра. Внешне очкастенькая Ксения напоминала завуча в образцово-показательной школе, а сама приемная — учительскую в той же школе. Вдоль стены встали в ряд кресла, шкафы, сейф, холодильник. Над креслами примостилась учебно-педагогическая живопись в белых деревянных рамках (блеклый натюрморт с яблоками и картина с изображением Сената, вид снизу). Секретарский стол был заставлен телефонами и украшен громоздкой настольной лампой под зеленым абажуром. Для полноты картины не хватало только глобуса. Его заменяло какое-то неясное учебное пособие, глубоко задвинутое под крайний из шкафов. Издали оттуда высовывался краешек стальной загогулины, похожей на струбцину гигантского циркуля.
За дверью меня ждал настоящий кабинет директора школы. Телефонов на столе было гораздо больше, чем в приемной. Над столом — фотография Президента с дочерью и внуками. Слева компьютер, справа телевизор с видиком. Никаких сувенирчиков, никаких тебе бронзовых орлов и коллекционных зажигалок. По сравнению с этой обителью даже скромные служебные апартаменты нашего генерала Голубева выглядели пещерой Аладдина.
Хозяин кабинета поднялся мне навстречу.
В облике Главы администрации не было, казалось, ничего железного. Напротив — у него был мирный, округлый, почти домашний вид. Белесая шевелюра и нос с курносинкой. Обычное, немного усталое лицо мужчины за сорок.
Впрочем, рукопожатие его было крепким, а взгляд серых глаз — неожиданно цепким и внимательным. Даже слишком цепким, вдруг понял я. Свое прозвище Железный Болек заработал все-таки не зря. Стоило чуть всмотреться, и делалось очевидным: металл таится в уголках глаз, прячется в наклоне головы, поблескивает в складках у губ.
Интересно, нет ли у него проблем с металлоискателями? — посетила меня идиотская мысль. Я торопливо отогнал ее прочь.
— Валерий доложил мне о вас, капитан Лаптев, — с ходу произнес Железный Болек и кивком указал мне на кресло. — Поэтому прошу ближе к сути. О каком теракте вы ему говорили? Давайте коротко, опуская подробности.
По дороге сюда я уже мысленно отрепетировал свой рассказ, сделав его максимально компактным. Начать я собирался с письма от «Мстителя», а закончить бегством Исаева и осмотром его квартиры. Единственное, про что я решил не говорить, — так это про номера на автоматах. Свои подозрения насчет генерала Голубева я пока оставлю при себе. Не в моих правилах стучать на начальство.
Глава администрации вник с первой же минуты. Как только я заикнулся о «Мстителе», Железный Болек сам выудил из дальнего ящика копию его письма и положил на стол.
— Так-так, — произнес он, ребром ладони разглаживая листок. — Кто бы мог подумать... Говорите-говорите, все это крайне важно...
Я приободрился, но вскоре заметил, что хозяин кабинета ведет себя как-то странно. Нет, он не перебивал меня, он даже изредка мне поддакивал. Взгляд его по-прежнему оставался внимательным. Однако внимание это было уже направлено не вовне, а куда-то далеко вглубь себя. Видимо, детективный рассказ капитана Лаптева перестал занимать Железного Болека. Теперь хозяин кабинета чутко прислушивался лишь к собственным мыслям: может быть, и крайне важным, но бесконечно далеким от моей истории.
— Это вариант... — сказал он в пространство, когда я закончил. — М-да, это хороший вариант. Отличный... Повышаем меры безопасности, дочь переезжает в Завидово... Угу... Знаете что, капитан Лаптев. — Глава администрации наконец вспомнил о моем присутствии. — У меня к вам большая просьба. Валера мне сказал, что вы грамотный опер. Ценю профессионалов. Не сомневаюсь, вы скоро найдете этого двоечника. Но только...
Железный Болек сделал паузу и побарабанил пальцами по столу.
— ... Попытайтесь не найти его до воскресенья.
Наверное, вид у меня был донельзя глупый. Как и у всякого человека, которого сзади ударили пыльным мешком по голове.
— Я, кажется, неточно выразился, — поправил себя Железный Болек. — Извините, капитан. Отыскать вы его можете, бога ради. Я имел в виду другое: не трогайте его до воскресенья. Пусть погуляет до выборов...
Обычно мне удается сохранять спокойствие и невозмутимость в гораздо более жестких ситуациях. Но туг удар был слишком силен и внезапен. В этом кабинете таких слов я никак не ожидал. Чисто рефлекторно я привстал с места, не выпуская хозяина из поля зрения и краем глаза фиксируя входную дверь.
— Ход ваших мыслей мне нравится, — невесело усмехнулся Железный Болек. По моему лицу он понял все, о чем я уже подумал и о чем собирался подумать. — Успокойтесь, капитан, это не дворцовый переворот, а я — не главный заговорщик... Да сядьте, сядьте вы и послушайте! Скрутить меня вы всегда успеете, приемам каратэ я не обучен...
Тонко пискнул один из телефонов. Глава администрации безошибочно выбрал белый аппарат и взял трубку.
— Да, Рашид Харисович, — негромко сказал он. — Да, конечно... Уже не меньше пяти?.. Очень плохо, а куда денешься... Можете подняться прямо сейчас... Нет, не помешаете, наоборот...
Имя-отчество главного кремлевского кардиолога Дамаева было мне знакомо. Несколько лет назад он лично оперировал Президента, и об этом писали все газеты.
Дамаев. Президент. Выборы. Болек...
Я стал поспешно тасовать эти четыре слова, комбинируя их попарно. Дамаев — Болек. Болек — выборы. Выборы — Президент. Президент — Дамаев... Смутное подобие догадки заворочалось где-то глубоко в спинном мозгу. Мои хватательные рефлексы ослабли. Я сел обратно в кресло у стола.
— Так-то лучше, капитан, — проговорил хозяин кабинета. — А теперь распишитесь вот здесь...
Перед глазами у меня возник край какой-то ведомости. Верхнюю часть бумаги Железный Болек старательно прикрывал рукой. Я углядел лишь номер 19-й и фамилию «Гурвич» рядом с ним. Фамилия «Лаптев» шла под номером 20.
— Что это?
— Не пугайтесь, капитан. — Глава администрации уже протягивал мне обкусанную шариковую ручку. — Не договор купли-продажи вашей души. И не заявление о приеме в масонскую ложу... Всего лишь нулевая форма, подписка о неразглашении. Как работнику органов, вам такая бумажка должна быть хорошо знакома... Ну же, ставьте автограф! Вы хотите знать правду или уже передумали?..
