его виноватую улыбку.
— Ничего страшного, всяко бывает. Я вот тоже пообещался в одном месте быть не позже восьми, а дай-то бог, чтобы успел к девяти. Головко предупрежден о вашем приезде, и позволю себе откланяться. Если будут вопросы ко мне, звоните завтра.
По тому, как у Адыгова блеснули глаза, можно было догадаться, что более комфортной ситуации он даже представить себе не мог.
— Благодарю вас, обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Кстати, как там наш больной? Не поверите, вся прокуратура и Следственный комитет на ноги поставлены.
— Отчего же не поверить, поверю! — хмыкнул Маланин. — У нас тоже все на уши встали, когда его к нам привезли. Весь в крови, голова пробита… Хорошо еще, здоровье железное, да и сердечко не подкачало, вроде как оклемался понемногу. По крайней мере говорить начал, да и ложку впервые за все время ко рту поднес.
Они подошли к плотно прикрытой двери палаты, и Маланин напутственно произнес:
— Но предупреждаю еще раз, никакого нажима на психику. Может случиться рецидив. И еще — на всё про всё пятнадцать минут, не больше. Дежурная сестра сейчас отошла, но с минуты на минуту должна вернуться. Она проследит.
— Не волнуйтесь! Головко не первый, да и не последний, надеюсь, с кого я показания в больнице снимаю.
«Ну-ну», — мысленно «благословил» его Маланин, открывая дверь в палату.
С перебинтованной головой и повязками на венах, по которым Семену вгоняли раствор, повернувшись лицом к двум штативам для капельниц, что стояли подле больничной койки, Семен представлял собой полную беспомощность вконец измочаленного человека, который только и может, что рассчитывать на крепость своего организма. С трудом приоткрыв глаза на звук заскрипевшей двери, он изобразил на лице некое подобие улыбки, когда Маланин представил ему «следователя прокуратуры», и даже шевельнул губами, что означало, видимо, «хорошо, я все понимаю».
— В таком случае я вас оставляю, — посмотрев на часы, заторопился Маланин. И, уже повернувшись к Адыгову, добавил: — Но предупреждаю, не волновать и не более пятнадцати минут.
Маланин ушел, с осторожностью кошки прикрыв за собой дверь, а Головко пытался лихорадочно вспомнить, где же он видел раньше «господина следователя». И только когда тот спросил, может ли Головко ответить на пару-тройку вопросов, вспомнил.
Старший следователь межрайонной прокуратуры Адыгов, чудом избежавший обвинения в получении крупной взятки за ликвидацию уголовного дела, по которому обвиняемым корячилось от восьми до двенадцати лет строгого режима. Он видел его всего лишь один раз, причем мимолетно, но столь импозантную личность трудно было не запомнить.
— Вы хорошо помните всё то, что случилось с вами? — спросил Адыгов, покосившись на дверь.
— Естественно, — шевельнул губами Семен, думая в то же время о том, в какой момент Адыгов пустит в ход спрятанный под курткой пистолет.
«Или, может, пистолет у него на самый крайний случай? — прокачивал Семен ситуацию. — А для убийства припасено что-нибудь более тихое и нежное? Скажем, тот же шприц с отравленной иглой? Или брошенный на лицо платочек, от пропитки которого можно тут же отдать концы?»
Однако, как бы там ни было, но надо было и отвечать грамотно, и в то же время не пропустить того единственного момента, ради которого и был затеян весь этот цирк с переодеванием.
В какой-то момент в его сознании даже промелькнула предательская мыслишка, а стоит ли овчинка выделки? И может, лучше будет скрутить Адыгова прямо сейчас, с пистолетом и фальшивым удостоверением на кармане, стоит нажать вмонтированную в панель незаметную для постороннего глаза кнопочку, однако тут же отбросил эту мысль. Судя по хватке, начальник службы собственной безопасности художественной галереи «Рампа» далеко не дурак, и, поварившись в межрайонной прокуратуре, он загодя должен был обезопасить себя на случай изъятия пистолета. А это значит, что у него есть разрешение на ношение оружия, что же касается фальшивого удостоверения, то об этом вообще можно забыть; пустячок, детский лепет.
И если свести всё это воедино…
Задумавшись, Семен пропустил что-то такое, о чем его спросил Адыгов, и вынужден был виновато улыбнуться:
— Простите, я вроде бы плохо слышу.
— Ничего страшного. Просто я спросил, в тот вечер вы возвращались домой один?
— Один.
— Не помните, в какое время?
— Без четверти двенадцать.
— И как всё это произошло?
— Как произошло? — переспросил Головко и невольно напрягся, исподволь наблюдая за каждым движением Адыгова. Поднял с пола свой кейс, положил его на колени, щелкнул замочками…
Как бы специально поднятая крышка кейса не позволяла рассмотреть, что за предмет он держит в руках. Это мог быть и блокнот с ручкой, и шприц с таким раствором, от которого мгновенно засыпают и уже не просыпаются.
Но если это нечто, похожее на второе, то ему сначала надо подняться со стула, наклониться, чтобы сдернуть одеяло или вырубить его на пару минут, или же…
Как бы припоминая, что же с ним случилось на самом деле в ту ночь в подъезде дома, Семен незаметно для постороннего глаза нажал «тревожную» кнопочку и прикрыл веки.
Почувствовал, как напряглась каждая клеточка его тела.
Из-под опущенных век он видел, как Адыгов бросил на него стремительный взгляд, в его руке блеснуло нечто похожее на авторучку с жалом, и он рывком сорвал одеяло. Семен увидел, как над его шеей зависла рука Адыгова, и он, резко вскинувшись, ударил его головой в подбородок, одновременно фиксируя руку Адыгова. Второй удар, кулаком в лицо, выбросил Адыгова на середину палаты, и в этот момент Семен едва не распрощался с жизнью, запутавшись в простыне.
Однако нападавший оказался гораздо проворней, нежели можно было предполагать. И пока Семен поднимался с пола, вывалившись из кровати, Адыгов успел выхватить из-под ветровки пистолет с накрученным глушителем и дважды нажал спусковой крючок…
Отброшенный на кровать, Семен, словно в тумане, увидел, как к нему, целясь в голову, приближается Адыгов, и в этот момент в палату ворвались спецназовцы Маланина…
Всё дальнейшее происходило, как в вязком, молочного цвета тумане, и единственное, на чем зафиксировалось сознание Семена, пока он стаскивал с себя бронежилет, так это окровавленный Адыгов да озверевший Маланин, ткнувший в его ноздрю ствол пистолета.
— Сука! Быстро! — яростным шепотом кричал Маланин. — Кто?! Кто заказчик? Или я тебя сейчас, с-с-сука…
Выстрел холостым заставил Адыгова конвульсивно дернуться, и он, видимо еще не осознав до конца, что же такое могло произойти с ним, выдавил из себя: — Неручев…
Это был первый день после его выписки из Склифа. Надо было подготовиться к первому допросу Игната Петровича Неручева, и Головко, обложившись протоколами допросов братьев Дремовых,
