— Понимаешь ли, Пенни, кто-то шантажировал и Роджера, причем кто-то, кто знал, что О'Нейл принимает наркотики. Кто-то заставил его разгласить данные закрытого партийного опроса и фальсифицировать компьютерный файл. И этот же «кто-то»…
— Убил его! — С того самого момента, когда утром ей позвонили по телефону, Пенни пыталась подавить в себе горе и боль. Но последние слова взорвали барьер, слезы хлынули из глаз, крики отчаяния сотрясали тело. Бесполезно было разговаривать с ней, и Матти молча отвела Пенни к постели, уложила и попыталась успокоить плачущую девушку. Она просидела рядом с ней, пока слезы не опустошили ее душу и она не заснула.
Матти двигалась по улице в полном смятении. Мягко кружили хлопья первого зимнего снега, но она их вообще не замечала. Она терялась в догадках, мучительных сомнениях. Все ее улики вели к О'Нейлу. Но теперь он мертв, и дверь, в которую она толкалась и за которой должна была найти ответ, внезапно захлопнулась у нее перед носом. Отвратительные амбиции мужчин уже не раз приводили к шантажу и насилию. Многие века тяга к политической власти завораживала, соблазняла и коррумпировала и мужчин, и женщин, но никогда еще никто из них не забрызгал кровью дверь дома 10 по Даунинг-стрит. Теперь ее требовалось отмыть. Для того у нее оставался лишь один день, а она и понятия не имела, что для этого надо делать и куда идти.
— Ну, давай, давай, давай, давай же! — кричала она в отчаянии, молотя кулаками по крышке стола. День клонился к вечеру. Все это время она и так и эдак перекладывала известные ей факты, но все ее ухищрения оставались напрасными; она окончательно запуталась и перестала вообще что-либо соображать. Стрелки часов продолжали свой неумолимый бег, а она все прокручивала и прокручивала в мыслях различные комбинации, каждый раз убеждаясь, что снова идет по дороге, по которой уже проходила, и снова попадает в тот же тупик, в который уже упиралась. И чем больше она старалась, тем труднее было найти какой-нибудь новый, еще не опробованный подход. Надо поменять обстановку, подумала она, может быть, тогда заиграет огонь воображения. Прогулявшись, покатавшись на машине и приняв ванну, она снова сидела дома и молила Бога ниспослать ей озарение. Напрасно. И вдохновение, и интуиция покинули ее — сказались бессонные ночи, а единственный человек, который мог ответить на эти мучительные вопросы, был мертв и все секреты унес с собой. Зарывшись лицом в ладони, она молила о чуде.
И вдруг что-то блеснуло. Позже она не могла припомнить, что именно вызвало в ее сознании эту искру, но из затухающих угольков ее воли и надежды выбился вдруг маленький огонек и затрепетал, оживая и все ярче разгораясь. Кажется, не все еще потеряно!
Часа через два в дверях с большой коробкой горячей пиццы появился Краевский. Он звонил, но никто не отвечал. Он забеспокоился и удвоил усилия. В комнате было темно. Матти согнувшись сидела на полу в углу, обхватив руками колени у подбородка. Она плакала.
Он молча опустился рядом с ней, и в этот раз она позволила ему обнять себя и держать в объятиях, пока она не перестала плакать. Прошло, однако, еще некоторое время, прежде чем она смогла говорить.
— Ты как-то сказал мне, Джонни, что если я не смогу мыслить и действовать по зову долга, то я никогда не стану настоящей журналисткой, а останусь чем-то вроде бабочки. Теперь я поняла, что ты был прав. Вплоть до сегодняшнего дня я занималась тем, что выискивала материал для своей статьи. Да, она мыслилась как очень большая статья, но больше всего меня при этом интересовало, чтобы ее опубликовали на первой полосе газеты и чтобы там стояло мое имя. Это как в фильме, в котором преступников вышибают из их потайных мест, несмотря ни на какие разрушения и жертвы. И в этом фильме я играла роль отважной журналистки. Презирая трудности и опасности, она распутывает преступные козни. Теперь, Джонни, я больше не смотрю на это, как на игру…
Она подняла глаза, и он увидел в них не слезы страха или боли, а слезы облегчения — человек вырвался наконец из трясины и встал на твердую почву. — Мне не нужно было ничего, кроме статьи — великой статьи. Я забросила свою работу и растоптала твои чувства просто потому, что в этот момент ты оказался у меня на дороге. Сейчас я бы все отдала за то, чтобы этих событий не было и не надо было бы писать статью. Но уже слишком поздно.
Она схватила его за руку. Сейчас она нуждалась в нем, как никогда раньше.
— Видишь ли, Джонни, не было во всех этих происшествиях никаких совпадений. Вултон вынужденно отказался баллотироваться, потому что его шантажировали. Кто-то отделался от него так же, как отделались от Коллинриджа, Маккензи и Ирла. И от О'Нейла.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— О'Нейл или покончил жизнь самоубийством, или был убит. Но часто ли ты слышал, чтобы кто-нибудь кончал жизнь в общественной уборной?
— Матти, но не с КГБ же мы имеем дело!
— Что касается О'Нейла, то в его случае не исключается и это.
— Боже милостивый!
— Джонни, где-то там, наверху, есть кто-то, кто не остановится ни перед чем, лишь бы стать, хоть ненадолго, самым могущественным человеком страны.
— Это ужасно… Но кто?
Она гневно топнула ногой.
— В этом-то вся чертова загвоздка. Сижу вот здесь в темноте, зная, что есть человек, имя, намек, которые могли бы все распутать, но не могу найти ни то, ни другое, ни третье. Все в конечном счете упирается в О'Нейла, но теперь его нет…
— А ты уверена, что это не был сам О'Нейл, который так увяз во всем, что испугался, потерял самообладание и… покончил с собой?
— Нет, это не мог быть О'Нейл. Не могло же быть так, чтобы…
Огонь снова вспыхнул, обдав теплом и слегка рассеяв туман сомнений и сумятицы предположений и догадок, опутывавший ее мысли.
— Джонни, О'Нейл не единственный имел прямое отношение к большинству утечек, а может быть, и ко всем им. Дело в том, что некоторые из них связаны с правительством, а не с партией. Я имею в виду такие в высшей степени секретные сведения, которые не были известны не только партийным чиновникам, но и некоторым членам кабинета.
Она глубоко вздохнула — так глубоко, как если бы впервые за многие дни вдохнула свежего воздуха.
— Ты понимаешь, что это означает, Джонни? Должно быть какое-то общее звено. Несомненно должно быть, но как его найти?
— Матти, нам уже нельзя сдаваться. Нужно разыскать его! Нет ли у тебя списка членов кабинета министров?
— В ящике моего рабочего стола.
Он вскочил на ноги, подошел к столу и, немного порывшись в ящике, нашел нужный список. Решительным движением смахнув со стола загромождавшие его бумаги, книги, в общем все, что там находилось, — он получил чистую поверхность, похожую на лист бумаги, ожидающий, чтобы они его заполнили. Схватив фломастер, он крупным, размашистым почерком переписал на поверхность стола все двадцать две фамилии членов кабинета, числившиеся в списке.
— О'кей. Кто из них ответствен за утечки? Ну, Матти, иди и думай! — Джонни охватил огонь поисковой страсти.
Матти не двинулась с места. Она будто застыла в своем углу. Остатки ее энергии сконцентрировались на разборке той путаницы, которая царила в ее голове, и ни на что другое сил не было.
— За это время имели место по меньшей мере три случая, когда утечка информации могла произойти только в кабинете министров, — сказала она наконец. — Я имею в виду решения о сокращении территориальной армии, об аннулировании программы расширения больничной сети и о согласии на производство нового препарата компанией «Ренокс». Сам О'Нейл ничего не мог о них знать. А кто из членов правительства мог?
Она начала медленно перечислять фамилии членов кабинета, знавших о тех решениях из первых рук. Эти фамилии Краевский тут же отмечал на столе галочкой.
Кто был членом комитета кабинета министров по проблемам вооруженных сил, который, очевидно, разрабатывал вопрос о сокращении территориальной армии? Сосредоточься, Матти, напрягись, даже если каждая клетка твоего мозга кричит о том, что хочет спать. Мысли начали понемногу фокусироваться и приобретать форму. Министр обороны, министр финансов, возможно, канцлер казначейства, ну и, конечно, премьер-министр. Черт! Кто еще? Да, правильно, министр по вопросам занятости и министр иностранных дел.
Вопрос о больничной программе рассматривался, конечно, в другом комитете, а участвовать в его работе могли министр здравоохранения, канцлер казначейства, министр торговли и промышленности, министры образования и по проблемам окружающей среды. Всех ли она учла? Состав и даже сам факт существования этих комитетов считались государственной тайной, а это означало, что никакие официальные сведения о них никогда не публиковались, и узнать что-то о них можно было только из вестминстерских лоббистских толков. Система этих толков была, однако, столь эффективной, что, перебрав еще раз в уме все фамилии, она была уверена, что не пропустила ни одной.
