— Да-да.
— Ну так поторапливайся. Как там твой кавалер жандармский? Ничего? Ты знаешь, что он гэбэшник?
— Да-да.
— Ну так тем более поторопись.
— Да-да, я сейчас выезжаю.
* * *
Около трех пополудни я звонила Владыке. Они убили Бранжьену. Глотков лично убил. Ни хрена себе! Ладно, оставим Пятую заповедь на его давно утонувшей в крови совести. Подумаем о насущном. Бранжьена — первая. Кто второй? А если этого второго убьют где-нибудь в Америке или Австралии, как мы узнаем? Владыка сказал, узнаем. Успокоил. А я, как-то внезапно осмыслив весь ужас совершенного ритуала (Семь версий! Даже этаж седьмой!), спросила:
— Владыка, а ты уверен, что он сумеет вернуться?
Старик Урус молчал долго и ответил честно:
— Теперь уже не знаю. Это будет зависеть от нас всех.
— Мне-то что делать? — Я была в панике.
— Ничего, — сказал Владыка. — Иди отдыхай.
И я пошла на пляж. Была чудесная безветренная погода. Мягкий песок, красивые люди, белые чайки, рыжее солнце. А вода такая теплая, нежная, ласкающая…
Потом солнце окончательно свалилось в море, и я пошла обратно. Возле дома меня поджидала девушка, прекрасная, как майская роза. Она была из наших, и значит, пришла не просто так, но мне не хотелось об этом думать. Не хотелось — и все! Я влюбилась в неё с первого взгляда. Как, вы не знаете, что одна девушка может влюбиться в другую? Тогда вы много потеряли в этой жизни. Мы поднялись наверх и познакомились. Нет, просто познакомились в обычном, земном смысле.
— Как тебя зовут?
— Люси, — наврала она.
— Ты когда-нибудь занималась этим с женщинами?
— Еще бы!
— А с мужчинами?
— О-о-о!!
И тут нас прервал звонок Грая.
— Ты хочешь, чтобы я ушла к его приходу? — спросила Люси, когда мы закончили разговор.
— Да. А что? — сказала я.
— Ничего. Просто ты не права. Мужчины очень возбуждаются, глядя, как мы занимаемся любовью друг с дружкой. А это здорово.
— Но я хочу владеть им безраздельно.
— Хорошо, — она пошла навстречу, — мы заведем этого супермена по полной программе, и вот когда он станет весь как натянутая до звона тетива, я оставлю его тебе. Безраздельно. Согласна?
Я была согласна. Мы выпили чего-то и медленно разделись. Женщины, которые понимают толк в лесбийской любви, занимаются ею очень-очень неторопливо. Первые движения должны быть такими, словно это сон или кино, снятое рапидом, а потом постепенно, очень постепенно темп может и должен нарастать. У нас было время. Ночь приближалась неторопливо и страстно…
* * *
Изольда помолчала, поднялась, подошла к окну и долго смотрела вверх, на проплывавшие по небу облака. Потом повернулась к сидящим в комнате и проговорила почти шепотом с полувопросительной интонацией:
— Это случилось вчера. Или позавчера?
Никто не ответил.
Она приблизилась к Симону и сказала уже громче:
— Сим-Сим, я тоже ничего не помню и ничего не понимаю. Я запуталась в этом мире, Сим-Сим. Но почему-то я хочу здесь остаться.
Потом метнулась к Давиду.
— Тристан! — Она уже почти кричала. — Сделай что-нибудь! Ты же так много умел, пока был Давидом!
И вдруг на тон ниже Шумахеру:
— Борис, ты создаешь миры! Или что ты там создаешь? Подскажи, как мне жить дальше. Ну придумай ещё какое-нибудь лекарство Я хочу стать матерью. Я хочу быть, как все другие бабы. Вы понимаете? Ни черта вы не понимаете! Эх, мужики! Разве я все это вам рассказывала? А кому? Кому?…
Видит Бог, которого нет,
Я грешила всю жизнь свою
Не сумела найти Ответ,
И опять на Пороге стою
Не решаюсь переступить
И не в силах бежать назад.
Чем грехи свои искупить?
Я готова. Хоть во сто крат
Сильный порыв ветра распахнул полуприкрытое окно, стукнул рамой об угол стены, и посыпались стекла. Тонкий ажурный тюль занавески, словно гигантский мотылек, трепетал во внезапном потоке воздуха.
Бог, которого нет, ответил Изольде.
— А все же, — сказал Симон с нажимом.
— Продолжаешь допрос? — улыбнулся Давид.
— Продолжаю, — подтвердил Симон. — Ваша очередь, господин Маревич.
Шумахер даже не улыбнулся, смотрел на Грая задумчиво, если не сказать отрешенно. А Изольда — тем более после своего долгого и неестественно художественного монолога — находилась почти в трансе. У Симона возникла ассоциация со старой детской сказкой, где была красивая, идеально сделанная механическая кукла размером с живую девочку. Кукла сыграла свою роль — и все, завод её кончился.
— Как зовут Владыку Шагора? — спросил Симон внезапно.
— Рабиндранаш, — отреагировал Давид с пулеметной скоростью, словно это была викторина, в которой учитывалось время на раздумье.
— Почему? — обалдело поинтересовался Шумахер.
— Ну, — объяснил Давид, — Тагор Рабиндранат, а Шагор — Рабиндранаш.
— Да пошли вы!.. — обиделся Симон. — Я ведь серьезно спрашиваю.
— А серьезно — не совсем с этого надо начинать, — объяснил Давид назидательным тоном.
Ну положительно никаких сил не оставалось вести этот безумный допрос. Ну не дают, мерзавцы, работать и все тут. Симон проговорил устало:
— Ладно, начинай с чего хочешь. Напоминаю только: вопросы-то у меня все те же. Какие такие Черные Птицы заклевали всю нашу губернию? То есть, тьфу! Птицы-то у нас белые, рыбы — черные, значит, не заклевали, а… что там делают рыбы? Покусали, что ли?
— А вот мы сейчас и разберемся! — с энтузиазмом подхватил Давид. — Вначале — немного философии, теологии и космогонии.
— Опять ликбез?
— Конечно, Симон. Девушке нашей эта часть удалась неважно. Лично я не доверил бы ей подрастающее поколение. Так вот. Начинаю с самого верха.
Мир создали Демиурги. Или один Демиург, что несущественно, как станет ясно из дальнейшего. Кто создал самого Демиурга, считается вопросом (как бы это помягче?) неграмотным и неэтичным. Ведь для всякого очевидно, что Демиурга никто не создавал — он просто рожден был женщиной в том самом мире, который потом и создал. Подчеркиваю: потом. Уже хорошо. Правда? Но ты слушай дальше. Ты знаком с Демиургом, лично знаком. Догадался? Нет? А почему спрашивал об имени Шагора? Так вот знай: у него много имен, очень много. Наиболее известные такие: Ариман, Иблис, Мара, Самаэль, Вельзевул, Яньло, Люцифер, Шайтан…
— Короче, мир сотворен дьяволом, — перебил Симон, почувствовав, что Давид увлекся и будет теперь до завтрашнего утра извлекать из своей «компьютерной» памяти имена князя тьмы, спасибо ещё не по алфавиту шпарил. — Оригинально.
— Да ничего тут нет оригинального. Люди догадывались о таком варианте мироздания ещё задолго до теоретика сатанизма Антона Лакея. Но никто из них как не понимал, так и не понимает сути. Сатанисты тоже дураки. Не было и нет никакого Мирового Зла. Просто Великий Скульптор, он же Демиург, создал мир, далекий от совершенства, чтобы людям тоже осталось с чем повозиться. Ну и люди напридумывали себе богов, и сами становились богами, и стремились совершенствовать этот несовершенный мир. И только единицы понимали, что никаких богов нет и никакого дьявола нет, что все — суета сует и ловля ветра, потому что боги — это люди, стремящиеся вперед, а дьявол — это опять же люди, стремящиеся сохранить все как есть. И кто из них добрый, а кто злой — тоже вопрос из разряда безграмотных и неэтичных.
Стремление изменить мир в конечном счете ведет к его гибели. Во всяком случае, это один из законов, которым наделил свой мир Демиург, когда создавал его. И этот закон он сообщил среди прочего тем немногим, кто способен был понять его. Но люди истолковали все по-своему, то есть с точностью до наоборот: мир погибнет, если не будет меняться. И стали проповедовать эту ересь. Демиургу, конечно, не понравилось: совсем не для того сообщал он вечные истины, чтобы другие чесали о них языком где попало, да ещё поставив все с ног на голову. Ну и пошла борьба: кто кого.
Для ясности проведу аналогию: религиозные фанатики и боги — это бунтовщики, революционеры, а так называемые «слуги дьявола» — обыкновенная служба безопасности, Вселенский КГБ. Ни тех, ни Других упразднить нельзя, потому что, в сущности, именно так и задумал Демиург, но задумал, бедняга, сам о том не догадываясь. Ведь он сотворил не просто мир, он сотворил самоорганизующуюся, саморегулируемую систему. И система, конечно, переросла самое себя, потом переросла Демиурга и вышла из-под его контроля. Последнее случилось не так давно.
Некоторые не понимают, что такое контроль, представляют его себе в виде толстых стен, колючей проволоки, всевидящего ока и отстрела непокорных. А на самом деле контроль — понятие чисто информационное. У кого больше знаний, тот и контролирует ситуацию. Демиург пользовался и пользуется некоей внеземной субстанцией, включающей в себя, говоря по-нашему, базы данных, процессоры и сети. Субстанцию эту называют иногда поэтичным словосочетанием «Розовые Скалы», а иногда буднично, по-деловому, без всяких заглавных букв — хранилищем полной информации обо всем.
