– После чего, – вставил Боннер, – нам поставят в вину смерть Хэзлитта.
Ларкспур глотнул чая со льдом.
– Саррабьян, – пробормотал он, словно не услышав слов президента. – Да, с ним надо бы разобраться. – Прозвучало это не слишком оптимистично.
– Разве что и его убьют, – вставил Дрискилл.
Ларкспур продолжал:
– Но кто знает, что принесет нам день, и ночь, и новый день? Только не этот старый ветеран, уверяю вас. Людям не так легко свыкнуться с мыслью, что Боб Хэзлитт, еще вчера бывший среди нас, сегодня стал воспоминанием. Его делегаты кучкуются между собой, ищут поддержки. Что нам делать? Стоит ли бросать им приманку, чтобы перетянуть на свою сторону? Вообще-то, другого кандидата у них нет. Стоит ли пытаться их заарканить? Не покажется ли это… бессердечием? Если попытка не удастся, мы окажемся в очень неловком положении.
– То есть, они могут и отказаться?
– Именно так, мистер президент.
– И как Хэзлитту пришла в голову эта дрянь с «Колебателем Земли»? То есть, сдается мне, он свихнулся на соблазнах новых технологий, – рассуждал сам с собой президент.
– Ну, – вмешался Дрискилл, – они хотели устроить настоящий хаос, чтобы выставить тебя слабаком, неспособным установить мир и порядок.
– Долго ли мы сумеем это скрывать? – спросил президент. – Продержимся до конца съезда? – Он хмуро оглядел собеседников. – Если республиканцы проведают раньше времени, они нас прикончат. «Тысячи жертв демократов!» – так и вижу заголовки.
Ларкспур кивнул.
– О, мы сумеем держать все под спудом довольно долго. Даже до выборов. Те парни в «Хартленд», которые построили эту штуковину, понятия не имеют, что нам о ней известно, и не знают, что ее использовали в предвыборной борьбе – землетрясение как землетрясение, всякое бывает. Раз в ходе кампании ничего не прозвучало, секрет остался между нами и Хэзлиттом. Общественность совершенно не в курсе. Придется начать серьезное расследование, и оно может затянуться надолго – вряд ли кто-нибудь выскочит из леса и станет уверять, что может вызвать землетрясение. Разве что какой-нибудь псих.
– После выборов, – проговорил президент, – мы сумеем предъявить серьезные доказательства новой администрации.
– Возможно, сэр, – кивнул Ларкспур, – а может, сумеем просто все похоронить. Как похоронили НЛО. Да и в истории разработки и испытания первой атомной бомбы до сих пор немало тайн. А много лет спустя, когда что-нибудь просочится наружу, нам уже будет все равно – и никто не оспорит ваше место в истории и звание миротворца.
– Ну, мне от этого не по себе. – Президент слабо, довольно безрадостно, улыбнулся. – Тех типов, которые запустили «Колебатель Земли», нельзя оставлять без присмотра и расследование полностью скрыть не удастся. Но пока еще никто не подозревает, что землетрясение в Мексике было неестественным. Готов поспорить, что первыми заподозрят неладное сейсмологи – поверьте, они обязательно заподозрят, и мы должны подготовиться к их откровениям. Заготовить политический ответ.
Ларкспур, приглаживая волосы на высоком куполе черепа широкой ладонью с пятнами, выдававшими проблемы с пищеварением, сказал:
– Я взял на себя смелость, мистер президент, обсудить с генеральным прокурором проблему, которую представляют люди из хартлендского спутникового агентства. Я, разумеется, ничего не знал о землетрясении, просто хотел кое-что проверить. «Хартленд» располагает станциями по всему миру – но я не вижу причин, почему бы сигнал «Колебателю Земли» не мог послать центр спутниковой связи в Айове.
– Центр спутниковой связи… – повторил президент. – Звучит как эхо Второй мировой.
– Ну, Вторая мировая окончилась бы много раньше, если бы мы смогли ударить по Японии парой девяток по шкале Рихтера. Все могло бы завершиться еще в декабре сорок первого. Так или иначе, я предложил генпрокурору Роуэн выслать группу ФБР в Хартленд, Айова, для расследования обстоятельств гибели Боба Хэзлитта – и просил несколько раз в сутки уведомлять нас о результатах.
– Спасибо, Ларки. В самую точку. – Боннер вздохнул. – Так. Что они предпримут – наскребут горсточку иллинойского праха и слепят из него нового Хэзлитта?
– Или, – предположил Дрискилл, – похоронят в пирамиде вместе с половиной слуг и в окружении домашних животных. Видели бы вы его телохранителя – прямо с вербовочного плаката морской пехоты! Запросто шагнул бы под пули, заслоняя Хэзлитта. Он еще поинтересовался здоровьем Элизабет, когда доставил мне письмо своего хозяина. Да и вообще все: праздник в честь его матушки, ресторан, где все подают вдвое против заказанного… И секретарша взирает на него, словно Джун Кливер на Бобра.15 Сплошной сюрреализм – я просто не сумею описать, как выглядел день рождения его матери. – Дрискилл устало покачал головой.
– А что нам делать с этим письмом? – спросил президент.
– То есть обнародовать или оставить при себе? – переспросил Дрискилл. – Надо еще обдумать, что делать с Шермом Тейлором. Шерм уж найдет что сказать.
– Да, хотел бы я его послушать! «Пошли вы на хрен, я возвращаюсь к республиканцам!» – Президент мечтательно улыбнулся. – Интересно, нельзя ли заставить его выйти из нашей партии.
Ларкспур покачал головой.
– Нам нечего ему предъявить. В том-то и беда. Конечно, что-нибудь мы раскопаем – но до съезда не успеть.
– Все дело в Почетной медали, – подтвердил Дрискилл. – Он считает, что должен всей жизнью оправдать награду.
Президент посмотрел на них.
– Думаю, мы должны опубликовать письмо.
– А зачем? – поинтересовался Ларкспур. – Нужно ли нам, чтобы люди узнали о наших переговорах с Хэзлиттом?
– Черт побери, Ларки, а чем еще сплотить народ? Может, это сработает, может – нет, но письмо доказывает, что Хэзлитт увидел свет истины. Можно присочинить, что мы вели долгие беседы по телефону, что он убедился в значимости моих действий, мы добились компромисса по некоторым вопросам, он согласился – и собирался обратиться к съезду, отозвать свою кандидатуру и передать мне поддержку своих делегатов. Я согласился оставить для него важный пост в кабинете министров – и он вылетел в Чикаго. А тут – бум! – и конец Бобу Хэзлитту. По-моему, звучит… э-э, разумно? – Президент вскочил и принялся расхаживать по комнате. – Какого черта мы сидим тут с унылыми физиономиями? Хэзлитт мертв, ради бога, выдвижение досталось нам! Хоть среди своих-то можно порадоваться?
– Не так все просто, мистер президент, – возразил Ларкспур. – Мы все сейчас в шоке – и разговор о том, как из него выйти. Возможно, у нас не хватит времени вычислить, какова подоплека… вашего выдвижения. Словом, с ликованием лучше погодить – если мы чему и научились, так это тому, что в политике разумного не бывает.
– Не хотелось бы портить день, – заметил Дрискилл, – и, возможно, я малость страдаю паранойей, но что, если самолет взорвали? Что, если в ближайшие несколько дней обнаружится, что Хэзлитта убили на глазах миллионов телезрителей?..
– Стоит ли об этом говорить? – Президент посмотрел на Ларкспура.
– Ну, следует быть готовыми к тому, что об этом заговорит кто-то другой. Хотя мы не думаем, будто тут нечисто, верно? – Ларкспур постукивал себя по губам шариковой ручкой с президентской печатью – все что угодно, лишь бы забыть о сигарете.
– Нет, – согласился Дрискилл, – но нельзя игнорировать такую возможность. А если это убийство, у кого имеется мотив? Взгляды всего мира обратятся на нас, друзья мои. Выигрываем именно мы…
– Боже всемогущий, Бен! – вскричал президент. – Дай же ты хоть минуту покоя! И без тебя все достаточно паршиво. Нам придется поддерживать тесный контакт с федеральным управлением авиации и с ФБР. Все, что они раскопают, поступает к нам – понятно, они молчать не будут… Ларки, ты можешь связаться с ФБР?
– Конечно.
– Тогда вернемся к письму. Подумаем, как лучше его опубликовать. Только не в широкой печати. С этим успеется. Может, стоит сперва ознакомить с ним делегатов: можно бы обернуть письмо в свою пользу. Надо сообразить. Мы можем опубликовать фотокопию письма, так? Но вот когда, надо хорошо рассчитать. – Боннер взял письмо с кофейного столика и стал рассматривать на просвет. – Окончательно проверим все утром. И разработаем план действий. Люди, я устал, как собака. Ларки, придумай что-нибудь насчет LVCO – от моего лица еще одно опровержение; надо натравить прессу на Саррабьяна. Нам понадобится что-то основательное. Давайте встретимся здесь же завтра в семь.
Пресс-конференция началась в восемь часов утра.
Она проводилась не в зале Рамсеса, в котором, по словам Мака, не дозволялось устраивать столпотворения и который к тому же был слишком мал, а в бальном зале «Мемфис», увешанном огромными плакатами с ликами президентов-демократов, скрещенными флагами тех же президентов и их родных штатов, огромными зеркалами в золоченых рамах, золотистыми коврами на полированном полу и тому подобным. Одно то, что прессу собрали не в напичканных электроникой помещениях центра съездов, а в «Марлоу», создавало впечатление, что президент, избравший отель своей штаб-квартирой на время съезда, лично занимается решением загадки: что же все-таки произошло с Бобом Хэзлиттом.
