«Да ты что, Урино? — сказал он, усмехаясь. — Зачем такие церемонии? Говори прямо, тут никто не подслушивает.»
Но это отнюдь не успокоило Гавнери. Он сделал умоляющий жест, и еще настойчивее потянулся к заросшему седым волосом уху Мардафата.
«Вы меня знаете, Председатель, — проскрежетал Гавнери негромким напряженным полушепотом. — Я не стал бы беспокоить вас по пустякам. Но на этот раз дело и вправду нешуточное. Позавчера убили нашего человека из прокуратуры.»
Мардафат слегка отодвинулся.
«Ну и что? — спросил он в крайнем изумлении. — Я читал об этом в газетах. Мне докладывали. Конечно, жалко честного упыря, но с кем не бывает? Полиция утверждает, что убийство совершено на романтической почве. Что тут такого?»
«И в самом деле, что тут такого? — Гавнери выпрямился с видом оскорбленного достоинства. — Речь, между прочим, идет о моем ближайшем соратнике. Знали бы вы, сколько ведер вражеской крови мы выпили с ним на пару… Когда Шабак ликвидирует какого-нибудь заштатного вурдалака из Фатха, вы устраиваете десятитысячную демонстрацию! А тут — ерунда… подумаешь… какой-то еврей из израильской прокуратуры…»
«Молчать! — заорал Мардафат, брызгая слюной. — Что вы такое несете, Гавнери? Еврей… араб… Фатх… прокуратура… При чем тут все это? Вы что, забыли? У вурдалаков нет национальности!!»
Воцарилось короткое молчание. Пристыженный Гавнери опустил голову и смахнул непрошенную слезу. Жена его тоже прослезилась и промокнула глаза краем своего малинового берета. Глядя на них, всхлипнул и Мардафат.
«Не будем ссориться, братья, — выговорил он надтреснутым голосом, сморкаясь в клетчатую кафию. — Поверьте, я разделяю ваше горе… а теперь извините, мне пора…»
«Еще только одну минутку, Засер, — тихо сказал Гавнери, обходя стол. — Прокурора не просто убили. Он…» Он наклонился к Мардафату и что-то зашептал ему в самое ухо.
Лицо Председателя вытянулось. Теперь оно выражало сильнейшее волнение.
«Вы совершенно в этом уверены? — еле слышно прошелестел Мардафат. — Может быть, все-таки случайность? А?..»
Он с надеждой посмотрел на супругов. Борец за мир скорбно покачал седой головой:
«Я понимаю ваши сомнения. Такого не происходило в здешних краях более века. И все же… случайность исключена. Откуда здесь взяться…»
Рахель Гавнери поспешным жестом закрыла мужу рот.
«Чч-ч-ч… — прошипела она. — не стоит произносить это слово вслух.»
«Не стоит, не стоит… — поспешно подтвердил Мардафат. — Но кто это сделал?»
Гавнери пожал плечами:
«Пока неизвестно. Но мы уже задействовали своих людей в полиции и в еврейской секции Шабака. Рано или поздно узнаем.»
«Рано или поздно… — сварливо повторил Мардафат. — Да вы понимаете, какая смертельная опасность нам угрожает? „Поздно“ нас не устраивает. Давайте уж лучше рано…»
«Можно подумать, что мы в этом кровно не заинтересованы, — сказал Гавнери радраженно, делая особое ударение на слове „кровно“. — Помимо всего прочего, необходимо было принять срочные меры, чтобы пресечь распространение. Сами понимаете: пойдут слухи, то да се…»
Мардафат судорожно вцепился в край стола.
«Милосердный аллах… — прошептал он. — спаси и помоги…»
«Пока все тихо, — успокоил его Гавнери. — Следователь — наш человек. А остальные, похоже, не обратили внимания. Особо зверское убийство и все тут…»
«Спаси и пронеси…» — снова прошептал Мардафат.
«Вот, собственно и все, — сухо сказал Гавнери и взял за локоть жену. — Мы будем и в дальнейшем держать вас в курсе дела. Но было бы хорошо, если бы и вы, по своим каналам…»
Он церемонно поклонился, прощаясь. Рахель, щелкнув суставами, сделала книксен и качнула своим малиновым беретом. Мардафат поднял голову. В бараньих глазах его метался панический заячий страх.
«Конечно, конечно… — проблеял он дрожащим голосом. — Держите… и я тоже… по каналам… Постойте, постойте!..»
Уже взявшийся за ручку двери вурдалак удивленно обернулся. Неустрашимый Председатель звучал так, как будто боялся остаться один в комнате.
«Постойте… — Мардафат перевел дух. — Гавнери, я хочу попросить вас об одной услуге… возможно последней… — глаза Председателя наполнились слезами, он всхлипнул. — Задержите, пожалуйста, разговором посла Испании. Мне нужно время, чтобы прийти в себя… и, кстати, скажите Махлюду, чтобы подмел. Прощайте…»
* * *
В ста метрах от блокированного израильскими танками компаунда Мардафата старший сержант Коэн прислонился к мощной бетонаде огневой позиции, вытянул ноги и закрыл глаза. Перед его мысленным взором медленно и беззвучно проплыли события прошедшего отпуска, начиная с дискотеки и заканчивая бурной ночью с новой подружкой, оказавшейся, кстати, замечательно шустрой. Между этими событиями, как между скобками, маячили две пьянки с друзьями, бешеные гонки на родительских автомобилях, драка со штабными «джобниками», ссора с папашей, удачное бегство от военной полиции и еще много чего. Самое странное, что все это удивительное многообразие умещалось в какие-то смешные тридцать шесть часов.
«Эх, — сказал он мечтательно. — Щас бы вздремнуть часиков сорок… Евгений, братишка, дай сигарету, не будь сукой.»
«Возьми сам… там, в бронежилете,» — откликнулся Евгений, коэновский закадычный друг и напарник. Евгений на этой неделе в отпуск не ходил по причине испорченных отношений с командиром, а потому, в отличие от товарища, был зол, бодр и собран. Сейчас он смотрел в бинокль на тесную площадь перед компаундом, где перед театрально разложенными мешками с песком вперемежку кучковались машины с дипломатическими номерами, штатские люди в галстуках и мардафатовские бандиты в камуфляже с «калашниковыми» наперевес.
«Ты бы бронежилет надел… — лениво посоветовал Коэн. — Неровен час, Ленский придет, застукает. Он теперь, гад, тебя на каждой мелочи ловить будет. Может, все-таки извинишься?»
Ленский был тем самым командиром, который не пустил Евгения в отпуск.
«Хрен ему в зубы, чтоб не болтался, — свирепо отвечал Евгений. — Буду я еще извиняться перед всякими салагами. У меня уже дембель тикает, а он кто? Извиняться… Да его пристрелить мало, этого Ленского…»
«Надень… — сказал благоразумный Коэн, закуривая. — Мало ли…»
«Отстань, жарко… — отмахнулся Евгений, не отрываясь от окуляров. — Смотри-ка, там вроде как испанцы к нашему прикатили. Машина с флагом и вообще.»
Коэн пустил кольцо дыма и сощурился, ловя ослепительное солнце в его серую трепещущую рамку.
«Ага, — подтвердил он. — По радио говорили. Засера сегодня испанский посол навещает, в знак солидарности.»
«Ишь ты… — протянул Евгений, исследуя в бинокль группу людей у самого входа. — Снюхались, кровососы… А кстати: кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?»
Коэн вздохнул. До конца смены было еще пилить и пилить.
Йоси Гейлин выгнулся и, максимально вывернув шею, изо всех сил скосил глаза вниз и влево, чтобы получше рассмотреть свою затянутую в розовое трико попку. Как и положено попке, она кокетливо уклонялась от любопытного йосиного взгляда, завлекательно поигрывая ямочками на обеих ягодицах. Ах, проказница! Йоси взял круглое зеркальце на длинной ручке и посмотрел на себя, томно полуприкрыв густо накрашенные глаза. Ну вот… Помада и в самом деле оказалась слишком бледной. Какая он противная, эта продавщица из «Версаче»! Йоси притопнул ножкой. Противная, противная, противная!.. Он ведь совершенно ясно попросил самый яркий оттенок!
Но нет, мы не дадим какой-то глупой ревнивой девчонке испортить наше настроение, правда, Йоси? Нет, не дадим… Гейлин обворожительно улыбнулся самому себе. Что за душка, что за лакомый кусманчик! Он повернулся спиной к большому настенному зеркалу и, используя маленькое, стал разглядывать свою замечательную розовую попку. Да, конечно, так было видно намного лучше. Но все-таки хуже, чем в том женевском отеле. Там-то был оборудован целый зеркальный угол с поворотными плоскостями, и можно было без всяких ухищрений рассматривать себя под самыми разнообразными углами.
Ах, Женева!.. Ах, какие интенсивные ээ-э… контакты были у него там с этим усатым ловеласом Ясером Ебу-Вдупу! Йоси вздохнул, чувствуя, как сладостное томление разливается по всему телу, особенно — в области попки. Он даже раскраснелся, вспомнив кульминационный момент переговоров, когда Ясер, щекоча йосину спинку своими удивительными усами, шутливо шлепал его по попке и спрашивал притворно сердитым голосом:
«Аль-Кудс от-дашь?»
«Конечно…» — страстно шептал Йоси, млея от любовного восторга.
«А Хей-фу?.. а Хей-фу?..» — ритмично нажимал Ебу-Вдупу.
«Бе-ри… бе-ри…» — вскрикивал Йоси в такт переговорным усилиям.
«А Тель-Авив?» — рычал йосин партнер, подходя к пику переговоров.
