Учёные переглянулись — им только что дали понять, что за документы лежат перед ними. Не перехват, а трофей.
— Насколько серьёзно его защищали? — спросил Гаррисон.
— Два человека погибли, чтобы не позволить нам увидеть это, так что судите сами.
— Вот как. Да. Понятно. — Доктор Джолли вынул изо рта трубку и принялся с величайшим вниманием рассматривать её. Остальные трое опустили глаза. — Боюсь, речь может идти о некоем проекте, некоей операции. И далеко не мелкой.
— Значит, о чём-то масштабном? — спросил человек из министерства внутренней безопасности.
— Джентльмены, для мусульман, тем более фанатично настроенных, Аль-Исра есть нечто крайне важное. Нечто, способное изменить мир. Если Аль-Исра используется в качестве кодового названия, в масштабности проекта можно не сомневаться.
— И никакого указания на то, что это может быть за проект?
Доктор Джолли обвёл взглядом коллег. Они пожали плечами.
— Ни малейшего. Авторы обоих писем призывают Аллаха благословить их предприятие, но это все. Думаю, выражу общее мнение, если скажу, что вам стоит постараться выяснить, о чём идёт речь. Они определённо не стали бы называть Аль-Исрой закладку бомбы в какой-нибудь ночной клуб или автобус пригородного сообщения.
Никто ничего не записывал. В этом не было необходимости — здесь и без того все записывалось. Не зря же знающие люди называли само здание «дворцом головоломок».
Через час оба разведчика получат распечатки совещания и займутся составлением совместного отчёта. Он будет готов к рассвету, запечатан и отправлен с курьером под надёжной охраной. Документ пойдёт высоко. Настолько высоко, насколько это только возможно в США. Другими словами, он пойдёт в Белый дом.
В Вашингтон Терри Мартин возвращался вместе с Беном Джолли. Лимузин, который их вёз, был больше седана, а задние места отделялись от передних перегородкой. Через стекло пассажиры видели две макушки — водителя и сопровождающего.
Убрав в карман трубку, американец задумчиво смотрел в окно на заметённую красновато-коричневыми и золотистыми листьями равнину. Его спутник смотрел в другое окно. Оба угрюмо молчали.
За всю свою жизнь Терри по-настоящему любил четырех человек, и за последние десять месяцев потерял троих из них. В начале года один за другим, практически одновременно, умерли родители, которым было уже за семьдесят. Отца прикончил рак простаты, а мать, казалось, просто не нашла в себе сил и желания жить без него. Написав трогательное письмо каждому из сыновей, она выпила снотворного, легла в горячую ванну и уснула, «ушла к папе».
Терри Мартин был разбит, но выкарабкался, опершись на сильные плечи двух мужчин, которых любил больше, чем себя самого. Одним был его любовник, высокий и красивый биржевой маклер, с которым он разделил последние четырнадцать лет жизни. Все вроде входило в обычную колею, а потом, ветреным мартовским вечером… Обычная история с пьяным водителем, запоздалым скрежетом тормозов, хрустом металла и костей. И вот уже тело на мраморном столе морга, и страшные похороны, и слезы на глазах, и откровенное неодобрение на лицах родителей Гордона.
Терри всерьёз подумывал о том, чтобы положить конец собственной несчастной жизни, но старший брат Майк, словно прочитав его мысли, переехал к нему на неделю и помог преодолеть кризис.
Терри восхищался братом ещё с того времени, когда они жили в Ираке, и потом, когда вместе учились в частной школе Хейлибери, что неподалёку от города ярмарок Хартфорда.
Майк всегда был тем, чем никогда не был Терри. Они и на братьев-то не походили: один смуглый, другой светлый, один полный, другой сухощавый, один жёсткий, другой мягкий, один быстрый, другой медлительный, один смелый, другой пугливый. Глядя в окно лимузина, мчащегося по разрезающей осенний пейзаж автостраде, Терри вспоминал финальный матч по регби против Торнбриджа, которым Майк завершил своё пятилетнее пребывание в Хейлибери.
Команды уходили с поля. Терри с застывшей на губах улыбкой стоял у ограждённого канатами прохода. Майк остановился и взъерошил ему волосы.
— Ну что, братишка, мы их сделали.
Терри помнил, какой испытал страх, когда пришло время признаться брату, что он — гей. Майк, к тому времени уже офицер-десантник, только что вернувшийся с Фолклендов, задумался на секунду, ухмыльнулся и ответил заключительной репликой Джо Брауна из «Некоторые любят погорячее»:
— Что ж, у каждого свои недостатки.
С того дня восхищение, с которым Терри всегда относился к старшему брату, не знало границ.
В Мэриленде солнце опускалось за горизонт. В той же часовой зоне оно садилось и над Кубой, над её юго-западным полуостровом, известным как Гуантанамо. Мужчина расстелил молельный коврик, повернулся лицом к востоку, опустился на колени и начал молитву. Из коридора за ним бесстрастно наблюдал джи-ай. Все это солдат видел и раньше, много-много раз, но инструкции требовали не спускать с заключённого глаз, так что он не мог даже отвернуться.
Стоящий на коленях мужчина пробыл в тюрьме, бывшем лагере «Икс-Рэй», ныне лагере «Дельта», а на языке репортёров «Гитмо», почти пять лет. Издевательства и лишения, которых было немало, особенно вначале, он пережил молча, без слёз и жалоб. Он прошёл через все унижения, которым подвергался не только сам, но и его вера, не издав ни звука, но когда смотрел на своих мучителей, даже они видели в чёрных глазах неукротимую ненависть. За эту ненависть его снова били. Он не сломался.
В дни «кнута и пряника», когда заключённых поощряли доносить друг на друга в обмен на послабления и подачки, он тоже молчал, не заслужив ни первого, ни второго. Видя это, другие доносили на него, но измышления были настолько очевидной клеветой, что ни отрицать, ни подтверждать их он не стал.
В комнате, где дознаватели хранили файлы, служившие доказательством их опыта и квалификации, было много такого, что касалось молившегося в тот вечер человека, но почти ничего, что исходило бы от него самого. Несколько лет назад он сдержанно, но вежливо ответил на вопросы следователя, решившего испытать на нём человеческий подход. И это было всё, что им удалось узнать о его жизни.
Проблема заключалась в том, что никто из следователей не понимал его языка и полностью зависел от переводчиков. Последние же блюли в первую очередь свои интересы. За интересные сведения им полагались кое-какие поощрения, что, разумеется, стимулировало игру воображения.
После четырех лет молчания человек, о котором идёт речь, получил ярлык «не склонен к сотрудничеству», означавший всего-навсего, что сломать заключённого не удалось. В 2004-м его перевезли через залив в новый лагерь «Эхо», представлявший собой тюрьму особо строгого режима. Крохотные камеры, белые стены и ночные прогулки. Целый год он не видел солнца.
За него не просила семья, его выдачи не требовали правительства, у него не было адвоката. Другие арестованные сходили с ума, и их отправляли на принудительное лечение. Он молчал и читал Коран.
Пока человек в камере молился, в коридоре сменился часовой.
— Чёртов араб! — бросил тот, кого сменили.
Сменщик покачал головой:
— Он не араб. Он — афганец.
— Итак, Терри, что думаете о нашей проблеме?
Бен Джолли, очнувшись от раздумий, смотрел на Мартина через салон лимузина.
— Хорошего мало, верно? Вы заметили, какие лица были у наших доблестных шпионов? Похоже, мы всего лишь подтвердили то, о чём они уже догадывались. И, похоже, радости не добавили.
— Иначе не скажешь. Теперь им придётся выяснять, что это за операция — Аль-Исра.
— Но как?
— Видите ли, Терри, я ведь с этим народом давно общаюсь. Со времён Шестидневной войны. Возможностей у них немало: внутренние источники, двойные агенты, прослушка, аэронаблюдение. Теперь вот компьютеры. Раньше на поиск перекрёстной информации уходили недели, теперь — минуты. Думаю, они своё дело сделают. Найдут и остановят. Не забывайте, мы прошли долгий путь с тех пор, как русские сбили Гэри Пауэрса над Свердловском в шестидесятом, а наши «У-2» сфотографировали их ракеты на Кубе в шестьдесят втором. Вы тогда, наверно, ещё и не родились, а? — Он усмехнулся. — Древность, а?
Терри кивнул.
— Может быть, у них есть кто-то в «Аль-Каиде»? — предположил он.
— Сомневаюсь. Если бы кто-то был — я имею в виду, достаточно высоко, — он бы уже сообщил, где прячется руководство, и мы бы сбросили парочку умных бомб.
— Ну, тогда они зашлют к ним кого-нибудь. Он все разведает и сообщит.
Его собеседник решительно покачал головой.
— Перестаньте, Терри, мы оба знаем, что это невозможно. На араба положиться нельзя — он всегда может переметнуться и работать против нас. А чужой не пройдёт. У всех арабов большие семьи, кланы, племена. Достаточно как следует порасспросить родственников, и любой самозванец будет разоблачён. Значит, надо найти такого, которого не на чём взять. Плюс внешность, речь и, самое главное, способность сыграть роль. Вы знаете, какие у них молитвы. Достаточно ошибиться в одном слове, и фанатики моментально заметят. Они повторяют одно и то же по пять раз на дню.
