В своём третьем снайперском туре он и ухватил товарища Драгунова. Находясь на отдалённой боевой базе где-то в джунглях, он со своим наводчиком, морскими пехотинцами и командой Агентства, работавшими вместе, провернул штуку, в результате которой первый «Драгунов» попал в западные руки.[256] Эта винтовка сегодня находится в музее Агентства на первом этаже главного здания в Лэнгли. Перед тем, как она была выставлена на обозрение, я своими руками как следует испытал её в мастерской технического управления Лэнгли. Именно ту самую!
Двадцать его послевоенных лет были чертовски банальными. Конечно, прискорбно было видеть настолько одарённого человека столь страдающим, ну а что бы вы поделали? Люди с такими способностями в чёрной злобе часто оборачиваются против себя самих, как и поступил Бродяга Суэггер, и отчёты о том времени преисполнены меланхолии и страданий. Алкоголизм, деловые неудачи, проблемы с законом, автомобильные аварии, распавшийся брак — сплошная литания воззваний к Господу о ниспослании уничтожения, поскольку реальность слишком болезненна. Но, видимо, Господь был занят в те дни, а может быть, пощадил Суэггера в наказание настоящему грешнику вроде moi,[257] так что снайпер отступил в леса, где приобрёл трейлер и начал жизнь заново. Даже на фоне всех его заслуг с оружием это было его величайшим и храбрейшим достижением. Он принялся читать, интересуясь тем, что же породило Вьетнам и, более того, чем были вызваны его боль и страдания как от ужасного ранения, так и от потерь, которые он понёс: его первая вьетнамская жена и затем его наводчик. Суэггер, я пытался уберечь тебя от всего этого! Уже в 63 м году я знал, что ничем хорошим это не кончится и твоя история будет миллион раз написана кровью. Убей меня, если сможешь, чёрт бы тебя взял, Суэггер — но я совершил преступление века, чтобы спасти тебя! Помни, что ты должен любить меня, когда будешь нажимать на спуск — если уж до этого дойдёт.
В арканзасской ссылке, которую с ним делили лишь винтовки и собака, он прошёлся по истории вьетнамской войны, а вслед за этим — и по истории войн в целом, которая парадоксальным образом является историей цивилизации, образовывая себя в делах мира, которому он служил, но которого никогда не знал. Разум его самоочищался от ребяческих идей гордости, бравады и превосходства, становясь мудрее. Он перестал говорить и начал слушать, а стрельба, которой он постоянно занимался, вывела его первоклассный талант на невообразимый, запредельный уровень. Он снова подготовил себя к заданию, и оно, наконец, воспоследовало. Моё задание.
В 1993 году мне было шестьдесят три года, и я был убелённым сединами, старым серым кардиналом, которого любили мои младшие соратники, известным точностью советов, неисчерпаемой рациональностью — я так и не оставлял приверженности неокритицизму — и великолепными техническими возможностями, в основном в области планирования и финансирования тайных операций. В фольклоре агентства я был Мистером Тайной, всегда высоковостребованным. Хоть я и провёл много времени в России и организовал финансирование Ельцина, позволившее ему заместить Горбачёва (при этом ни он, ни кто-либо другой не догадывались, что я американец и уж ни в коем случае не мыслили меня американским агентом), тем не менее я также надзирал или консультировал проекты и в других сферах.
Так в мою жизнь вошёл Эль-Сальвадор. Богом проклятое место, куда я ни в жизнь не захотел бы вернуться. Оно напоминало мне Вьетнам, а еда — пусть и обильная и пряная — не шла в сравнение с мексиканской, с которой меня познакомил Алек.
Эту историю затягивать не следует, так что я избавлю вас от подробностей и драматизации. Начну же я с личного момента. Хоть мои мемуары и построены вокруг профессиональных, а не персональных вопросов, но иной раз персональное вторгается в профессиональное.
В 1992 году Пегги умерла от рака груди после шести недель мучений. Кошмаром было видеть женщину — столь живую, умную, красивую и верную, необыкновенную, бывшую лучше всех в своём окружении, всегда питавшую меня силами и бывшую замечательной матерью мальчикам, — съедаемой заживо тяжким недугом. Мальчики и я были всё время рядом с ней. Она прожила достаточно долго для того, чтобы увидеть, как они закончат колледж и начнут собственные карьеры и семьи. Её смерть опустошила меня, принеся неутолимую боль. Я нисколько не оправдываюсь, а лишь поясняю, почему в последовавших событиях я оказался не в лучшей форме, заблуждавшись в суждениях, совершая ошибки и теряя концентрацию. Гордиться было нечем, мне повезло просто остаться в живых — если я вообще остался.
Но поторопимся. Благодаря мистеру Суэггеру, время может не быть на нашей стороне. Возникла необходимость убрать человека, и эта необходимость натолкнула меня на мысль повторить операцию «Либерти Уолленс». Та же схема: подсадной снайпер, настоящий снайпер, баллистическая уловка, затем подсадного ловят и убивают, а настоящая команда возвращается домой чистенькими. Детали навсегда похоронены в папках Лэнгли, но я снова подписал Лона на роль настоящего стрелка: оказалось, что он жаждет приключений, засидевшись в своей самопровозглашённой отставке. Суэггера же я назначил Освальдом.
Как говорится — плохой карьерный ход.
В отличие от несчастного, глупого Алека, Суэггер убежал, так что дело переросло в погоню и охоту. Нам следовало добраться до Суэггера раньше, чем до него доберётся ФБР. Это было делом Шрека, моего главного оперативника, а Суэггер обходил его, оставлял в дураках и обгонял на каждом шагу, так что первой моей ошибкой было непонимание, что на роль подсадного Суэггер никак не годился, будучи гораздо более компетентным. Ни Шрек, ни я не разглядели вовремя, что разработанный нами для него план не уничтожил его, а переродил. Он снова вернулся в покинутый ранее мир более сильным, сообразительным, пронырливым и коварным, так что всю дорогу не мы охотились за ним, а он охотился за нами.
Наконец, мы старательно расставили последнюю ловушку. Я убедил Лона быть стрелком, и думаю, что его это порадовало: такое дело куда как лучше, нежели догнивать в коляске, сидя в закрытом поместье в Северной Каролине. За свой героизм, усердие и высокий дух он получил пулю в голову. Пожалуй, мне следовало бы предаться более глубоким сожалениям, нежели испытанным мною, однако благодаря моим настоянием и домогательствам Лон насладился интересной жизнью даже испытывая все тяготы своей трагедии. Лучше уж такой исход, нежели пустое угасание. Шрек, в свою очередь, с неудовольствием узнал, что калиберная пуля, выпущенная из дробовика, пробивает бронежилет. Однако, неудовольствие его не было столь полным, как у его помощника, коренастого и невысокого бывшего сержанта, склонного к крайней жестокости, звавшегося Джеком Пэйном. Джек сделал то же открытие, что и Шрек, однако перед этим Суэггер отстрелил ему руку из того же самого дробовика. Суэггер: лучший человек для перестрелки, о котором я когда-либо слышал. Несравненный.
Однако… упс! Он даже великого Хью Мичема обдурил, слегка поколдовав с винтовкой ещё до начала всей затеи таким образом, чтобы из неё нельзя было выстрелить. Насколько я знаю, они всё ещё ищут того, кто тогда стрелял. Тут-то Хью Мичем и решил умереть.
И снова я опущу экран конфиденциальности между читателем и подробностями. Скажу лишь, что этим вещам следует находиться вне кругозора людей, не являющихся профессиональными оперативными разведчиками. А среди них я был одним из лучших в мире, так что смог изобразить и сплести свою собственную смерть. Всё же я был роскошным планировщиком, манипулируя документами и обеспечивая тайное финансирование, а времени для необходимых приготовлений к такому случаю у меня было достаточно. Помогло и то, что я жил один, так что не было проблем с супружеством, которые пришлось бы утрясать, а также то, что моя дисциплина говорила мне: остановись — и уйдёшь навсегда, прощаний и возвращений не будет. Без приглашения в нашу компанию не вломишься.
Стартовавшая в среду операция покончила со мной к пятнице. Мне не довелось даже попрощаться с сыновьями и внуками — и это было настолько болезненно, что болит и сейчас. Однако, я знал, что обезопасил их как финансово, так и эмоционально, а уроки упорного труда и верности вкупе с дивидендами от «Кольта», «Винчестера» (ныне FN[258]), «Смита-и-Вессона» и прочих обеспечат им комфортное существование вне зависимости от сложностей обстоятельств.
Запущенный компьютерный код сожрал все мои файлы в базах Агентства. Полагаю, что тут я хватил через край, но от греха подальше. Сомнительно, что кто-то предпринял бы глубокий заброс в отдалённое прошлое, а уж особенно в таком быстро меняющемся мире как наш, но всегда лучше перебдеть, нежели недобдеть.
Таковым был предсмертный шаг Хью Мичема.
Что же касается настоящего меня, то я ушёл туда, куда ушёл и стал тем, кем стал. Я процветал, поскольку тихонько выводил деньги из Агентства долгие годы — а кто же позаботится о старом шпионе, если не он сам? Так что солидный счёт в швейцарском банке наполнил мою новую жизнь комфортом. У меня были связи, документы и я знал всякое, так что со временем выправил своё положение, для чего у меня вполне хватало остроты ума. А ещё позже положение более чем выправилось: я стал до неприличия богат и теперь жил в великолепии.
