Фундаментализм. Хотя фундаменталисты есть и среди суннитов, основное число фундаменталистов составляют шииты. Это течение внутри течения проповедует абсолютную покорность Корану в трактовке покойного аятоллы Хомейни, которого пока никто так и не заменил.
Хезбалла. В Иране самые ярые фундаменталисты — это армия фанатиков, называющих себя «партией Бога», или «Хезбаллой». В других местах фундаменталисты называются по-другому, но в этом докладе мы будем пользоваться термином «Хезбалла».
Цели и убеждения. Основная их идея заключается в том, что весь ислам, а в конце концов и весь мир следует привести к покорности воле Аллаха в том виде, как ее выражал аятолла Хомейни. Для этого у них есть определенное количество предпосылок, наибольший интерес из которых представляют собою следующие три: все существующие мусульманские правительства незаконны, поскольку не основаны на безусловном подчинении Аллаху, то есть Хомейни; никакое сотрудничество между Хезбаллой и светским мусульманским правительством невозможно; божественная обязанность Хезбаллы заключается в том, что она должна карать смертью неверных во всем мире, и в первую очередь мусульманских еретиков.
Методы. Уже давно Хезбалла постановила, что при выполнении последней задачи не должно быть ни милосердия, ни сострадания, ни жалости, ни ограничений, ни отступничества — даже если приходится приносить себя в жертву. Они называют это «Священным террором».
Предложение. Сплотить, организовать, вдохновить шиитских фанатиков па убийство шестисот самых главных и влиятельных членов династии Ибн-Сауда и уничтожить таким образом саму династию и ее правительство в Эр-Рияде, которое заменить после этого князьком, готовым к тому, чтобы согласиться с оккупацией американскими войсками Газского месторождения и снижением цены на нефть до уровня, «предложенного» США».
— Кто, черт возьми, это написал? — поинтересовался Сканлон, отложив доклад, из которого прочел лишь половину.
— Человек, в течение последнего года работавший у меня консультантом, — ответил Миллер. — Хочешь с ним познакомиться?
— Он здесь?
— Ждет за дверью. Приехал десять минут назад.
— Еще бы, — согласился Сканлон. — Хотелось бы бросить взгляд на этого психа.
— Минутку, — сказал Миллер.
Задолго до того, как профессор Джон Кормак оставил учебную работу и занялся политикой в качестве конгрессмена от штата Коннектикут, его семейство всегда проводило летний отпуск в домике на острове Нантакет. Впервые он появился здесь, будучи еще молодым учителем и новоиспеченным супругом, лет тридцать назад, когда Нантакет еще не был модным местом вроде Мартас-Винъярда или Кейп-Кода, и его сразу пленила незатейливая жизнь на природе.
Расположенный к востоку от Мартас-Винъярда у побережья Массачусетса Нантакет представлял собою в те времена островок с традиционным рыбачьим поселком, индийским кладбищем, золотистыми пляжами, обдуваемыми свежим ветром, несколькими летними домиками — и все. Незанятая земля там была, и молодые супруги, накопив денег, купили участок в четыре акра в Шоукемо, рядом с Детской бухтой, у самого конца закрытой лагуны, которая называлась просто Гавань. Там Джон Кормак поставил обшитый серыми от старости досками каркасный дом, крытый дранкой, и начинил его грубой тесаной мебелью, скрученными по углам ковриками и лоскутными одеялами.
Позже появились деньги, жилище стало благоустраиваться, добавились кое-какие пристройки. Когда Кормак вступил в Белый дом и заявил, что желает провести каникулы в Нантакете, на старый дом обрушилось нечто вроде небольшого урагана. Из Вашингтона приехали специалисты и в ужасе обнаружили тесноту, трудности с обеспечением безопасности и связи… Вернувшись назад, они сказали: «Да, господин президент, все отлично, только надо будет построить жилье для сотни людей из Секретной службы, оборудовать вертолетную площадку, несколько коттеджей для посетителей, секретарей и прислуги — не может же теперь Майра Кормак сама стелить постели! — и, может быть, одну-две антенны спутниковой связи…» Президент Кормак сразу отказался от затеи.
Потом, в ноябре, он решил рискнуть вступить в игру с человеком из Москвы и пригласил Михаила Горбачева в нантакетский дом на уик-энд. И русскому там понравилось.
Ребята из КГБ и Секретной службы были просто в отчаянии, однако оба лидера проявили неслыханную твердость. Закутавшись от дувшего с пролива пронзительного ветра (русский, кстати, привез Кормаку соболью шапку), они подолгу гуляли по берегу, тогда как агенты охраны тащились позади, прятались в сухой траве, переговариваясь по рациям, в небе боролся с ветром вертолет, а в море качался на волнах катер Береговой охраны.
Но никто никого и не пытался убить. Однажды безо всякого предупреждения президент и его гость добрели до деревушки, и рыбаки на пирсе продемонстрировали нм только что пойманных омаров и морских гребешков. Горбачев восхищался уловом, расточал улыбки и сиял; потом они выпили пива в прибрежном баре и побрели назад в Шоукемо, похожие на идущих рядом бульдога и аиста.
Вечером, отведав в каркасном доме варенных на пару омаров, они позвали своих военных специалистов и переводчиков, окончательно уточнили условия договора и составили коммюнике.
Во вторник к лидерам была допущена пресса — чисто символическое число ее представителей и до этого фотографировало и делало записи в блокнотах, поскольку дело как-никак происходило в Америке, — но во вторник прибыли батальоны журналистов. В полдень лидеры вышли на деревянную веранду, и президент зачитал коммюнике. В нем выражалось твердое намерение поставить на обсуждение ЦК и сената договор о широкомасштабном сокращении обычных видов вооружений как внутри стран, так и за их пределами. Специалистам оставалось еще уточнить кое-какие вопросы контроля и позднее обнародовать подробный перечень типов и количества оружия, которое следовало вывести из строя, законсервировать или пустить па слом. Президент Кормак говорил о мире почетном, надежном и добровольном. Слушая перевод, генеральный секретарь Горбачев энергично кивал. Никто не отметил то обстоятельство — хотя позднее пресса посвятила ему не одну страницу, — что при существующем в Америке дефиците бюджета, экономическом хаосе в СССР и угрожающем обеим странам топливном кризисе ни одна из них не может позволить себе продолжать гонку вооружений.
За две тысячи миль от Нантакета, в Хьюстоне, Сайрус В. Миллер выключил телевизор и взглянул на Сканлона.
— Этот человек собирается раздеть нас донага, — со спокойною злобой проговорил он. — Это опасный человек. Предатель.
Овладев собой, он потянулся к внутреннему телефону.
— Луиза, будьте любезны, пригласите ко мне полковника Истерхауса.
Кто-то однажды сказал: «Видят сны все, но опаснее всего те люди, которые видят их наяву». Полковник Роберт Истерхаус сидел в элегантной приемной на верхнем этаже здания «Пан-Глобал» и смотрел в окно на раскинувшийся внизу Хьюстон. Однако перед его светло-голубыми глазами стояло высокое небо и охряные пески Неджда: он думал о том, как контролировать добычу нефти из Газского месторождения на благо Америки и всего мира.
Родился он в 1945 году, а тремя годами спустя его отец согласился отправиться в Бейрут, чтобы преподавать в тамошнем Американском университете. В то время столица Ливана была истинным раем — элегантным, космополитическим, богатым и безопасным. Несколько лет Роберт ходил в местную школу, у него появились французские и арабские приятели, и к тому времени, как семья вернулась в Айдахо, ему было уже тринадцать лет и он одинаково свободно разговаривал по-английски, по-французски и по-арабски.
Своих новых американских школьных товарищей мальчик нашел пустыми, легкомысленными и на удивление невежественными, помешанными на рок-н-ролле и молодом певце по фамилии Пресли. Они подсмеивались над его рассказами о качающих ветвями кедрах, крепостях времен крестоносцев, пылающих кострах друзов{Друзы — приверженцы одной из арабских мусульманских сект шиитов.}, кочевавших по горным тропам. Поэтому мальчик увлекся литературой, и в первую очередь книгой Лоуренса Аравийского{Лоуренс Томас Эдвард (1888–1935) — английский разведчик, долгое время работавший в арабских странах.} «Семь столпов мудрости». В восемнадцать лет он оставил колледж и девушек и поступил добровольцем в 82-ю авиадесантную дивизию. Когда погиб Кеннеди, молодой человек еще находился в лагере для новобранцев.
Десять лет он прослужил десантником, трижды побывал во Вьетнаме и вернулся оттуда одним из последних, в 1973 году. При больших потерях в личном составе продвинуться в армии можно было быстро: Истерхаус был уже самым молодым полковником в своей дивизии, но тут он стал калекой — не на войне, а в результате нелепого случая. Это был очередной тренировочный прыжок в пустыне; предполагалось, что район высадки — песчаный и ровный, ветер слабый, не больше пяти узлов. Как обычно, начальство все напутало. На земле скорость ветра превышала тридцать пять узлов, он швырял парашютистов о скалы и склоны ложбин. Трое убитых, двадцать семь раненых.
