– Может быть, стоит обратиться за помощью? – спросил Иванов.
– У самого американского побережья и с подлодкой империалистов на хвосте? Знаете, какую «помощь» мы получим? Происшедшее, товарищи, не является случайностью. Вы подумали об этом? А вдруг мы оказались пешками в смертельной игре? – Он покачал головой. – Нет, мы не имеем права на такой риск. Американцам не достанется наш ракетоносец!
– Спасибо, что вы согласились незамедлительно приехать, сенатор. Извините за ранний звонок. – Судья Мур встретил Доналдсона у двери и проводил в свой просторный кабинет. – Вы знакомы с директором ФБР Джейкобсом?
– Да, конечно. Что заставило директоров ФБР и ЦРУ собраться вместе на рассвете? – улыбнулся Доналдсон. Как все это интересно! Должность председателя Специального комитета по разведке – это не просто работа, нет, она доставляет удовольствие. Приятно чувствовать, что ты принадлежишь к числу избранных, которых посвящают в государственные тайны.
Третьим в кабинете был Риттер. Он помог встать четвёртому человеку, сидевшему в кресле с высокой спинкой, которая заслоняла его от сенатора. К своему удивлению Доналдсон узнал в нём Питера Хендерсона. Костюм его помощника был помят, словно он провалялся в нём всю ночь. И тут благодушное настроение сенатора как рукой сняло.
– Вы, конечно, знакомы с мистером Хендерсоном? – заботливо поинтересовался судья Мур.
– Что все это значит? – Голос Доналдсона был скорее упавшим, чем возмущённым.
– Вы солгали мне, сенатор, – сказал Риттер. – Обещали, что никому не расскажете о тех сведениях, которые я сообщил вам вчера, и в то же время знали, что познакомите с ними этого человека…
– Ничего подобного!
–., который является агентом КГБ, – закончил Риттер. – Эмиль?
– Мы долгое время подозревали мистера Хендерсона, но никак не могли выйти на его связного. Есть вещи, которые слишком очевидны. Очень у многих в Вашингтоне есть свой таксист, который регулярно их подвозит. Так вот именно таксист и оказался связным Хендерсона. Наконец нам удалось разобраться во всём.
– Мы узнали, что Хендерсон является агентом КГБ благодаря вам, сенатор, – объяснил Мур. – Несколько лет назад у нас был в Москве отличный агент, полковник советских ракетных войск стратегического назначения. В течение пяти лет мы получали от него ценную информацию и уже готовы были вывезти его вместе с семьёй из России. Мы всегда стараемся это делать; ведь нельзя вечно пользоваться услугами одного агента, а этому полковнику мы были обязаны очень многим. Но я допустил ошибку, назвав его имя на заседании вашего комитета. Через неделю он бесследно исчез – исчез, как будто его и не бывало. Разумеется, в конце концов его расстреляли. Жену и трех дочерей сослали в Сибирь. По нашим сведениям, они живут теперь в деревне к востоку от Урала. Типичное место для ссыльных – никакой канализации, плохое питание, о медицинском обслуживании и говорить не приходится, а поскольку это семья расстрелянного предателя, можете представить, в каких адских условиях они находятся, как с ними обращаются. Погиб честный человек и уничтожена семья. Подумайте об этом, сенатор. Это подлинная история, происшедшая с реальными людьми.
Сначала мы не знали, каким образом эти сведения просочились в Москву. Это могли сделать вы или один из двух других членов комитета, поэтому мы стали снабжать каждого из вас различной информацией. Нам понадобилось шесть месяцев, и в трех случаях всплывало ваше имя. После этого мы попросили директора Джейкобса проверить всех ваших помощников. Что произошло дальше, Эмиль?
– Когда Хендерсон был заместителем редактора гарвардского «Кримсона» в семидесятом году, его послали в Кент, чтобы он написал статью о расстреле студентов колледжа. Помните, «Дни гнева» после вторжения наших войск в Камбоджу и эти страшные события, когда национальная гвардия открыла огонь по безоружным студентам. Кстати, меня тоже послали туда для расследования случившегося – повезло, нечего сказать. Очевидно, события эти потрясли Хендерсона. Его можно понять. А вот реакцию на них объяснить трудно. Когда Хендерсон закончил университет и оказался в штате ваших помощников, он связался с прежними активистами студенческого движения. В результате на него вышли русские и попросили представить им кое-какие сведения. Всё это произошло во время рождественских бомбардировок Вьетнама, которые возмутили Хендерсона. Вот он и передал им эту информацию. Сначала сведения, которые передавал русским Хендерсон, были малозначащими, через пару дней их можно было уже прочитать в «Вашингтон пост». Но именно так и вербуют агентов. Ему предложили приманку на крючке, и он начал крутиться вокруг неё. По прошествии времени русские, конечно, дёрнули за леску, и крючок прочно впился в Хендерсона. Это известная игра, с которой все мы хорошо знакомы.
Вчера наш агент подложил магнитофон в его такси. Вас, наверно, изумит, как просто все происходит. Агенты, как и все люди, начинают лениться, теряют бдительность. Короче говоря, у нас есть плёнка с вашим обещанием не разглашать сведения, полученные от заместителя директора ЦРУ, и вторая плёнка с записью того, как Хендерсон пересказывает эти сведения агенту КГБ меньше чем через три часа после вашего разговора с Риттером. Вы не нарушили закона, сенатор, а вот мистер Хендерсон нарушил. Его арестовали вчера в девять вечера по обвинению в шпионаже, и мы располагаем неопровержимыми доказательствами.
– Я не имел об этом ни малейшего представления, – сказал Доналдсон.
– Вас ни в чём и не подозревают, – ответил Риттер.
– Вы можете сказать что-нибудь в своё оправдание? – спросил Доналдсон у помощника.
Хендерсон молчал. Он подумал было, что, может быть, стоило бы извиниться, сказать, что он сожалеет, но как объяснить свои ощущения, свои чувства, толкнувшие его на такой поступок? Ведь будучи агентом иностранной державы, ты испытываешь восхитительное ощущение от того, что водишь за нос целый легион контрразведчиков, призванных правительством твоей страны преследовать тебя, хранить её тайны. Когда его арестовали, эти эмоции сменились страхом за то, что теперь случится с ним, и чувством облегчения, что все наконец позади.
– Мистер Хендерсон согласился работать на нас, – пришёл на помощь Джейкобс, – как только вы уйдёте из сената, разумеется.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожился Доналдсон.
– Сколько лет вы заседаете в сенате? – задал вопрос Мур. – Тринадцать, верно? Сначала вас назначили на освободившуюся должность до конца срока деятельности вашего предшественника, если мне не изменяет память.
– Почему бы вам не поинтересоваться моим отношением к шантажу, – заметил сенатор.
– О каком шантаже вы можете говорить?! – Мур негодующе всплеснул руками. – Боже милостивый, директор Джейкобс уже сказал, что вы не нарушили закона, и я даю слово, что ЦРУ будет хранить молчание по поводу случившегося. А вот захочет ли или нет Министерство юстиции передать в суд дело мистера Хендерсона по обвинению в шпионаже – за это мы не ручаемся. Представьте себе заголовки в газетах: «ПОМОЩНИК СЕНАТОРА ДОНАЛДСОНА ОБВИНЯЕТСЯ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИЗМЕНЕ. САМ СЕНАТОР УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО НЕ ЗНАЛ О ДЕЙСТВИЯХ СВОЕГО ПОМОЩНИКА».
– Сенатор, университет Коннектикута в течение нескольких лет предлагал вам пост профессора на факультете государственного права. Почему бы вам не воспользоваться этим предложением? – заметил Джейкобс.
– А если я не соглашусь, Хендерсон попадёт в тюрьму. Вы хотите, чтобы это было на моей совести?
– Конечно, он не сможет продолжать работать с вами, и вам также надо иметь в виду, что увольнение мистера Хендерсона после столь длительный образцовой работы у вас в штате вызовет толки. Если же, с другой стороны, вы примете решение покинуть политику, не будет ничего удивительного в том, что ему не удастся занять аналогичную должность у другого сенатора. Тогда мы найдём ему хорошую работу в Центральном счётном управлении, где он по-прежнему будет иметь доступ к разного рода секретным документам. Вот только с этого момента, – заметил Риттер, – мы будем решать, какие из них он передаст русским.
– По обвинению в шпионаже срока давности не существует, – напомнил Джейкобс.
– Если Советы узнают об этом… – начал Доналдсон и замолчал. Какое ему до этого дело, правда? Какое ему дело до Хендерсона или до какого-то русского связного? Главное – сохранить репутацию и свести до минимума потери.
– Ваша взяла, судья.
– Не сомневался, что вы поймёте нашу правоту. Я сообщу президенту. Спасибо, что согласились приехать, сенатор. Мистер Хендерсон немного опоздает на работу сегодня утром. Не стоит испытывать угрызений совести по этому поводу, сенатор. В случае безусловного повиновения через несколько лет мы сможем отпустить его. Такое случалось и раньше, но ему придётся заслужить это право. Всего доброго, сэр.
