Майкл Коннелли - Револьвер для адвоката

© Hieronymus, Inc., 2013

Школа перевода В. Баканова, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Хотя к свидетельской трибуне я направился с радушной улыбкой, на самом деле я намеревался нейтрализовать женщину, которая сидела на месте свидетеля.

Только что Клэр Уэлтон опознала в моем клиенте человека, который в канун прошлого Рождества, угрожая револьвером, вытащил ее из «мерседеса». Согласно показаниям, именно он толкнул ее на землю, а затем скрылся, прихватив машину, сумочку и все пакеты из торгового комплекса, которые она предварительно загрузила на заднее сиденье. Уэлтон заявила, что подсудимый, помимо всего, лишил ее чувства безопасности и уверенности в себе. Впрочем, в этой краже – краже настолько личного имущества – его не обвиняли.

– Доброе утро, миссис Уэлтон.

– Доброе утро.

Слова приветствия в ее устах прозвучали как мольба о помощи: «Пожалуйста, не мучайте меня». И немудрено – все в зале суда понимали: мне платят как раз за то, чтобы я ее помучил. Помучил и этим разрушил дело против моего клиента Леонарда Уоттса. Тем не менее почтенная женщина за шестьдесят отнюдь не производила впечатления слабой.

Уэлтон, домохозяйка из Беверли-Хиллз, стала одной из трех жертв, которые пострадали во время предрождественской череды ограблений, вылившейся в девять обвинений против Уоттса. Полиция окрестила вора «Бандит-стукни-по-бамперу». Физически сильный мужчина выискивал в торговых центрах женщину, преследовал ее и на красном сигнале светофора провоцировал аварию. Когда жертва выходила из авто оценить ущерб, он, угрожая оружием, забирал и транспорт, и вещи. Вещи он закладывал или продавал, а машины сбывал на запчасти.

Но все это лишь вменялось в вину, и дело зависело от того, кто мог опознать в Леонарде Уоттсе преступника. Поэтому Клэр Уэлтон оказалась особенной: она стала ключевым свидетелем процесса.

Лишь она указала присяжным на Уоттса, уверенно заявив, что именно он совершил данное преступление. За два дня сторона обвинения вызвала уже семь человек, однако Уэлтон была единственным надежным свидетелем. Заноза номер один; если удастся ее благополучно вытащить, все остальные вылетят сами собой. Выходит, либо я выбиваю страйк, либо присяжные упекают Леонарда Уоттса в тюрьму. Надолго.

К свидетельской трибуне я подошел с одним листочком в руке – оригиналом рапорта, составленным первым прибывшим на место преступления патрульным. После вооруженного угона Клэр Уэлтон позаимствовала у кого-то сотовый и сделала звонок в 911. Рапорт был приобщен к делу стороной обвинения. Я запросил соответствующее разрешение, получил одобрение судьи и положил документ на край свидетельской трибуны. Уэлтон отшатнулась; наверняка большинство присяжных это заметили. А затем, отойдя к кафедре между столами обвинения и защиты, я стал задавать вопросы:

– Миссис Уэлтон, перед нами рапорт с места преступления, составленный в тот день, когда вы стали жертвой неприятного инцидента. Вы помните, как говорили с офицером, который прибыл к вам на помощь?

– Конечно, помню.

– Вы рассказали ему, что случилось, верно?

– Да. Меня еще всю трясло…

– Тем не менее вы смогли рассказать, что произошло, и он составил рапорт с описанием человека, который вас ограбил и угнал ваш автомобиль. Так?

– Да.

– Это был офицер Корбин?

– Полагаю. Имени я не помню, но ведь оно есть в рапорте.

– Но вы помните, как рассказывали офицеру о произошедшем?

– Помню.

– И он кратко изложил ваши слова?

– Да. Так и было.

– Он даже попросил вас все прочитать, а затем подписать рапорт?

– Да, но я сильно нервничала.

– Это ваша подпись в рапорте? Здесь, под абзацем с кратким изложением событий?

– Моя.

– Миссис Уэлтон, зачитайте, пожалуйста, присяжным вслух, что офицер Корбин написал после вашего разговора.

Уэлтон замешкалась, изучая абзац. А обвинитель Кристина Медина, воспользовавшись моментом, встала, чтобы выдвинуть протест.

– Ваша честь, протестую. Подписывала свидетель отчет офицера или нет, адвокат пытается бросить тень сомнения на ее свидетельские показания с помощью документа, автором которого она не является.

Судья Майкл Сибеккер, прищурившись, обернулся ко мне.

– Ваша честь, подписав рапорт полицейского, свидетель официально признала его формулировку.

Отклонив протест, Сибеккер приказал миссис Уэлтон зачитать из рапорта подписанные ею показания. И она в конце концов подчинилась.

– «Жертва заявила, что остановилась на перекрестке Камден-драйв и Элевадо, и в нее тут же врезалась машина. Открыв дверцу, чтобы выйти и оценить повреждения, она наткнулась на чернокожего мужчину, взр. тридцать – тридцать пять»… Понятия не имею, что такое «взр».

– Возраст, – объяснил я. – Не отвлекайтесь, пожалуйста.

– «Нападавший схватил ее за волосы, вытащил из машины и швырнул на землю прямо посреди улицы. Ткнул ей в лицо черного цвета короткоствольный револьвер и сказал, что пристрелит, если она шелохнется или издаст хоть звук. Затем он сел в машину пострадавшей и скрылся в северном направлении. За ним последовал автомобиль, который был причиной аварии. Жертва не смогла…»

Она замолчала.

– Ваша честь, не могли бы вы попросить свидетельницу прочитать показание полностью, все, как записано в день происшествия.

– Миссис Уэлтон, – медленно произнес судья Сибеккер, – прошу зачитать показания целиком и полностью.

– Но, ваша честь, здесь не все.

– Миссис Уэлтон, – настойчиво повторил судья, – зачитайте показание полностью, как вас попросил адвокат защиты.

Уступив, Уэлтон выдавила последнюю фразу:

– «В настоящее время жертва не смогла дать более подробное описание подозреваемого».

– Спасибо, миссис Уэлтон, – сказал я. – Итак, описание подозреваемого дано лишь в общих чертах, зато вы с самого начала были в состоянии детально описать оружие. Я прав?

– Не знаю, насколько детально. Он направил револьвер прямо мне в лицо, я хорошо его рассмотрела и смогла описать. К тому же мне помог полицейский, объяснив разницу между револьвером и другими видами оружия.

– И вы смогли описать вид оружия, цвет, даже длину ствола.

– А разве оружие не всегда черное?

– Давайте вопросы буду задавать здесь я, миссис Уэлтон.

– Просто про оружие полицейский расспрашивал много.

– Тем не менее вы не смогли описать человека, который угрожал вам этим оружием. Хотя всего два часа спустя, на опознании, выбрали его фотографию из многих других. Я правильно говорю, миссис Уэлтон?

– Вы поймите: я видела человека, который меня ограбил и угрожал оружием. Но одно дело описать нападавшего, и совсем другое – узнать. Когда я увидела фотографию, я его узнала. Не сомневаясь. Так же как не сомневаюсь, что за тем столом сидит именно он.

Я повернулся к судье:

– Ваша честь, я хотел бы отметить, что свидетель уклоняется от ответа.

– Ваша честь, – встрепенулась Медина, – в своих так называемых вопросах адвокат делает громкие заявления. Он сделал заявление, свидетель ответила. Замечание об уклонении не имеет под собой никаких оснований.

– Замечание отклоняется, – произнес судья. – Задавайте следующий вопрос, мистер Холлер. И я хочу услышать именно вопрос.

Я задал. Я очень старался. Я двадцать минут изводил Клэр Уэлтон по поводу опознания моего клиента. Поинтересовался, как много темнокожих людей она знала в своей жизни, жизни домохозяйки из Беверли-Хиллз, тем самым дав возможность всплыть проблеме межрасового опознавания… Тщетно. Ни разу у меня не получилось поколебать ее решимость, ее убежденность, что ограбление совершил не кто иной, как Леонард Уоттс. А по пути она, похоже, вновь обрела то, что, по ее словам, потеряла во время ограбления, – уверенность в себе. Чем больше я на нее наседал, тем лучше она держалась под словесным напором. И отвечала мне той же монетой. К концу допроса свидетельница превратилась просто в кремень. Она опознала моего клиента и точка. А вот я – нет.

Я сказал судье, что вопросов больше нет, и вернулся к столу защиты. Медина сообщила, что у нее есть короткий повторный прямой опрос свидетеля, и я знал, что она задаст Уэлтон пару вопросов, которые лишь укрепят опознание. Пока я пробирался к своему месту рядом с Уоттсом, он пытался углядеть на моем лице хоть какой-то признак надежды.

– Ну, как-то так, – прошептал я. – Нас сделали.

Он отшатнулся, словно мое дыхание или произнесенные слова – а может, и то и другое – вызвали у него отвращение.

– Нас?

Он произнес это достаточно громко, чтобы перебить Медину, которая обернулась и посмотрела на стол защиты. Я сделал примиряющий жест – ладонями вниз – и беззвучно прошептал: «Возьмите себя в руки».

– Взять себя в руки? – взревел Уоттс. – И не собираюсь! Вы сказали, что все уладили. Сказали, что она не проблема.