Наталья Александрова
Сбылась мечта хулиганки
© Александрова Н. Н., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Блестящий шарик, как ненормальный, носился в расписном кратере рулетки. Кара, как загипнотизированная, следила за его движениями. Вращение колеса понемногу замедлялось, шарик, дребезжа, перекатился еще несколько раз и замер.
Семерка. Кара перевела дыхание. Оказывается, пока колесо рулетки крутилось, она вообще забыла дышать.
Молодой человек в темно-красной жилетке и золотых очках, за стеклами которых почему-то совсем не было видно глаз, пододвинул лопаточкой высокую стопку фишек:
– Ваш выигрыш!
И тут же безразличным голосом, как автомат, продолжил:
– Делайте ваши ставки, господа!
Кара подняла на него сумасшедшие глаза и тихо проговорила:
– Все на четырнадцать.
Крупье равнодушно передвинул стопку и запустил колесо.
– Ставки сделаны!
И снова шарик мечется, мечется в бешено вращающемся круге… Ладони у Кары стали совсем мокрыми.
«Это последний раз… последний раз…»
Она помнила инструкции. Четыре раза. Два, одиннадцать, семь и четырнадцать. Как они это делают? В конце концов, это ее не касается. У нее есть инструкции. Но ладони все равно были мокрыми от пота, сердце билось где-то в горле. Каре было страшно.
Шарик еще раз чиркнул по расписному кругу и остановился. Четырнадцать. Как же они это делают?
Крупье невозмутимо передвинул фишки:
– Ваш выигрыш.
Кара дрожащими руками сгребла фишки в большую кожаную торбу и пошла к кассе. Крупье равнодушно смотрел ей вслед.
И еще одни глаза неотрывно следили за ней. Брюлик не подходил к рулетке, не хотел светиться, наблюдал за ней со стороны, из-за столика, но Кара все время чувствовала на себе его тяжелый пристальный взгляд.
«Смотри, без фокусов! – предупредил он ее утром. – Я все время буду рядом! И не перепутай ничего, деньги очень большие, сама понимаешь, ты у нас девочка взрослая», – и посмотрел на нее многообещающе.
Сейчас он поднялся из-за столика и неторопливой ленивой походкой, вяло волоча ноги, двинулся к ней через зал.
Девушка в кассе отсчитала толстые пачки денег, сложила их на кассовый прилавок:
– Пересчитайте.
Кара кивнула и приготовилась считать.
В это время двери игорного зала распахнулись, и в помещение ворвались десятка полтора людей в камуфляже и черных масках, с короткими автоматами в руках.
– Все на пол! – заорал старший, поводя стволом автомата в сторону мордатых охранников казино.
Кара, повинуясь мгновенному импульсу, одним движением смела деньги с прилавка в свою торбу, застегнула молнию и прижала сумку к животу.
Казино в этот ранний еще вечерний час было полупустым. Охранники, привыкшие к подобным внеплановым визитам, поспешно укладывались на пол. Брюль в злобной растерянности переводил глаза с Кары на людей в камуфляже. Автоматчик ткнул в него стволом и нервно бросил:
– Тебе что – отдельное приглашение нужно?
Брюлик оскалился, но подчинился.
Кара, трясясь от страха, медленно двинулась вдоль стенки по направлению к двери дамской комнаты. Один из автоматчиков, оказавшийся ближе других, окинул взглядом сквозь прорезь в маске ее скорчившуюся фигуру, белое от страха лицо и вполголоса проговорил:
– Вали-ка ты отсюда, детка! Здесь взрослые вопросы решаются, ты не при делах, как бы тебе случайно не досталось.
Кара испуганно кивнула и нырнула в дверь туалета. Тут, трясущимися руками закрыв дверь кабинки, она вытащила из торбы, из-под кучи денег, на которую ей было страшно даже смотреть, серую юбку и теплый невзрачный свитер. Переодевшись, вечернее платье, в котором она играла, – десять квадратных сантиметров блесток и разноцветной паутины – затолкала в мусорное ведро. Спрятала волосы под серый берет. Огляделась, увидела в углу оставленные уборщицей ведро и швабру, положила свою торбу в ведро и выскользнула из туалета.
Автоматчик в коридоре равнодушно скользнул по ней взглядом – уборщица со своими орудиями труда…
Кара, пряча глаза и стараясь казаться маленькой и незаметной, прошла знакомым ей коридором, толкнула дверь с надписью «Только для персонала», быстро пересекла еще один коридор, к счастью никого не встретив, оставила возле двери ведро и швабру, прижала торбу к груди и осторожно вышла на улицу.
– Дроздова, тебя к телефону! – крикнула администратор Алла Федоровна.
Я быстро задвинула ящик кассы и отдала ключ Алле, которая нехотя подошла, чтобы сменить меня на время разговора по телефону. В зале народу было немного, но бросать отдел мы не имеем права – иначе уволят и разбираться не станут.
Трубку я взяла с неприятным чувством. Дело в том, что мне вообще-то редко звонят по телефону, а на работу – почти никогда. В последний раз звонила мать – она вышла на лестницу выносить мусор и случайно захлопнула дверь. Она могла, конечно, перекантоваться у соседей, но на плите остался кипящий суп, так что пришлось мне срочно отпрашиваться на полдня и везти ей ключи, за что Алла Федоровна до сих пор на меня злится.
– Слушаю! – произнесла я в трубку как можно суровее.
– Алло, лапушка, это я! – проворковал нежный голос на том конце.
Я резко отвернулась к стене, чтобы девчонки и Алла не увидели моих вытаращенных от удивления глаз. Звонил мой ненаглядный. Его звонок сам по себе не был таким уж неожиданным, но то, что он сказал после, повергло меня в совершеннейшее изумление.
– Дорогая, извини ради бога, но сегодня у меня возникли непредвиденные обстоятельства, и мы никак не сможем встретиться. Так уж получилось, не сердись, радость моя, но сегодня – не судьба. Я позвоню тебе потом…
Я наконец закрыла разинутый рот, сглотнула и спросила, с трудом шевеля пересохшими губами:
– Работа?
– Что? – споткнулся он на полуслове. – А? Да, конечно, работа, у меня срочная работа. Так ты не сердишься? Я позвоню тебе на неделе… – И он поскорее повесил трубку.
Я стояла, глубоко потрясенная таким поворотом событий. С виду совершенно обычный разговор, и посторонний человек ничего бы не заподозрил. Хотя нет, даже посторонней женщине стало бы ясно, что дело в разговоре нечисто. Этот его чрезмерно ласковый тон, эти многословные извинения… Любая женщина, обладающая хоть каплей наблюдательности, без труда поняла бы, что мой ненаглядный врет. А я поняла это, как только услышала его голос. Во-первых, он никогда раньше не называл меня лапушкой. А во-вторых, за то время, что мы встречаемся, я настолько хорошо его изучила, что могу предсказать все его слова и поступки еще до того, как он соберется что-нибудь сделать. Но в этот раз он меня удивил.
Тут я заметила, что все еще стою, прижимая к груди пикающую трубку, и Алла Федоровна смотрит на меня из отдела глазами горгоны Медузы, потому что набежали покупатели, а она не знает, где что лежит.
До конца рабочего дня оставался еще час, но я никак не могла сосредоточиться на работе. Правда, народу у меня в отделе никогда не бывает много – я продаю счетчики, выключатели, лампочки и розетки. Магазин очень большой – называется «Все для дома», и мы, продавщицы, как выражается директор, являемся маленькими винтиками в общей системе. И если винтик будет работать плохо, его заменят без ущерба для функционирования системы. Он так часто это повторяет, что мы заучили все слова наизусть. Платят продавцам у нас, по сравнению с другими магазинами, неплохо, так что следует прислушиваться к словам директора и к работе относиться ответственно. Тем более мне, потому что я никак не могу себе позволить потерять работу.
Дело в том, что у меня пожилые и очень бедные родители. Отцу – шестьдесят шесть, маме – на три года меньше. Я у них поздняя – когда я появилась на свет, отцу было уже сорок. Иногда я думаю, что им было бы лучше, если бы меня вообще не существовало, но с другой стороны – кто им поможет, когда они станут совсем старыми? Родителей не выбирают, повторяю я себе довольно часто.
Очень давно, когда я еще училась в школе, нас водили в музей. Там мне запомнилась картина одного художника – только не спрашивайте фамилию, это дело пустое, все равно не вспомню. Так вот, картина называлась «Все в прошлом». Там нарисованы старый помещичий дом, запущенный сад и старуха-помещица, которую ведет гулять едва ли не такая же старая служанка. Долго я думала, что и про моих родителей можно сказать, что у них все в прошлом. Но в последние годы я склоняюсь к мысли, что и в прошлом-то у них не было ничего хорошего.
Правда, не дай бог сказать это моему отцу – будет скандал. Он люто ненавидит все нынешнее, как он говорит, безобразие – хорошо одетый человек на иномарке у него обязательно бандит и ворюга, женщина в натуральной шубе – проститутка (он-то называет их более откровенно, но я никогда не употребляю неприличных слов даже в мыслях, потому что директор нашего магазина очень следит за культурой речи своих продавцов).
