Роберт Ричардсон
Призраки зла
Для тех, кто интересуется подобными курьезами.
Надгробный памятник дейм Мери Пейдж со странной надписью находится на кладбище Банхил Филдз на Сити Роуд, в Лондоне рядом с редакцией газеты «Индепендент», прототипа «Кроникл». Однако в отличие от дейм Мери, все журналисты в этом романе — вымышленные персонажи, или, по крайней мере, вымышленными являются их имена.
Июнь 1968.
Плавно, как при замедленной съемке, Барри Кершоу летел сквозь влажный ночной воздух Майда Вейл с балкона своей квартиры, расположенной в верхнем этаже многоэтажного дома, пока по прихоти закона гравитации не наткнулся лбом на бетонную кладку двора и его череп не раскололся. Кошка, замершая в позе охотника в кустах, освещенных лунным светом, взвизгнув, отпрыгнула испугавшись эха от удара. Потом снова наступила тишина. На балконе, на фоне освещенного окна, из которого в темноту плыл бобдилановский «Человек-тамбурин», появился силуэт девушки. Она посмотрела вниз на тело, подождала, не выйдет ли кто на шум, но никто не появился, и вернулась в дом, закрыв за собой французскую полукруглую дверь. Оставляя каблуками черных кожаных сапожек до колена вмятины в персидском ковре, она прошла через комнату к одному из столов, на котором в беспорядке находились бутылки и остатки еды, налила себе «бакарди» с колой, села на тахту, мини-юбка открывала ее ноги до бедер. Она смотрела на постер с автографом «Герман энд Гермитс», висящий напротив нее на стене. Пластинка кончилась, и проигрыватель, издав серию сигналов, автоматически поставил другую. Звуки «Бич Бойз» наполняли комнату, девушка задумчиво закурила. Она перебирала в мыслях имена знакомых, побывавших в квартире в течение вечера, насчитала девятнадцать человек плюс еще с десяток посторонних. Это была не вечеринка, народ просто заходил по пути в театр в Вест Энд или в какой-нибудь ночной клуб в Сохо. Барри достаточно было сделать несколько телефонных звонков, сообщить, что он нуждается в компании, и гости послушно собрались. Ему было все равно, что гости долго не задерживались, у него имелись свои планы на конец вечера, но он был доволен, что они покорно пришли. Внезапный переход в профессиональное небытие тех, кто игнорировал подобные приглашения в прошлом, был грозным предупреждением другим. Ничего чрезвычайного не происходило. Гости разыгрывали традиционную процедуру свидетельствования надлежащей степени восхищения и зависти по поводу того, что они видели и раньше — личных посланий поп-звезд на собственных фотографиях в рамках под стеклом, гитары с автографами всех четырех Битлс и их менеджера Брайана Эпстайна, что создавало у Барри впечатление собственного благополучия. Презрение, ненависть и страх были спрятаны далеко в глубине души. Барри Кершоу почти наверняка чувствовал это лицемерие, но оно его не задевало. Ребенок с Ист Энда — законнорожденный по документам, ублюдок по сути, он стал властителем стольких судеб и карьер в Лондоне шестидесятых — и теперь собирал дань. Сейчас он лежит во дворе, его хищное и алчное лицо разбито и залито кровью. Девушка не могла себе представить никого, кто огорчился бы, узнав, что он мертв. Скорее, многие устроили бы пир, чтобы обмыть эту радостную весть. Телефон на столике рядом с ней зазвонил, и звонок нарушил размышления. Поколебавшись, она сняла трубку. — Алло? — Барри дома? Говорит Джон Найт из «Дейли Скетч». — Нет, он отошел, — девушка нашла выражение, передающее произошедшее с гротесково-буквальной точностью. — Когда он будет? — Думаю, что не скоро. — Она еще раз мрачно улыбнулась. — Пусть он мне позвонит, как зайдет, хорошо? Скажите ему, что это срочно. О’кей? Номер у него есть. — Я ему передам. Вы сказали Джон Найт? — Да, он знает, по какому поводу. — Хорошо. До свидания. — Минутку. Кто это? Разве я вас не знаю? — Думаю, что нет. — Я должен передать Барри сообщение. Чао. — Она положила трубку прежде, чем он успел что-либо еще добавить. Затем вернулась реальность, мрачный юмор ее ответов улетучился, она снова подошла к балконному окну и посмотрела на улицу, ведущую к Марбл Арк. Вдруг в ее памяти без всякой логической связи возник фрагмент из детства и, глядя в окно, она стала вспоминать родительский дом, желтое кукурузное поле за домом, отпечатавшиеся в ее мозгу с почти фотографической точностью. Воспоминание, сохранившееся в памяти, как мушка в янтаре, открыло путь потоку других случайных воспоминаний: ее отец, сажающий розовый куст по соседству с кормушкой для птиц, мать вне себя от радости из-за нового вечернего платья, сестра неуверенно крутящая педали своего первого в жизни трехколесного велосипеда по тропе в саду. Почему запомнилось так много событий, случившихся в летний день? Может быть, память неохотно вбирала в себя зиму? От сознания утраченной с тех пор чистоты девушка зарыдала. Успокоившись, она села и задумалась. Последние гости ушли чуть позже половины двенадцатого — сейчас была половина первого. Знали ли они, что она все еще здесь? Пожалуй, нет. Когда все расходились, она была в туалете, к тому же они были достаточно пьяные. Никто не знал, что она дала Барри понять, что готова провести с ним ночь после того, как дипломатично долго отказывала ему. Когда придет полиция, обнаружатся отпечатки пальцев и другие следы ее присутствия, но то же будет и с другими. Звонок журналиста обнаружит, что кто-то был в квартире после того, как вечеринка кончилась, но едва ли он действительно узнал ее голос — выкурив слишком много сигарет, она несколько охрипла. Если бы этот Найт ее правда узнал, он сразу бы обратился к ней по имени. Она убедила себя, что никто никогда не догадается, что она была единственной свидетельницей того момента, когда разорвалась паутина империи Барри. Множество жуликоватых агентов и пресмыкающихся адвокатов, продажных журналистов и обыкновенных мошенников потеряли своего главного паука. Она горько улыбнулась, намеренно роняя сигарету на ковер и растирая ее носком сапога. Потом она ушла.
Утренний воздух был наполнен птичьим пением, когда молочник нашел тело. Сначала ему показалось, что это пьяный, отключившийся по пути через двор домой, но, заметив ржавое пятно крови в форме звезды вокруг разбитой головы, он бегом вернулся на дорогу и кинулся к телефонной будке; в тишине бутылки гремели у него в металлическом контейнере. Новость распространилась так стремительно, что первые пробки радостно взлетели, когда неостывшее тело не достигло еще морга. Три недели спустя дознание, на котором люди так много лгали, подошло к концу. Барри Кершоу кремировали. Спустя годы, когда историю шестидесятых стали писать, как легенду, на его долю не досталось даже сноски. Но его не забыли те, кого он тиранил, использовал и погубил, а также то единственное существо, которому он был дорог.
— Как называется монашеский орден, в котором дают обет молчания? — лениво спросила Тэсс Дэви. — Я забыла.
— Трапписты, — ответил Аугустус Малтрэверс, не отрываясь от «Гардиан».
— Кстати, существует легенда, что перед смертью они очень красиво поют.
Он отложил газету и посмотрел на Тэсс. Этот образ был доступен по утрам только ему. Длинные бронзовые волосы горели темным пламенем в майском солнце, наполняющем кухню, колдовски-зеленые глаза, бледная кожа без грима, стройная фигура, обернутая, как фантиком, бесформенным полосатым домашним одеянием. Это была та реальность, которая скрывалась за знакомым публике имиджем блистательной актрисы, способной передать любое человеческое чувство. Из-за тщеславия, свойственного ее профессии, Тэсс позволяла видеть себя без обманчивой маски косметики только любимому ею мужчине.
— Почему ты спрашиваешь? — добавил он. Она чиркала на полях «Дейли Мейл».
— Это викторина. Мы можем выиграть бесплатный уик-энд в загородном отеле в Костуолдз.
— Звучит заманчиво. А при чем здесь монахи?
— Заимствовано из какого-то справочника ответов для «Тривиал песьют», все очень эклектично. Как настоящее имя Дорис Дэй? Какая столица Лихтенштейна? Кто был отцом короля Артура? Я бы тоже хотела это знать.
— Дорис Каппелхоф, Вадуз и Утер Пендрагон. — Когда «Тривиал песьют» была на пике моды, благодаря своей редкой памяти, аккумулировавшей, в результате обширного чтения в юности и многолетней работы в журналистике массу никчемной информации, Малтрэверс сделался непобедимым игроком. — Что-нибудь еще?
— Нет, остальное я знаю.
Тэсс уронила «Мейл» на пол и взялась за «Дейли экспресс». Она просматривала все утренние газеты; сплетни, хотя она в них и не верила, развлекали ее, и она все время была начеку, выискивая что-нибудь, что могло ей пригодиться в ее профессии и позволяло поддерживать контакт с публикой. Листая страницы, Тэсс задержалась на одной из них, вглядываясь в фотографию.
