Фридрих НЕЗНАНСКИЙ
ФОРМУЛА СМЕРТИ
Турецкий нежился в постели, лениво перелистывая какой-то давний журнал и вдыхая аромат свежемолотого кофе, доносившийся с кухни.
Как приятно возвращаться домой после командировки! Особенно хорошо это делать ранним утром, когда его девочки еще спят. Тихо войти в квартиру, сбросить сумку, вдохнуть такой родной запах дома, заглянуть в комнату Ниночки, увидеть спокойное личико дочки с сомкнутыми ресницами, в который раз удивиться, как похожа она на Ирину, потом прокрасться в спальню, юркнуть под одеяло, прижать к себе теплое тело жены, уткнуться лицом в пепельные волосы, услышать сонное: «Турецкий, ты вернулся? Я тебя ждала вечером, а ты…» Залепить мягкие губы поцелуем, не дав ей договорить… А потом просто валяться в постели, листая старые журналы в ожидании завтрака.
Он перелистнул страницу, ознакомился с новостями всем давно опостылевшей звездно-эстрадной семьи, затем чуть задержался взглядом на интерьере новой квартиры известного телеведущего. Квартирка вполне могла вместить эскадрон гусар летучих. По слухам, телеведущий предпочел бы именно гусар, а не их жен. По крайней мере, на это недвусмысленно намекал автор статьи.
«Тьфу, как надоели!» — мысленно чертыхнулся Александр, переворачивая и телеведущего с его интерьером.
Со следующей страницы на него смотрел улыбающийся смуглый парень в красном комбинезоне. Парень сидел в гоночном болиде. А напротив стоял мальчишка лет восьми, завороженно глядя блестящими глазами на кумира.
«Айртон Сенна — легенда «Формулы-1», — прочел Александр подпись под снимком. Статья была приурочена ко дню памяти бразильского гонщика.
Турецкий не был поклонником автогонок, но все-таки в этой статье речь шла о настоящем парне, а не о… сомнительных достоинствах телеведущих и эстрадных кланов. Он начал читать.
«…Сенна родился, чтобы быть чемпионом, и всю свою жизнь посвятил именно этому…
Он был слабым ребенком, вечной жертвой мальчишеских драк. Но научился давать сдачу, отстаивать свое достоинство, побеждать тех, кто, казалось, был сильнее его. И сохранил это умение на всю жизнь… Он был бескомпромиссным человеком, максималистом, он чувствовал присутствие Бога… Он был Айртоном Сенной — победителем, кумиром, легендой…»
— Саша! Завтрак готов. — Ирина внесла поднос с кофейными чашками и тостами.
— Это что? Кофе в постель? Это же разврат! Ирка, как я тебя люблю! — расчувствовался Турецкий.
— Легкий разврат был полчаса назад. А это легкий завтрак. А кем ты там любуешься? Небось длинноногими красотками? — Ирина ревниво заглянула через мужнино плечо.
— Побойся бога! Какие красотки? Исключительно мужская компания! Я, Сенна и неизвестный юноша лет восьми от роду…
— Сенна? Это гонщик? Он, кажется, разбился?
— Да, сведущая моя. И знаешь, что начертано на его могиле? Его собственные слова: «Гонки — в моей крови. Это я сам, это вся моя жизнь!» Вот так! А что будет начертано на моей могиле? Что в моей крови?
— Двести пятьдесят граммов коньяка ежедневно, — без запинки выпалила Ирина.
— Прекрати глумиться! И наговаривать на мужа!
— А ты прекрати всякую чушь говорить! Кто тебе позволит умереть? У нас телефоны трещат громко и постоянно, так что и мертвого разбудят.
Действительно, тотчас раздался звонок.
— Ну что я говорила? Это Костя!
— Или Славка, одно из трех, — откликнулся Саша, хватая трубку.
Спальня наполнилась рокотом генерала Грязнова:
— Саня, привет! С прибытием!
— Здорово, Славка! Рад слышать, соскучился, спасу нет!
— Что ж, завтра увидимся. Надеюсь, вы с Иришей не забыли, что завтра у меня прием по случаю…
— …Дня рождения, — пропела Ирина, отнимая у мужа трубку. — Конечно, помним, Славочка. И придем пораньше, и поможем — все как договорились!
…Тихая квартира убежденного холостяка Вячеслава Ивановича Грязнова, обычно пустынная и не ведающая никаких кухонных запахов, кроме, пожалуй, запаха пригоревших в гриле сосисок, сейчас была наполнена веселой суетой и умопомрачительными ароматами извлеченного из духовки пирога и душистого узбекского плова. Возле плиты, подвязанный фартуком, хозяйничал сам генерал Грязнов. Странно вроде бы, но хозяйничал умело.
Над пирогом колдовала Ирина Генриховна. Колдовство подходило к концу. Ирина старательно обмазала румяный пирог кусочком масла и бережно укрыла его льняным полотенцем, раскрашенным веселыми петухами.
— Ир, дай кусочек! — жалобно пропел маявшийся от безделья Турецкий.
— Не попрошайничай! Пирог должен отдохнуть, — по-деревенски пропела Ирина последнюю фразу, делая ударение на втором слоге.
— А я? А я что должен — подохнуть, да? От голода, да?
— Не капризничай, ты не дома! — как бы сердито осадила мужа Ирина.
— Вот именно! Ты не капризничай. Ты наливай! — вставил Грязнов, сосредоточенно глядя, как выкипают последние пузырьки с поверхности длинного, белоснежного риса.
— Есть, герр генерал, — гаркнул Турецкий и немедленно наполнил стоящие наготове рюмки.
— От генерала слышу, — буркнул Грязнов, запихивая в рис зубчики чеснока.
— Ты у нас сегодня самый главный генерал, ты у нас сегодня именинный генерал! — лебезил Александр Борисович, подавая другу коньяк. — Поэтому нынче все тосты только за тебя!
— Это правда. Я вообще самый главный! — горделиво выпятил солидный животик Вячеслав Иванович. — После Кости Меркулова, конечно, — добавил он в ответ на звонок в дверь.
— Сначала выпьем, потом откроем? — полуутвердительно спросил Турецкий.
— Красиво ли это? — усомнился Грязнов.
— А после тоста рюмки ставить нельзя! Плохая примета.
— Разве что… А Костя будет томиться за дверью? Нет, я так не могу… И не выпить не могу…
— Ладно, выпивайте, анонимные алкоголики, я открою, — рассмеялась Ирина, направляясь в прихожую.
— Ира, ты настоящий друг! — крикнул ей в след Вячеслав Иванович. — Ну, прозит!
Мужчины чокнулись, опрокинули рюмки.
— А где же виновник торжества? — послышался глуховатый голос Константина Дмитриевича Меркулова.
— Он при исполнении. В его руках настоящий узбекский плов, — отвечала Ирина.
— Костя, я иду! — Грязнов устремился навстречу гостю.
— Вячеслав, впервые вижу тебя в фартуке! — рассмеялся Меркулов. — Ты ли это?
— Это я, начальник управления МВД по расследованию особо опасных преступлений, пятидесяти четырех лет от роду, мужчина в самом соку, статный, в меру упитанный… впрочем, не важно. Организм с весом справляется.
— Кроме того, как я чувствую, он только что справился со ста граммами коньяка, — принюхался Константин Дмитриевич, вручая букет ирисов.
— Их было пятьдесят! И потом, это легкий допинг. Исключительно для того, чтобы удался плов. Так как пищу нужно готовить с удовольствием. А что обеспечивает нам удовольствие, как не умеренные дозы алкоголя и компания хороших друзей? — балагурил Вячеслав. — А что это ты ко мне с цветами? Я ими не закусываю.
— Это тебе от Лели, с дачи. Собственноручно взращенные. От всей души.
— А-а, это меняет дело. Тогда спасибо. Как там Леля? Как здоровье?
— Ты ж знаешь, какое у нее здоровье… — вздохнул Меркулов и перевел разговор, весело вопрошая: — И долго я буду в прихожей стоять? Да еще абсолютно трезвый?
— Это состояние временное, — заверил товарища Грязное и без паузы неожиданно громко и даже свирепо рявкнул: — Денис!
— Что? — Из комнаты появился высокий молодой человек, отдаленно напоминающий генерала Грязнова двадцатилетней давности. — Константин Дмитриевич, здравствуйте! — Едва не налетев на гостя, Грязнов-младший расплылся в широкой улыбке.
— Привет частным сыщикам, — откликнулся Меркулов, с удовольствием оглядывая Дениса.
— Ты осторожней на поворотах, племяш! Чуть с ног не свалил сймого главного помощника с&мого генерального прокурора! — проворчал Вячеслав Иванович. — И вообще, что ты в комнате застрял?
— Так там же «Формула-1» по телику!
— Сегодня чей праздник? Мой или где?
— Твой-твой. Но и национальный тоже! Впервые у нас этап проводят! Это же событие мирового масштаба!
— Это я для тебя событие мирового масштаба! Цветы в вазу, хлеб нарезать, вино открыть! Пятиминутная готовность!
— Ага. — Денис умчался в комнату с цветами.
— А со мной, Костя, здороваться не нужно, да? Меня вроде как бы и нет, да? — подал из кухни голос Турецкий.
— А что с тобой здороваться? Мы почти и не расстаемся. Вчера в десять вечера ты еще торчал в моем кабинете, — парировал Костя.
— Не по своей воле, между прочим, — вставил Турецкий.
— Слава, не знаю как плов, а пирог можно подавать! — перебила Ирина, демонстрируя публике нарезанный ломтями и уложенный на блюдо пироге капустой.
