Григорий Глазов - Ночной пасьянс

Григорий ГЛАЗОВ

НОЧНОЙ ПАСЬЯНС

1

Из десятилетия в десятилетие время перетаскивает жизни миллионов людей, - живых и умерших, - никогда не видевших и не знавших друг друга, родившихся в разных странах и говоривших на разных языках. Но есть в безмерности времени, в его неостановимом движении точки, где жизни или имена этих людей когда-нибудь соприкоснутся, окликнув ныне здравствующих даже из загробного мира.

2

- Кому ты поручил расстрелять их?

- Не беспокойся, люди надежные, не промахнутся. Из первой роты.

Они стояли в ночном осеннем лесу около землянки. Тяжелая тьма соединила небо и землю. Высоко в невидимых кронах деревьев шумел дождь. Иногда налетал ветер и вырывал из низкой трубы землянки рой искр. Как красные светлячки, они отлетали на несколько метров и гасли в мокрой и непроглядной глубине сомкнувшихся кустов и деревьев. Было сыро и зябко. Курили, напряженно глядя в ту сторону, куда конвоиры повели на расстрел двоих, тревожно ждали: вот-вот оттуда донесутся автоматные очереди, ждали, почти не видя в темноте лиц друг друга. И затягиваясь цигаркой, оба благодарили ночь и темень, когда не видно по выражению глаз, что думает каждый, потому что повязали себя кровью.

Из-за ветра и шума дождя они так и не услышали стука автоматов. Разом сделав по последней затяжке, выбросили и спустились в землянку.

Была вторая половина октября 1941 года...

3

"Московская городская коллегия адвокатов. Коллектив адвокатов. Инюрколлегия. 18 апреля 1980 г.

Дело о наследстве Майкла Бучински начато нами по сообщению Стэнли Уэба. Пока мы располагаем лишь не значительными данными для розыска, но учитывая ценность наследства (300.000 американских долларов), просим на основании этих данных начать розыск. Известно, что Майкл Бучински родился 8 апреля 1918 года в Подгорске".

Консультант местного отделения представительства Инюрколлегии Сергей Ильич Голенок еще раз перечитал бумагу, пришедшую с утренней почтой, подчеркнул красным фломастером имя и фамилию наследодателя. Сведений о нем негусто, но за многие годы службы здесь Голенок привык уже ко всему, знал схемы, по которым раскручивались такие дела, обрастая к итогу подробностями, удивительными и банальными. Его опыт выработал стереотипы-сюжеты, в них укладывались судьбы сотен людей - наследодателей и претендентов на наследство, которых надо было разыскивать до последнего корня. Иногда это длилось мучительно долго, иногда проходило легко, неожиданно быстро, иногда все протекало безболезненно, полюбовно, к общей радости всех, а иногда тяжко и трагично. Одни люди радовались свалившимся внезапно деньгам, другие - по большей части пожилые - проявляли покорное равнодушие, мол, все это уже не имеет особого смысла, поскольку поздно; третьих огорчало или злило, что наследство, оказывается, придется делить между многими, возникшими вдруг из неоткуда родственниками наследодателя по какой-то ответвившейся от него линии, о существовании которой и не подозревали...

Отделение находилось на последнем, третьем этаже старого австрийского дома. Постояв у окна, бездумно поглядев на площадь и противоположную улицу, где уже открылись магазины, и люди затеяли их утренний обход в надежде что-то купить - конец месяца, канун праздника, неровен час что-то выбросят, - Сергей Ильич вернулся к письменному столу. В большой комнате стоял еще один стол, за которым работала коллега, нынче ушедшая в декрет. Сергей Ильич был педантом - то ли характер совпал с профессией, то ли профессия и возраст возобладали, но он не терпел ничего лишнего на столе. Два телефона - внутренний (красный) и городской (желтый), коробка разноцветных фломастеров, перекидной календарь, где не было неисписанной странички, а кроме него - настольный длинный календарь-еженедельник с отрывными белыми листками. Вдоль глухой стены - шкаф с полками, на которых в алфавитном и хронологическом порядке стояли папки с начатыми или уже завершенными делами. Отдельно - досье, заведенные много лет назад, но по сей день числившиеся в производстве, хотя Сергей Ильич считал, что розыски наследников зашли в безнадежный тупик. Справа и слева от стола стояло два кресла, сбоку - широкая тумбочка с пишущей машинкой "Оптима". За дверью высокое старинное бюро из красного дерева, в выдвижных ящичках там хранилась картотека, а за спиной Сергея Ильича к стене были прикноплены хорошо исполненные подробные карты США с четким делением на штаты, Канады, с заметным разграничением провинций, Швейцарии с пунктирным очертанием кантонов...

Взяв большой лист бумаги, Сергей Ильич синим фломастером нарисовал вверху по центру большой прямоугольник, вписал в него "Майкл Бучински, род. 8 апреля 1918 г. в Подгорске" и мысленно стал дорисовывать красные треугольники, коричневые круги и прочие возможные геометрические фигуры, к которым потянутся вправо, влево и вниз линии, соединяющие их, но все исходящие из первоначального синего прямоугольника. Так в процессе поиска и возникнет генеалогическое древо, по которому в итоге определятся те, или та, или тот, кто унаследует 300.000 долларов...

Но все это рисовалось лишь в воображении. А пока он взял новенький скоросшиватель, вложил письмо-сообщение из Москвы и на обложке написал "Дело Майкла Бучински, N_Р-935, начато 25 апреля 1980 г."

Сергей Ильич понимал, что с делом этим Москва заторопит, - слишком уж большие деньги, да и Стэнли Уэб - американский адвокат, ведущий дела Инюрколлегии в США, - задергает, ведь не за спасибо работает, за гонорар, которого тут накручивается приличный процент. С Уэбом Сергей Ильич был знаком давно - адвокат солидный, надежный, не первый год занимающийся наследственными делами, знающий и свои законы (а они порой в разных штатах разные), и в наших поднаторевший. Интересы клиентов блюдет исправно. Сергей Ильич понимал, что предстоит покорпеть, добывая неопровержимые доказательства, а с ними и права на эти сотни тысяч долларов. Он знал многих адвокатов - во Франции, Канаде, Бельгии, Германии, Аргентине работавших на Инюрколлегию. Но ни одного из них в глаза не видел. Стэнли Уэб, Морис Буланже, Жан-Клод Пэроль, Матиас Шмидт, Сесар Рубинштейн. Почему-то каждый из них представлялся ему как четко отпечатанный портрет на денежной купюре, однако одинаковый на всех - на долларах, марках, франках: сухощавый лысеющий человек в очках, в аккуратном костюме, неулыбчиво-деловой, даже строгий, как символ силы и власти, какой наделены эти бумажки, которые Сергей Ильич никогда не держал в руках, но которым служил много лет только в одном смысле: способствовал их переселению в карманы своих клиентов.

Сидя часами за письменным столом с наклоненной головой, он нажил жестокий остеохондроз - побаливала шея, позвоночник, случались головокружения, мельтешение в глазах. А шел Сергею Ильичу пятьдесят шестой год. Приближения пенсии он боялся. Смущала и материальная сторона, и уйма свободного времени, которое задавит тоскливым бездельем. Когда-то мечтал, что уйдя на пенсию, первое, за что примется - это составит каталог своей богатой библиотеки, перечитает то, до чего еще не добрался. Но сейчас о таком удоволь ствии даже не помышлял, понимая, что это уже невыполнимо за минувшие годы книг добавилось много, ни прочитать все, ни составить каталог уже не успеет. На дочь рассчитывать не приходилось, она была безалаберна, книга ее интересовала чисто функционально, а не как предмет для хранения и инвентаризации, могла кому-нибудь дать почитать и забыть кому. Кроме того работа в поликлинике, четырехлетний ребенок на руках и муж - гость в доме, инженер-электрик, "десантник", как называл его Сергей Ильич за то, что тот, бросив работу за сто пятьдесят рублей, подался в вахтовики, которых самолетом возили в Тюмень и обратно. Но и осуждать зятя Сергей Ильич не осмеливался: к скудному бюджету молодой семьи сам мало что мог добавить, разве что внуку жена покупала то костюмчик, то свитерок, то ботиночки, старалась, чтоб ел он первые овощи и фрукты, тут уж от цен не шарахалась, вздыхала, но платила...

В коридоре перед большой комнатой, из которой можно было попасть в кабинет Сергея Ильича, над входной дверью звякнул колокольчик, напомнив, что сегодня присутственный день. По звуку шагов еще невидимых посетителей, одолевавших расстояние от коридора до его кабинета, Сергей Ильич за долгие годы научился почти безошибочно угадывать, какого характера пожаловал визитер, городской он или сельский житель, пришел просить или требовать, явился ли по приглашению или по собственному понуждению...

День шел своим чередом.

После четырех наступила пауза, колокольчик над входной дверью угомонился, умолк и телефон. Сергей Ильич сел за пишущую машинку. Печатал он четырьмя пальцами, но довольно быстро:

"...Наш Р-935, 25 апреля 1980 г.

г. Подгорск, УВД облисполкома.

Начальнику паспортного отдела облисполкома, заведующему отделом ЗАГС: