Владислав Вишневский - Следы на воде

Длинноногий и худой Валька Чижов, не смотря на то, что шёл, торопился, был занят разными своими тинейджерскими мыслями, важными и часто удивительными, расслышал всё же с правой стороны от себя чьё-то еле слышное тонкое, писклявое мяуканье. Мимо уже прошёл, но тревожный сигнал, угасая, пробился сквозь мрачные Валькины размышления: что сегодня делать, чем опять заняться, и вообще. Он ещё шёл туда, куда и должен был идти, к Серёге, к другу, брату, но скорость механически сбавил, и голову на звук повернул, а глаза уже сами собой отыскивали бедное животное. Что именно котёнок попал в беду, маленький, пушистый, беззащитный, Валька понял сразу, безальтернативно: а кто же ещё, не корова же, правильно? Где же она там, в мусорке, может поместиться, отмахиваясь от глупой мысли, скептически хмыкнул Валька, даже головой крутанул, и придёт же такое в голову…

Почему именно корова ему на ум пришла, Валька уточнять для себя не стал: пришла и пришла. На то она и голова, чтобы мыслями и образами ворочать. Считай, главный в жизни предмет. И она, голова, ещё ни разу его, кстати, не подводила. Ноги — да, не успевал порой убежать, и руки тоже — не могли красиво отмахаться, но интуиция, например, как свисток на чайнике, всегда на стрёме была. Это Валька твёрдо уже знал. Иной раз голова вместе с интуицией кричали ему — не надо, Валя, не ходи, или не пей, а он с пацанами шёл, или пил, или… жалел потом. Не при всех, конечно, жалел, а сам с собой. Долбил его потом, гадство, внутренний голос, как дрель по бетону (в его доме, каждый вечер и все выходные кто-то с упорством шахтёра непременно дырявил стены и дырявил). Короче, именно она — интуиция, сейчас его и остановила, не ноги.

Валька огляделся.

Призывный звук доносился точно из мусорки. Из этой, коллективной свалки отходов от бытовой жизнедеятельности человека. Вернее жильцов. Неприглядный вид контейнеров, особенно, порой, запахи, могли рассказать, инопланетянам, например, о многом, если не о главном. К счастью, в Валькиной жизни их не наблюдалось, пришельцев этих, даже и не предвиделась встреча, на жизнь он смотрел своими глазами, земными. А они у него большие, порой огромные, но красивые. Когда серо-зелёные, больше серые, холодные значит. Когда и наоборот, солнечной зелёной лужайкой светятся. Но чаще ироничные, естественно любопытные и жутко избирательные. Иногда он видел всё и всех, причём насквозь, как рентгенолог, он так считал, в других случаях события и целые явления пропускал мимо «головы», как тот невод с дырками с расчётом только на авианосец. И вообще, глобальные вопросы переустройства общества, как и его развитие, Валентина не интересовали совершенно, личных проблем хватало, остальное было пофиг. К тому же, мусор домашний — если уж про контейнер, он не выносил, а если когда и приходилось, по причине глубокого презрения пакет бросал издалека, как заправский баскетболист. В других случаях, дальней стороной этот тёмный квадрат жизни обходил, потому что — проза, русская действительность.

И ещё. Особо сердобольным Валька себя не считал, нет. Запросто мог когда в воробья камнем запустить, когда в кошку, когда в ворону, а мог и защитить живность, — по разному. То метким стрелком себя видел, то яростным защитником всего малого и слабого, включая природу. Сейчас остановился быть может потому, что рано ещё было, утро же, охотничьи инстинкты в Валентине Чижове ещё не проснулись, сделал несколько шагов задним ходом, — иногда он себе казался большой и тяжёлой машиной, ледоколом, например, — потом всё же развернулся, кренясь, как самолёт в воздухе при развороте, и уже обычной походкой, неторопливой и независимой, в раскачку, как все пацаны его возраста и те, что старше, пошёл на посадку. «Убавив обороты двигателей лайнера, и выпустив шасси», кривя в остром любопытстве и брезгливости лицо, Валька осторожно приблизился к мусорным бакам, вытянул шею.

Призывный писклявый голос стал чуть громче, но явно угасал. Нужно было спешить, понял Валька. Палкой попытался раскидать горой наваленный мусор, пакеты в основном, но до страдальца не добрался, потому что его вовсе и не было, вместо этого — наткнулся на… на мобильный телефон. Да, представьте себе, на мобильный! Серебристый такой. С цветным дисплеем. Настоящий! Валькино лицо и глаза вспыхнули радостной, счастливой улыбкой, он коротко оглянулся: не подстава ли… Такое в его мальчишеской жизни случалось сплошь и рядом, влёгкую. Но, сейчас нет, похоже. Вокруг не души. Бомжи ещё не прошли, не сняли пенки. Валька был первым.

Повезло, мелькнуло в голове, сильно повезло. Телефон для него, как мешок с золотом для кладоискателя. Лицо Валькино, потемнев веснушками, ещё ярче засветилось, он обрадовано засуетился. Почему засуетился? Всё просто: собственного, своего телефона, личного, у Вальки ещё не было. Вернее он был, но один на двоих с другом, старенький «Siemens» А-40. Сегодня по графику он был у Серёги Панова, друга и корефана, брата, как говорят. Его очередь. Но этот! Тоже «сименс», совсем новенький вроде, крутой, дисплей расцвечен красками, — вот он! Ё моё, радовался находке Валька. Спасибо интуиции, это она его тормознула. Да и сам он, Валька, чего там говорить, молодец — орёл-голова! — сам себя послушал, сам и остановился, а ведь мог и мимо протопать… И пролетел бы, если бы в карманной музыкалке батарейки не сдохли, без наушников и шёл, без привычного рёва в ушах любимой рок-группы «руки вниз, задницу вверх». Потому и услышал. Ур-ра!

Нашёл!

Клёво!

И у него теперь будет свой телефон, подпрыгнул Валька. Не один мобильник, как раньше, по-очереди, а целых два телефона на двоих. У Вальки даже круче. Правда разглядывать название модели возможности не было, телефон требовал внимания. Выудив из мусора двумя пальцами мобильник, Валька машинально мазнул им по штанине, нажал на кнопку ответа, поднёс к уху…

— Рекрут, рекрут, ответь… — почти обречённо, монотонно, с ноткой недовольства, взывал чей-то капризный женский голос. Голос на некоторое время в мобильнике умолкал, потом вновь включался. — Рекрут, рекрут…

Корпус телефона приятно холодил Валькину руку, остужал горящее от нечаянной радости ухо.

— Рекрут… — безуспешно взывал угасающий «кислый» голос.

Валька с глупой улыбкой размышлял ещё — как быть. Ни фига себе!! Ништяк! И работает! Сам голос приятным назвать было нельзя, женский и женский, где-то девчоночий, наверное, но уж точно не кошачий, хотя…

— Рекрут, рекрут…

Ещё раз глянув на экран, Валька решился.

— Алё! — не показывая радость от находки, почти по деловому, глухо и небрежно, как и положено новому русскому (сейчас он был именно им: полностью упакованным новым, не банкиром, это мелочь, круче!), ответил Валька.

Женский голос мгновенно ожил.

— Алло, рекрут! Это ты? Ты? Наконец-то! — радостными интонациями полыхнул голос в Валькино ухо, но тут же неожиданно сменился на арктически холодный. — Ты где это, гад, был? Почему не отвечаешь? Ты хочешь под раздачу попасть, да? Ты играешь с нами, да? Я чуть с ума не сошла! Ты всё срываешь! Ты понимаешь это, а? Отвечай!

В Валькино не понимающее ухо билось сильное недовольство, прямой разнос, более того, вместе с гнилостными запахами свалки пахло чьей-то раздачей. И без того сильно округлив глаза, Валька моргнул, извините, мол, он-то причём…

— Аллё, я это… — машинально отходя на несколько шагов от запахов, хрипло промямлил он и умолк, его перебили. Тцц!

В свои пятнадцать лет Валька множество раз попадал под различные разносы и прочую ругань, но тогда он точно знал за что, или догадывался.

— Короче, недоносок, фак ю, если ты хочешь получить за работу свои баксы, — бился в ухо визгливый, как пилорама, голос, — к девяти будь в Макдоналдсе, что у плешки, понял? Подойдёшь к старшей смены, Галей её зовут, фигуристая такая — ничего особенного! — крашеная шатенка с короткой стрижкой, скажешь, что ты «рекрут», она даст тебе пакет…

— С биг-маками что ли?

— ?!

И не глупо совсем переспросил Валька, он ещё не завтракал, где-то собирался только, в перспективе, у друга, как обычно.

— Заткнись, дурак! Я передам кому надо, как ты придуриваешься, тебе покажут биг мак, умоешься. Короче, подойдёшь, она даст тебе пакет, ты его отнесёшь куда надо.

— А куда надо?

— Там скажут куда, — по кошачьи фыркнул голос, и снова в Валькино ухо противно прошелестело, как шершавой доской по душе проехалось. — Пакет не открывай. Не вздумай! Это запрещено. Ты понял?

Точно — корова, вконец обиделся Валька, даже — две в одной.

— Ага! — машинально сглотнув, кивнул он, теряясь в своих ощущениях, правда, больше с уклоном на еду, про неё бы сейчас — ой, не надо.