Мария БРИКЕР - НЕ КНИЖНЫЙ ПЕРЕПЛЕТ

Москва, 1983 год

- Ты кто? - спросил Володя, приподняв край одеяла. Рядом с ним, разметав по подушке темные вьющиеся волосы, лежала тощая обнаженная девица с размазанной по всему лицу косметикой.

- Ну ты даешь, - вяло возмутилась девушка. - Я Лена, мы вчера на дискотеке познакомились…

- Ах, Лена! Ленусь, ты уж меня «сорри», но тебе пора домой, предки скоро с дачи вернутся.

- Вчера ты был сиротой, - хмыкнула Лена, лениво потянулась, зевнула, потерла глаза и села на край кровати спиной к молодому человеку, пытаясь собрать в косицу свои спутанные пряди. Владимир посмотрел на нее и поморщился: сутулая, лопатки, как у курицы, цыплячья шея. Кажется, вчера ночью он долго искал у нее грудь, но так и не нашел. Сколько же он выпил? Мрак! - Ладно, я пойду, - сказала Лена и встала. - Мы еще увидимся?

- А то! - воскликнул Володя и подбодрил девушку хлопком ладони по голой попе.

Звонок в дверь расколол его голову на две половины: одна половина болела, другая - болела очень сильно.

- Че, правда, что ль, предки твои приперлись? - испугалась Лена и натянула на себя трусики, чулки и мятое платье. - Ща они порадуются - мы там такой «сранчас» оставили…

- Паш, открой! - крикнул Володя, превозмогая головную боль. В другой комнате послышалось какое-то шевеление, тяжелые шаги прошаркали в кухню, хлопнула дверца холодильника. Звонок в дверь повторился. - Ну открывай уже, урод! - повторил свою просьбу Володя.

- Да иду я, иду, - раздраженно сообщил друг и поспешил в прихожую. Щелкнули замки, и дверь со скрипом открылась. - Это к тебе, Вова. Телеграмма. Иди распишись.

- Какая еще, на фиг, телеграмма? От кого? - удивился Володя, вылезая из кровати и натягивая джинсы.

- Да идешь ты или нет?! - завопил из прихожей Павел.

- Здрасьте, - хмуро поздоровался Вова с почтальоншей, криво расписался, взял телеграмму, вырвал из рук Павла бутылку кефира, сделал пару глотков, удовлетворенно вздохнул и вслух прочитал текст: - «Любимый мой Володя! Прилетаю 18 июня. Рейсом 655 SU Лондон - Москва, в 16-00 по московскому времени. Встречай. Твоя Д».

- Кто это такая - Д? - заинтересованно спросил Павел.

- Какое сегодня число? - вместо ответа спросил Володя.

- 18 июня.

- А который сейчас час?

- Половина первого.

- Леночка! - льстиво позвал Володя.

- Ну ухожу я уже. Дай умыться хотя бы, - недовольно пробурчала Лена, выглядывая из ванной.

- Леночка, я тебя совсем не тороплю. Кофейку тебе сейчас сделаю. Только ты не могла бы остаться еще на полчасика…

Через два часа квартира сияла стерильной чистотой, в коридоре стояли два больших мешка с мусором, а также Лена, Павел и вышколенный, выглаженный и надушенный одеколоном «Шипр» Владимир.

- С тебя бутылка, - с энтузиазмом сообщил Павел, подмигнул ему, подхватил пакеты с мусором, обнял за талию притомившуюся Леночку и удалился.

Спустя еще два часа Владимир, сжимая в руках хилый букет гвоздик, купленный у спекулянтов недалеко от метро «Речной вокзал», разглядывал табло прилета в аэропорту Шереметьево-2. Рейс 655 SU задерживался на час. Это было хорошо. Владимиру необходимо было сосредоточиться. Вокруг него сновали люди с чемоданами - встречающие, провожающие, но он не замечал суеты. Память возвращала его на несколько месяцев назад, мелькали обрывки смутных картинок, как в калейдоскопе… Поездка в Лондон по программе обмена студентами, лекции на английском языке, дискотеки, пабы, море разливного пива, странного и очень необычного на вкус, новые знакомства, другая жизнь: хиппи, джинсы, кока-кола, «Битлы» и свободная любовь.

Он вернулся в хмурую серую Москву и неожиданно получил письмо. Некая Джулия Грин писала, что не может забыть его и с нетерпением ждет от него весточек. Кто такая Джулия Грин, он так и не вспомнил, но накатал этой загадочной Джулии трогательный ответ, где признался англичанке в любви и поклялся, что будет помнить ее вечно. В дальнейших строках он роптал на судьбу, что из-за наличия «железного занавеса» они никогда не смогут воссоединиться и стать мужем и женой. Учитывая все вышеизложенное, он умолял Джулию немедленно забыть его и не писать, так как любое напоминание о ней разрывает его сердце в клочья и мешает сосредоточиться на учебе. Джулия писать перестала, но спустя полгода…

Грудной голос дикторши аэропорта объявил о прилете рейса 655SU Лондон - Москва. Володе вдруг стало нехорошо, руки затряслись, гвоздики упали на пол. Черты лица девушки давно стерлись из памяти. Какая она, эта Джулия Грин? Он не знал.

Он понял, что это она, как только увидел ее. Немного утомленная перелетом, ни грамма косметики на лице, невысокая, но очень хорошо сложенная, со смешной рыжей челкой и дурацкой косичкой, в потертых джинсах и растянутом белом свитере - это была она, его Джулия.

Девушка огляделась, заметила Владимира и застенчиво улыбнулась. Он обратил внимание на то, что у нее - веснушки и милая ямочка на щеке, необыкновенные зеленые глаза и чувственные губы и что на нее смотрит какой-то холеный форинер, и… Володя уже ненавидит этого пижона.

Володя удивился: тогда, в студенческой общаге, на неудобной маленькой кровати, он так и не понял, как она хороша, и даже не встал с постели, чтобы ее проводить, бросив на прощанье стандартное - «увидимся». Еще он удивился, что до сих пор не убил этого нахала-форинера, который прожигает Джулию глазами, а сам он стоит как идиот и еще даже не поцеловал девушку и не сжал ее в своих объятьях. Джулия сориентировалась первой и, растолкав толпу и бросив свой чемодан, подбежала к Владимиру и повисла у него на шее. Он целовал ее рыжие волосы, пахнущие заграничным шампунем, ее влажные от слез щечки, ее ушки и шейку и никак не мог поймать ее губы, шептавшие нежные слова на английском.

Наконец ему повезло, и он почувствовал ее горячее дыхание, слегка холодящий вкус мятной жвачки… вкус любви…

Москва, 2003 год.

Верочка лежала на траве, закинув за голову руки, и смотрела попеременно то на одну свою стоптанную туфлю, то на другую, то поднимала глаза к небу, щедро усыпанному звездами. Сегодня ей было не по себе. Воображение рисовало маленький уютный домик на берегу морского побережья, огородик, скрытый от прохожих аккуратным забором, сад с роскошными плодовыми деревьями, усыпанными тяжелыми, налитыми соком плодами персиков, абрикосов, груш и инжира…

Вера занервничала и резко потрясла головой со спутанными, давно не стриженными волосами, стараясь отогнать от себя огородно-садовое видение.

«Наверное, уже близится старость», - решила сорокадвухлетняя женщина и тяжело вздохнула. Никогда прежде не возникало у нее желания осесть на одном месте. Бомжевать Веру заставили не только нужда, пристрастие к горячительным напиткам и серьезная жизненная трагедия, но и страстное увлечение греческой философией, в частности Диогеном. Начитавшись в юности до одури этого философа-киника, практикующего крайний аскетизм, она приняла это как свою собственную личную философию и общий принцип существования. Серьезный переворот в сознании Веры случился не сразу, а только после того, как она была выброшена на окраину жизни, лишившись буквально всего. И теперь, цитируя про себя своего кумира, Вера могла относительно легко пережить все, что с ней произошло. «Философия дала мне, по крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы», - говорил Диоген, и Верочка повторяла эту фразу, как заклинание, когда ей бывало особенно плохо. Но, тем не менее, свободная жизнь ей действительно нравилась. Лето она проводила под открытым небом, в парке, рядом с двумя мусорными баками, которые в нелегкой схватке, лишившей ее двух передних зубов, ей удалось отвоевать у своих конкурентов. Место обитания Веры считалось среди бомжей блатным, и, хотя располагалось оно на окраине столицы, было очень престижным и приносящим неплохой доход в период с марта по октябрь. Как только весеннее солнце начинало припекать продрогшую за зиму землю, уставшие от выхлопных газов и сидения в четырех стенах горожане устремлялись сюда вкушать радость общения с природой. А так как без пива в полной мере вкусить эту радость им было сложно, весь парк к вечеру заполнялся пьяными гражданами, сплошной матерщиной и - пустой тарой. Каждый рублик, заработанный от сдачи пустых бутылок, Верочка откладывала в специально созданный для этого тайник и берегла деньги к холодам, ограничивая себя во всем. Настроение Верочки было сродни термометру: падало при минусовой температуре и повышалось при отметке выше нуля. Уяснив для себя эту особенность собственной психики, Вера на период холодов, не скупясь в накопленных за лето средствах, снимала угол в одном из самых престижных и теплых подвалов Москвы и, забив его до отказа продовольственными запасами, водкой и книгами, переселялась туда, стараясь, по возможности, как можно реже совершать вылазки на улицу. В общем, своей жизнью Вера была вполне довольна.