Эмма
Куда ни бросишь взгляд, везде видны следы борьбы. По полу в кухне рассыпаны письма, счета и газеты; табуретки перевернуты. Телефон сшиблен с подставки, вывалившийся изнутри аккумулятор болтается на проводках. На пороге гостиной виден нечеткий отпечаток чьей-то ноги, направленный в сторону мертвого тела моего сына Джейкоба.
Он распластался, как морская звезда, перед камином. Висок и руки запачканы кровью. На мгновение я замираю, не в силах вдохнуть.
Вдруг он садится и говорит:
– Мам, ты даже не пытаешься.
«Это не по-настоящему», – напоминаю я себе, а он ложится и принимает ту же позу – на спине, ноги чуть согнуты и откинуты влево.
– Гм… тут была драка, – говорю я.
Губы Джейкоба едва шевелятся.
– И?..
– Тебя ударили по голове. – Я опускаюсь на колени, как он сотню раз просил меня сделать, и замечаю, что из-под дивана выглядывает угол кварцевых часов, которые обычно стоят на каминной полке. Осторожно поднимаю их и замечаю на корпусе кровь, макаю в нее мизинец и пробую на вкус:
– О, Джейкоб, не говори, что ты снова извел весь мой кукурузный сироп…
– Мама! Фокус!
Я опускаюсь на диван, держа в руках часы:
– Приходили грабители, и ты прогнал их.
Джейкоб садится и вздыхает. Его темные волосы измазаны пищевыми красителями и кукурузным сиропом, глаза сияют, хотя он и не встречается со мной взглядом.
– Ты и правда веришь, что я стал бы разыгрывать дважды одну и ту же сцену преступления? – Он разжимает кулак, и я вижу клочок шелковистых кукурузных волосков. Отец Джейкоба был блондин, по крайней мере в тот момент, когда ушел от нас пятнадцать лет назад, оставив меня с Джейкобом и Тэо, его новорожденным белобрысым братиком.
– Тебя убил Тэо?
– Ну, мама, серьезно, такую загадку решил бы и детсадовец, – говорит Джейкоб, вскакивая на ноги.
Фальшивая кровь течет по его щеке, но ему все равно. Когда мой сын сосредоточен на анализе сцены преступления, думаю, рядом с ним может взорваться атомная бомба, а он даже не поморщится. Джейкоб подходит к следу ноги у края ковра и показывает на него. Теперь, взглянув на отпечаток снова, я замечаю вафельный рисунок подошвы кроссовок для скейтборда «Ванс», на которые Тэо копил много месяцев, и последнюю часть названия бренда «…нс», выдавленного на резине.
– На кухне была борьба, – объясняет Джейкоб, – кто-то, защищаясь, швырнул телефон, меня загнали в гостиную, и там Тэо оглушил меня часами.
Это вызывает у меня легкую улыбку.
– Где ты услышал такое слово?
– В сорок третьей серии «Борцов с преступностью».
– Просто чтобы ты знал: это означает ударить кого-то по голове, не обязательно часами.
Джейкоб моргает, бесстрастно глядя на меня. Он живет в буквальном мире, это один из основных признаков его болезни. Когда-то, во время переезда в Вермонт, Джейкоб спросил меня, какой он. «Много зелени, – ответила я, – покатых холмов». Тут он разрыдался и сквозь слезы спросил: «Они укатают нас?»
– Но какой же мотив? – спрашиваю я, и как по команде Тэо с громким топотом сбегает по лестнице.
– Где урод? – кричит он.
– Тэо, не называй своего брата…
– Давай я перестану называть его уродом, когда он прекратит таскать вещи из моей комнаты, а?
Инстинктивно я встаю между ними, хотя Джейкоб на голову выше нас обоих.
– Я ничего не брал в твоей комнате.
– Правда? А как насчет моих кроссовок?
– Они стояли в прихожей.
– Тупица, – цедит сквозь зубы Тэо, и в глазах Джейкоба вспыхивает огонь.
– Я не тупица, – рычит он и бросается на брата.
Я вытягиваю руку и не пускаю его:
– Джейкоб, ты не должен брать вещи Тэо, не спросив у него разрешения. Тэо, я не хочу больше слышать от тебя таких слов, а если услышу, то возьму твои кроссовки и выброшу их вместе с мусором. Это ясно?
– Я пошел отсюда, – бурчит Тэо и топает в прихожую.
Через мгновение я слышу, как хлопает входная дверь.
Иду следом за Джейкобом на кухню. Он задом пятится в угол, бормочет:
– Что мы здесь имеем, – а потом начинает растягивать слова, – это… неуме-е-ние обща-а-ться. – Садится на корточки и обхватывает руками колени.
Когда Джейкоб не может подобрать слов для описания своего состояния, он заимствует чужие. Последняя фраза взята из «Хладнокровного Люка»; Джейкоб вообще помнит диалоги из всех фильмов, которые видел.
Я встречала многих родителей, дети которых находятся на нижнем уровне аутистического спектра и диаметрально противоположны Джейкобу с его синдромом Аспергера. Они говорили, как мне повезло, что мой сын такой разговорчивый, такой невероятно умный; он может разобрать сломавшуюся микроволновку, и через час она заработает. Они считают, нет более страшного ада, чем иметь сына, который заключен в своем собственном мире и не понимает, что за его пределами есть другой, более обширный, который тоже можно исследовать. Но как вам понравится иметь сына, который заперт в своем мире, но хочет наладить связь с другим. Сына, который пытается быть как все, но совершенно не понимает, каким образом этого добиться.
Я тянусь к нему, чтобы утешить, но останавливаюсь: легкое прикосновение может вывести его из себя. Он не любит, когда ему жмут руку, похлопывают по спине, ерошат волосы.
– Джейкоб… – начинаю я, а потом понимаю, что сын вовсе не расстроен.
Он поднимает трубку телефона, рядом с которой сидит, чтобы мне было видно грязное пятно на ее боку.
– Отпечатки пальцев ты тоже не заметила, – бодро произносит Джейкоб. – Не обижайся, но никудышный из тебя следователь. – Он отрывает от рулона бумажное полотенце, встает и мочит его в раковине. – Не беспокойся, я сейчас смою всю кровь.
– Ты так и не сказал мне, какой у Тэо мотив для убийства.
– О… – Джейкоб глядит на меня через плечо; недобрая улыбка расползается по его лицу. – Я украл его кроссовки.
Насколько я представляю, синдром Аспергера – это ярлык, описывающий не те черты,
