Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга - Александр Григорьевич Звягинцев

И тут ему показалось, что вот такие часы, когда ты беспечно и бездумно валяешься на тихом пляже, на испанском курорте, под солнцем, которое никогда не скрывается за облаками, как бы не засчитываются в срок твоей жизни. Они, эти часы и дни, словно идут помимо нее, своим отдельным чередом, и если бы можно было так валяться сколь угодно долго, то и жить можно было бы столько же, потому что невозможно в таком состоянии ни заболеть, ни состариться…

Мысль была вполне себе пляжная, глупая и бесполезная. Ее даже лениво вертеть в голове не хотелось. Но она все равно назойливо лезла в башку и очень раздражала…

В Испанию они прибыли все семьей, чего еще недавно Ледников не мог себе представить.

Потому как несколько лет назад семейство Ледниковых ни с того ни с сего слиняло. Слиняло в три дня, как Русь в революцию, словно пришел ей некий роковой срок. И казалось, от него тоже ничего не осталось и возврата уже быть не может…

А было это так. Позвонила мать и попросила срочно заехать. Обязательно. Ледников заехал днем, отца дома не было. Мать не выглядела взволнованной, разве что чуть напряженной. Сказала, что уезжает в Братиславу. Там уже несколько лет жила ее подруга с мужем, они преподавали в местном университете, и мать несколько раз ездила к ним в гости.

— Надолго? — рассеянно поинтересовался Ледников.

— Я подписала контракт с университетом — буду преподавать историю искусств. Пока на год, — легко, как о чем-то неважном и давно известном сообщила она. — А если все пойдет нормально, то с продлением еще на три года.

После естественной паузы Ледников недоуменно спросил:

— И как прикажешь это понимать?

Она улыбнулась:

— Просто принять к сведению. Согласись, от моего отъезда в твоей жизни теперь мало что изменится. Практически ничего.

— А отец? Он уже знает?

— Теперь уже знает, — все так же рассеянно, как о чем-то несущественном сказала она.

Ледников помолчал, а потом все-таки спросил:

— У тебя кто-то появился?

«Господи, мог ли он когда-нибудь представить, что спросит об этом свою мать!»

— Да нет, дело совсем не в этом, — засмеялась она. — Не придумывай шекспировских страстей, мой милый Гамлет! Просто мы с твоим отцом давно уже живем как-то врозь… Ну, теперь будем жить врозь в разных странах. Только и всего.

Вечером Ледников позвонил отцу, и тот нарочито будничным голосом поведал, что ничего страшного не случилось, мама просто хочет сменить обстановку, а еще ей давно хочется преподавать, заниматься со студентами и вообще Братислава рядом, а год это не срок.

Вот так у них, Ледниковых, было принято объясняться между собой даже в самых трудных ситуациях. Главное — не нагружать и не напрягать других.

Мать уехала, а через месяц отец ушел в отставку и перестал быть заместителем Генерального прокурора. Как-то неожиданно и стремительно у отца развилась болезнь суставов правой ноги, ему стало трудно ходить. Все чаще он стал прибегать к палке. На самом деле это была шикарная трость с серебряным набалдашником, купленная в антикварном магазине.

Теперь он пишет книги — история прокуратуры, российских прокуроров, разные интересные дела из прошлого, облекая их в форму небольших остросюжетных романов и повестей. Когда Ледников, уйдя из следственных органов, работал в газете, они вместе вели рубрику, в которой рассказывали всякие старые криминальные истории советских времен. Отец описывал сюжеты, а Ледников вводил их в литературное русло. Руководству газеты материалы нравились, потому что там вроде бы разоблачалось советское карательное и телефонное право. Хотя на самом-то деле и тогда все было гораздо сложнее, и многое проистекало не из тоталитарного устройства государства, а из обычных человеческих страстей, слабостей и заблуждений…

Прошло три года. Ледников навещал несколько раз мать в Братиславе, она выглядела вполне довольной своей жизнью, а потом ему вдруг позвонил отец и как-то вскользь, разумеется, как бы между делом, сообщил, что мать возвращается, командировка ее закончилась…

Вот так все просто и буднично. Опять же совершенно по-ледниковски. Будто ничего и не было и ничего не произошло. Жизнь вернулась в привычную колею, и, как это было заведено в их семействе, больше они этой темы не касались — Ледниковы никогда не лезли в души друг другу.

А зимой Ледникову пришла мысль съездить вместе, так сказать, всей семьей на отдых в Испанию. Родители неожиданно легко согласились. Ехать решили в мае, когда еще на Пиренеи не текла с раскаленного неба оглушающая жара, которую отцу уже было трудно переносить.

Отец с матерью поселились в отеле, а Ледников устроился в небольшом коттедже с крохотным двориком неподалеку, принадлежавшем его московскому приятелю-художнику. Тот с большой охотой вручил Ледникову ключи от пустовавшего большую часть года жилища.

В семействе Ледниковых, кроме всего прочего, было не принято чрезмерно докучать друг другу. Поэтому в Испании встречались они в основном за ужином, говорили все больше об испанских нравах и запутанной истории этой страны, сравнивали ее с российской. Тут было о чем порассуждать — только семь веков существования с маврами чего стоили… Даже рядом с монгольским игом это был срок.

Ледников отвлекся от мыслей о вечной молодости и решил пропустить бокал ледяной сангрии — смеси сухого вина, фруктов и специй, этакой «винной окрошки», рецепт которой в Испании можно варьировать бесконечно.

Устроившись в крохотном баре, с холоднющим и мокрым бокалом за столиком, Ледников вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся. Это была молодая женщина в больших черных очках и белом козырьке, надвинутом на лоб. Лица ее практически не было видно, и, тем не менее, Ледников узнал ее сразу. Да и мудрено было забыть ее.

Лера, а точнее, Валерия Олеговна Согдеева, была дочерью компаньона знаменитого олигарха Муромского. Когда началась