Фон Хольтиц приподнял было голову, но тут же прошумела тяжелая случайная пуля, ударила над его головой в ствол молодой елочки, и та осыпала его холодным колючим снегом. Но вовсе не от снега покрылся он леденящим ознобом. Холодея, все больше тараща глаза, забыв про опасность, смотрел фон Хольтиц и видел, как из брошенного им шарабана выкатили на снег бочонки, разобрали ружья и вытащили бесценный черный футляр с медными уголками. Щелкнули певуче искусные замочки, поднялась верхняя крышка…
— Пахомка, гляди, чудо какое! Заместо твоей железяки будет. И легка-то — перышко! А востра! Тебе как раз по руке. Владей хранцузским трофеем!
Пахомка бережно принял шпагу, провел ладонью по холодному блестящему клинку и взмахнул рукой — лезвие мелодично пропело, рассекая воздух, сверкнуло на солнце яркими короткими брызгами.
…А рядом, в кустах, юный гусар фон Хольтиц грыз свой замерзший кулак, и на ободранных щеках его застывали две дорожки бессильных, отчаянных слез…"
— Ладно, — сказал Яков, — давай возьмем пока то, что лежит на поверхности. Здесь мы ничем не рискуем: если не понадобится, отложим в сторону — легче будет копать глубже. Про шпагу знали многие, а о том, что она долгое время хранилась у Всеволожских, — никто. Кроме своих, разумеется. Мягко, осторожно, но настойчиво профессор и Всеволожская дают нам понять, что, как это ни горько и стыдно, вора надо искать в самом доме, и тишком, с оглядкой указывают на своего прекрасного Павлика, подчеркивая, что дело это сугубо семейное, действовать надо по возможности деликатно, чтобы не вынести сор и не навлечь позор. Здесь вариантов я вижу всего два: либо они действительно уверены в этом, устраняются, предпочитают действовать нашими руками, хотят, чтобы мы помогли убедить Павлика вернуть шпагу любым путем, либо — и это мы принимаем с натяжкой им прекрасно известно истинное положение вещей, и тень на Павлика наводится умышленно, чтобы вернее скрыть то, что они знают и что никогда по доброй воле не откроют нам с тобой. Они единомышленники, в этом я уверен. Смотри, что мы узнаём от них: Павлик — балбес, почти пьяница, моральное ничтожество. Он вечно в долгах, но недавно дела его резко поправились, он даже помогает матери, но главное — в день пропажи футляра Павлик принес билеты в кино. Причем Всеволожская вначале заявляет, что ей неизвестно, где мог быть Павлик в это время, выпроводив ее и Глашу из квартиры, а позже "вспоминает", что просила его починить розетку. Павлик же что?
— Павлик уклоняется от этого вопроса.
— Почему?
— Значит, есть причины.
— Молодец, Оболенский, мудро. Дальше: у Павлика масса дурных знакомств. Хотя бы Мишка Полупанов, который вполне мог быть не только посредником между Павликом и покупателем шпаги, но даже инициатором кражи.
— Вообще он мог действовать и самостоятельно. Разузнать все необходимое через Павлика не составляло труда…
— Но за футляром-то он не приходил. Приходил за ним скорее всего именно Павлик, — уперся Яков.
— Почему? Раз уж Павлик был дома, он мог любому открыть двери. И тому же Мишке. А что мы, собственно, за него уцепились, за Мишку?
— Кандидатура больно подходящая. Не он ли был у профессора под видом одного из музейных работников?
— Вряд ли. Слишком глуп и не интеллигентен. Такой визит насторожил бы профессора. А вот пошарить в его квартире, когда тот был в отъезде, он вполне мог. Надо выяснить, когда они с Пашкой сошлись и какую информацию Полупанов от него получил.
— Действительно, мы с тобой Пашку с Мишкой вертим так и сяк, потому что у нас больше никого нет. Надо шире забирать, особенно среди Пашкиных дружков. Ты продолжай пока работать с семейством Всеволожских и этого горца с рынка на себя возьми. Сколько у нас рынков? Всего-то? На день работы.
— А горцев на рынках? Всего-то на год?
— Суркова в помощь возьми. Он по рынкам большой спец. И машину дам. Берешься?
— А ты что — в отпуск пойдешь?
— Ишь ты, заревновал. Не бойся, мне тоже спать не придется. Списком займусь, что профессор составил. Я думаю сразу из этого списка коллекционеров выделить. Даже если на шпагу не выйду, следы какие-то все равно появятся. Ну, давай! У тебя адрес Пашкиной жены ведь есть? А телефон? Позвонить бы сначала. А может, ее к нам вызвать, да построже? Жена про мужа гораздо больше знает, чем мать про сына, а?
— Не стоит. Я сам съезжу. Она наверняка вечером дома — у нее малыш.
Лена Всеволожская жила в двухэтажном доме с деревянной лестницей. Во дворе — стриженный "под нуль" старый тополь, в подъезде, как положено, темно.
Дверь в квартиру обита, несколько кнопок для звонков, почтовый ящик с распахнутой дверцей.
Я позвонил наугад.
— Здравствуйте, — сказала Лена.
— Я из милиции…
— С Павликом что-то случилось? — испуганно перебила она.
— Нет, нет, я совсем по другому вопросу. Вы позволите войти?
— Вообще-то вы не вовремя: я Алешку укладываю. Подождете? Только не разговаривайте с ним, а то он очень общительный — в отца — и потом до полуночи не угомонится.
Я обещал, и мы вошли в комнату. Здесь был полумрак, только в углу горел торшер над столиком с разложенными на нем учебниками и тетрадями. Знакомый мне мальчуган поднял с подушки голову и открыл рот. Я подмигнул ему и приложил палец к губам. Он послушно и несколько разочарованно улегся.
— Сейчас, — Лена присела рядом с ним на край кровати, — я только сказку ему расскажу.
— Мам, я сам расскажу.
— Ну ладно, только быстренько.
— Про зайчика. Жил-был зайчик. Он был очень смелый и никого не боялся. И мог превращаться во всяких зверей. В тигров и в лягушков.
— В лягушек, — поправила Лена.
— В лягушек. Вот раз пошел он гулять, а навстречу ему — кто?
— Лиса.
— Лиса. И говорит: "Зайчик, а зайчик, я тебя съем, ладно?" Зайчик взял и как превратится в волка! И… убежал от лисы.
— Все?
— Нет. Лиса — за ним. Вот-вот догонит. Тогда зайчик опять превратился в зайчика и спрятался. И лиса его не нашла. Все. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — Лена нагнулась к нему и что-то спросила шепотом.
— Нет, — ответил Алешка, подумав, — не буду. Завтра, — и отвернулся к стенке, подложил ладошки под щеку.
Лена поцеловала его и подошла ко мне, села.
— Вы не обращайте на меня внимания. Я буду вас слушать и колготки Алешке штопать. Хорошо?
Я вкратце рассказал ей суть дела. О пропаже шпаги она уже знала, но после моего рассказа сильно встревожилась и категорически заявила:
— Паша тут ни при чем. Он слабовольный, разболтанный, легкомысленный, но совершенно честный. Он к любой лжи относится с брезгливостью и очень тяжело переживает, когда с ней сталкивается, а уж чтобы самому совершить нечестный поступок — нет, это невозможно. Его можно обмануть как ребенка, но заставить украсть — никогда.
— Вам виднее, конечно. — Мне надлежало быть абсолютно нейтральным. Скажите, Лена, позавчера вечером он был с вами?
— Нет, — грустно и просто сказала она. — Павлик теперь редко с нами бывает. Я ему запретила приходить домой пьяным, а он в последнее время почти всегда нетрезв. Вчера он ездил к свекрови — отдал ей билеты в кино, а потом…
— А потом?
— Потом пошел к ней домой, она просила его починить розетку.
— Починил?
Она усмехнулась:
— Конечно. Павлик может цветной телевизор починить. Или новый сделать. Что ему розетка? Конечно, починил. Только ругался очень, говорил, как они ухитрились ее испортить! Вообще, он в последнее время очень много ругается. И жалуется: все его обижают, никто не любит, никому не нужен. И с матерью у него испортились отношения.
— Давно?
— Не очень. Мне кажется, у них был какой-то тяжелый разговор. По-моему, относительно ее предстоящего замужества.
— Имеется в виду профессор Пахомов?
— Извините, но я не считаю себя вправе говорить на эту тему. Это слишком близко к сплетне. — Немножко смягчила свой отказ: — Я мало что знаю об этом и у Павлика никогда не спрашивала, но чувствую, что обстановка дома в последнее время какая-то неспокойная, тревожная. Беда какая-то надвигается, а сделать ничего нельзя. И хуже всех приходится Павлику. Я пыталась помочь ему. Знаете, у него очень много приятелей и знакомых, но совсем нет друзей. Все пользуются его добротой, мягкостью, а взамен — ничего. Когда он институт бросил, никто из его группы даже не позвонил. Теперь эта ужасная работа… Этот Полупанов. Глаша правильно его Полупьяным прозвала. Объявился он недавно, впрочем, у Павлика каждый день новые знакомства. А этот прилип к нему, на работу устроил… Павлик, кажется, даже боится его, а порвать с ним не хочет. Или не может. Хотя, по-моему, главные неприятности начались именно с появлением Мишки Полупанова.
— А конкретно?
— Да стоит ли? Это ведь только мои предположения.
