Часу в седьмом, когда Лена вот-вот должна была переступить порог, раздался телефонный звонок.
- Глеб? - послышался в трубке медлительный отдышливый голос. Здравствуй! Узнал?
- Как же! Добрый вечер, Николай Николаевич! - обрадовался Ярцев. - Из Москвы звоните?
- Зачем же... Я тут, в Средневолжске.
- В Плёсе?
- Нет, в "Волжской".
В Плёсе, живописнейшем пригороде Средневолжска, располагалась дача, на которой жило приезжее высокое начальство. Там обычно и останавливался Николай Николаевич Вербицкий. Правда, гостиница "Волжская" самая лучшая в городе, но все же...
- Давно у нас? - полюбопытствовал Глеб.
- Третий день... В командировке... Послушай, Глеб, ты не мог бы навестить старика?
- О чем речь! С удовольствием! В каком вы номере?
- Тридцать втором.
- Буду у вас через пятнадцать минут! - не дал договорить ему Ярцев.
Глеб быстренько переоделся и, досадуя, что опять обрекает Лену на одиночество, черкнул ей записку: "Фери! Приехал Вербицкий, зачем-то вызвал меня в гостиницу. Целую".
"Ничего, - успокаивал себя Глеб, спускаясь к машине, - не обидится. Должна понять. Не кто-нибудь, сам Николай Николаевич!"
По дороге в центр, к "Волжской", Глеб мучительно размышлял, зачем он понадобился Вербицкому. Тот был другом отца. Собственно, дружбы-то особой не замечалось. В свое время Вербицкий занимал должность председателя облисполкома, а Семен Матвеевич работал управляющим облсельхозтехники. Их связывала, насколько понимал Глеб, скорее уж служба. Потом Николай Николаевич перебрался в Москву, стал начальником главка и членом коллегии министерства. Наезжал в Средневолжск редко, последний раз - в прошлом году. Для отца это были счастливые дни: Ярцев-старший мечтал переехать в столицу, надеясь на помощь Николая Николаевича Вербицкого. Тот вроде обещал, но...
"Может, теперь Вербицкий вытащит отца снова хотя бы в область? подумал Глеб. - Дай-то бог".
Единственно, что смущало Ярцева, почему начальник московского главка остановился не в Плёсе? А вдруг он уже не член коллегии? Тогда...
И все же Глеб волновался, когда постучал в дверь тридцать второго номера гостиницы: он сам втайне надеялся, что знакомство с Николаем Николаевичем может сыграть роль в его, Глеба, судьбе.
- А ты, я смотрю, все такой же добрый молодец! - с улыбкой встретил Глеба столичный гость. - Располагайся.
Глеб сел в кресло, огляделся. Номер "люкс" производил впечатление: толстый ковер на полу, цветной телевизор, хрустальный графин со стаканом на столе, бар-холодильник. В полуоткрытую дверь была видна солидная деревянная кровать под роскошным покрывалом.
- Тоже вполне, - сказал Вербицкий, словно отвечая на невысказанный вопрос Глеба. - Дачи нынче не в моде. - И, покончив с этим, спросил: - Ну, рассказывай, как живешь?
- Спасибо, Николай Николаевич, все нормально. Вы знаете, папа...
- Знаю, знаю, - кивнул Вербицкий, - мне Копылов сказал, что он в Ольховке. У тебя в семье, надеюсь, полный порядок?
- Лично я доволен, - на всякий случай улыбнулся Глеб.
- А жена? Лена, кажется? - подмигнул Николай Николаевич.
- Да, Лена. Вы же знаете, она из Кирьянова. Инженер. А я ввел ее в круг интересных людей. Потом у меня самого есть перспектива. На будущий год защищаюсь.
- Кандидат наук - звучит, - благосклонно кивнул Вербицкий.
- Сто семьдесят в месяц.
- Для твоего возраста весьма и весьма.
- И сразу засяду за докторскую. Мой научный руководитель считает, что материала у меня достаточно.
- А идей? - усмехнулся Николай Николаевич.
- Ну, этого добра больше чем достаточно! - прихвастнул Глеб. Впрочем, так же, как и насчет мнения Старостина о докторской диссертации Ярцева. Но почему бы не покрасоваться перед Вербицким? Для будущего... Ведь если сам себя не похвалишь, от других не дождешься. Скромность, конечно, украшает, но вот помогает ли?
- Что ж, успеха тебе, - пожелал Николай Николаевич. - Голова у тебя на месте, я всегда говорил.
Глеб слышал это впервые, и от слов Вербицкого сладостно защемило в груди. Авось!
- А вы как? - в свою очередь, спросил Глеб. - Татьяна Яковлевна, Вика?
- Мы с Татьяной Яковлевной стареем. Она, как ты, наверное, знаешь, на пенсии. Я, правда, не думаю. Да и не отпустят. Ну а Вику ты увидишь завтра.
- Как? - вырвалось у Глеба.
- Как говорится, не в службу, а в дружбу - сможешь встретить ее? Она едет поездом.
- Конечно! О чем речь! - радостно закивал Ярцев, подумав, что это, вероятно, и есть причина, зачем он понадобился бывшему председателю облисполкома. - Но как же... А Новый год?
- Отпразднуем здесь. Знаешь, Глеб, как она иной раз тоскует по Средневолжску!
- Понятное дело, город детства.
Вербицкий встал, подошел к бару. Фигура Николая Николаевича была довольно смешной: длинное худое тело, узкие плечи и заметно выдающийся живот, обтянутый шерстяным спортивным костюмом с белой полосой вдоль рукавов - мода пятнадцатилетней давности.
Он достал бутылку минеральной воды, открыл и предложил гостю:
- Будешь?
- Полстаканчика, если можно, - сказал Глеб и, приняв тяжелый хрустальный стакан, осторожно поинтересовался: - Вика замужем?
Вербицкий отпил пару глотков воды, вздохнул.
- Я и сам не знаю, - как-то виновато улыбнулся он. - Дочь у нас своеобразный человек. Дитя своего времени. Мы вас плохо понимаем. Короче, увидишь, поговоришь сам. Одно гарантирую - прежнюю Вику ты не узнаешь.
Слова Вербицкого заинтересовали Глеба.
Вика... Виктория... Они учились в одной школе, только Глеб - двумя классами старше. Была худая, угловатая, с прямыми черными волосами. За ее большой рот кто-то назвал девочку Щелкунчиком. Прозвище пристало надолго.
Это теперь Глеб понимал, сколько слез, вероятно, было пролито из-за насмешек сверстников. Но тогда...
Дети жестоки. Не сознавая того, они могут причинять нестерпимую боль и обиду друг другу, которая иной раз не выветривается из души и памяти всю жизнь.
Вику даже не защищало то, что она прекрасно рисовала. Старшеклассники, и те восхищались красочно оформленными стенгазетами, к которым приложила свою руку Вербицкая.
У Глеба с Викой была своя тайна. Когда он учился в десятом классе (она соответственно в восьмом), то получил от дочери предисполкома записку. Невинную по форме, но значительную по смыслу (о, Глеб уже был избалован обожанием девчонок и умел расшифровывать недомолвки!): "Не взялись бы Вы достать пригласительные билеты на концерт учащихся музыкальной школы для меня и моей подруги?"
Во-первых, Вика могла бы обратиться к нему с такой просьбой устно. Во-вторых, билеты не были проблемой. Но главное заключалось в другом. Это была записка к мальчику...
Глеб был избалован, но циником не был. Он передал в запечатанном конверте просимые билеты через посредника, но во время концерта к двум восьмиклассницам не подошел. А сколько было благодарности, призыва и в то же время смущения во взглядах Вербицкой, которые она бросала на него!
К своей чести (а Ярцев ставил себе это в заслугу), он никому никогда не говорил об этом случае. Даже отцу, который более чем прозрачно намекал сыну, что весьма желал бы дружбы между Глебом и дочерью председателя облисполкома. Сиречь, хотел бы видеть ее в своих снохах.
- Папа, - отмахивался Ярцев-младший, - да ты посмотри на нее!
- Что ты понимаешь! У Вики красивые глаза, рот...
- Рот?! - смеялся Глеб. - Ой, умру, ой, держите меня!
Летом, после того концерта, Вербицкие уехали в Москву. С тех пор Глеб не видел Вику. А прошло уже семь лет!
Единственное, что о ней знал Глеб (из разговора отца с Николаем Николаевичем), - Вика училась в художественном институте имени Сурикова в Москве.
- И все-таки в такой праздник уезжать сюда... - Глеб с сомнением покачал головой. - Провинция, она и есть провинция. Тут даже апельсинов или мандаринов не достанешь.
- По мне хоть бы их и век не было, - махнул рукой Николай Николаевич. - Не понимаю, что на них так бросаются? Ну что может быть лучше хорошей антоновки или семиренки! Я всегда говорю: везем за тридевять земель, с другой, можно сказать, стороны земного шара всякие там бананы, манго, папайю! А свое добро - душистое, ароматное и полезное, да-да, в тыщу раз полезнее! - яблоки, груши и другую прелесть собрать и сохранить не можем! Частник предлагает заготовителям почти бесплатно: берите, пользуйтесь! ан нет! Для своего не хватает транспорта, тары и еще черт знает чего! Вот, ей-богу, дай мне ананас, так я откажусь от него в пользу крыжовника! Видя, что Глеб улыбается, Вербицкий прервал свою филиппику. - Ты не согласен?
- Да нет, просто вспомнил... - сказал Ярцев. - Был когда-то такой граф Завадовский, по-моему, в начале прошлого века... Так его сын прямо-таки помешался на ананасах. Потреблял их в несметном количестве. Сырыми, вареными...
- Как вареными? - удивился Вербицкий.
- Более того, их для него даже квасили. В бочках, как капусту... А потом варили из них щи или борщ.
