Юноша набрасывал на загрунтованном картоне контуры здания и тополей, размашисто орудуя угольным карандашом. На крышке этюдника был наколот лист толстой шершавой бумаги, на котором живописец время от времени подправлял свой уголь.
Старший сержант Косов уже достаточно долго работал на этом посту, и появление здесь художника его не удивило. Здание Академии, хоть и не древнее, но достаточно старое, выделялось среди серой угловатой застройки тридцатых годов и причудливостью архитектуры, и крутыми черепичными крышами, и разноцветными стеклами витражей над главным входом, а потому будущие художники частенько рисовали его. Не удивил Косова и внешний вид живописца — такие уж ребята, панкуют, они ж богема, у них это вроде форменной одежды, и борода тоже словно уставом предписана, а у девчонок распущенные длинные волосы, у кого прямые, у кого закрученные, как веревочки. Народ в общем безобидный, хоть и любят пошуметь.
Косов ещё раз взглянул через плечо бородатого на картон с наброском и подумал, что все-таки ни черта в этом деле не смыслит — на его взгляд, нарисована Академия была косо-криво. Он и сам когда-то тоже рисовал, даже цветными карандашами, но лет в тринадцать бросил — вырос…
В 8.48 ко второму подъезду жилого дома напротив Академии подкатил «фиат» — Косов узнал водителя Лукина и дежурного охранника Кочерыгу, впритирку за «фиатом» остановилось «рено», за рулем, как обычно — плечистый Степа Зыбун. Косов нажал кнопку переговорника, доложил, что все нормально. Через пару минут из подъезда вышел старичок с фокстерьером, тоже уже дряхлым, жилец с четвертого этажа, из прежних, потом Вовка Донец — замер на секунду, оглядел улицу, скользнул взглядом по Косову, тот кивнул. Вовка раскрыл пошире дверь подъезда, появился хмуроватый по-утреннему Коваль в обычном темно-сером костюме, Кочерыга распахнул перед ним заднюю правую дверцу «рено», Коваль сел, охранник без стука прикрыл дверцу, нырнул на свое место в «фиате», обе машины отчалили.
Косов отметил время — 8.51, доложил по связи.
Когда он снова приостановился возле художника, тот энергично раскрашивал свой картон красками — по мнению Косова, не имеющими никакого отношения к действительности. Старший сержант пожал плечами и двинулся дальше по маршруту.
В 9.02 к дверям Академии приблизилась стройная пожилая дама с молодежной не по годам стрижкой под мальчика — секретарша ректора. Косов переждал десять минут, доложился по связи лейтенанту и пошел в Академию.
Дама с мальчиковой стрижкой вопросительно подняла на него глаза, потом узнала. Косов пригласил её к окну.
— Ваш студент?
Дама чуть прищурилась.
— Наш. Сослан Дигоев из Владикавказа. Необычайно одаренный. Совершенно исключительное видение цвета.
— Точно, — буркнул Косов, поблагодарил и ушел. Уже с улицы отрапортовал по рации, прошел на полквартала дальше, сел за столик крохотного заведения под названием «Люля-кебаб». Краснолицая химическая блондинка, не спрашивая, принесла ему яичницу с колбасой, ломоть лаваша и кофе.
— На смене?
— Ну, — подтвердил Косов.
— Начальник, и когда ты на мне женишься?
— Сейчас не могу, сама сказала — на смене.
Такой у них был обычный шутливый разговор. На самом деле блондинка была замужем за хозяином «Люля-кебаба», да и Косов имел законную супругу и двоих детей.
— Анекдот хочешь? Новому русскому говорят в роддоме «У вас дочка. Три семьсот». А он: «Нет проблем!» и лезет за кошельком.
Косов вежливо посмеялся. За соседний столик сели две девицы, блондинка отошла к ним. Сержант доел, покурил, поглядывая на двери подъезда. Отметил, что старичок с фоксом вернулся, как обычно, через сорок минут. Близилось к десяти. Косов оставил на столике деньги и ушел.
Художник успел уже раскрасить свою картонку, поставил её сбоку на асфальт, оперев на стойку этюдника, сам взялся за другую. Косов присел, уставился на готовый этюд.
— Осторожно, не выпачкайтесь, — предупредил художник.
Сержант ещё раз подивился буйной игре ярких цветных пятен, подумал, что парень все-таки перестарался с красками, после подумал, что такую штуку можно было бы повесить дома, в северной комнате, там света мало, мрачновато, а это вроде как пожар. Обратил внимание, что на картинке в углу написано «СД», а чуть ниже «24.10.96 8.50-9.50».
Встал. Художник снова набрасывал углем тот же рисунок. «На продажу клепает», — подумал Косов.
— Слышь, парень, и сколько дают за такую картинку?
— За такую? Пятерку, конечно!
— Пятерку зеленых или наших?
Бородатый повернул к Косову удивленные глаза:
— Оценку поставят пятерку, хорошо получилось!
Теперь уже сержант удивился:
— А зачем вторую такую же рисуешь?
— Солнце поднялось, изменилось освещение. Цвет другой теперь. Хочу написать серию этюдов при разном свете. Может, не один месяц буду работать.
— Одно и то же несколько месяцев рисовать? Это же сдуреть можно!
— Клод Моне писал Руанский собор при разном освещении больше двух лет!
— Так то ж собор! А чего ты не рисуешь собор? У нас в Чураеве их хватает.
Художник презрительно оттопырил губу.
— Руанский собор — поздняя готика, там такое многообразие форм, есть где свету играть. А тут… Успенский — чистый классицизм, это скульптура, а не живопись. А Вознесенский — обычная византийская мешанина, светлые и темные горизонтальные полосы все задавливают, там игры света не увидишь.
— Понятно, — отозвался Косов деловым тоном. — Так что, небудешь продавать картинку?
— Пока не буду. Приходите через недельку, поговорим.
— А куда приходить?
— Сюда, конечно!
Косов угукнул и отошел в сторону — на следующий пост, предусмотренный маршрутом.
В 11.10 из ворот дома выполз «Москвич-2140» светло-серого цвета. За рулем сидела Жанна Степановна, супруга мэра. Косов поприветствовал её, проводил машину глазами, связался с лейтенантом, дал подтверждение.
Жанна Степановна вернулась к часу, мэр приехал на обед в 14.15. Такой он был человек, предпочитал дома обедать. В 15.20 снова уехал на работу.
Бородатый художник начал собирать манатки. Косов подошел ещё раз. Теперь были готовы уже второй и третий этюды. Сержант осторожно присел, поглазел — и особой разницы не увидел, хотя на последней картинке вроде было побольше синих пятен. Обратил внимание, что оба этюда тоже аккуратно подписаны с указанием даты и времени.
— Что, на обед пора? — поинтересовался Косов.
— Нет, на сегодня хватит — солнце ушло, фасад в тени.
— А тень, значит, рисовать неинтересно?
Бородатый задумался.
— Интересно, но уже глаз устал, не вижу оттенков. Может, завтра начну позже, тогда и попробую взять цвета в тени. Спасибо, что подсказали. Подходите завтра, посмотрим вместе.
— Подойду, — пообещал Косов, хотя завтра не дежурил.
Одаренный бородач нагрузился своим скарбом и ушел. Косовпосмотрел ему вслед и зашел к лейтенанту в дежурку.
— Интересный художник. Рисует Академию при разном освещении, говорит, цвет меняется. На каждом этюде проставляет время. Регистрировал убытие и прибытие мэра и его жены.
Лейтенант нахмурился.
— А кто дальше будет следить?
— Присмотрюсь, кто в «Кебабе» засидится. И, может, стоитпоспрашивать по соседним домам, не снял ли кто квартиру недавно.
— Добро, — сказал лейтенант и задумался.
Глава 6
Действительно, отказаться нельзя
Не так все просто. Позвонить, конечно, дело нехитрое, но где гарантия, что наш телефон не прослушивают? Поэтому я набрал номер и подождал два звонка. К телефону, естественно, никто не подошел.
У Слона на этом аппарате висит АОН — автоматический определитель номера. По протоколу можно запросто узнать, кто звонил. Я сообщил, что мне необходимо с ним пообщаться. Вот так, одним своим звонком. А он пусть уж сообразит, когда и откуда меня к себе для этого общения привезти.
Аська ещё плескалась, когда раздался звонок. Я снял трубку:
— Да.
— Извините, это 25-11-15?
— Ничего похожего.
— Это зоопарк?
— Нет, говорю же. Внимательнее номер набирайте.
— Точно не зоопарк? А почему мне обезьяна отвечает?
И бряк трубочкой.
Понятное дело. Значит, завтра, двадцать пятого октября, в одиннадцать утра я должен быть в зоопарке (само собой, у слоновника). Плюс-минус пятнадцать минут.
Не ахти какая конспирация. Да и шуточка не самая свежая. Но если вдруг и в самом деле слушают нас чужие уши, то толком они ничего не поймут: ну позвонил мне пьяный. Или, может, наколотый. А я тут при чем? Мало ли какой кретин может человеку позвонки морочить?..
Но Слон-то живенько отреагировал! Что ж так? Или шибко уважает, или нюх у него особый на неприятности, хороший нос за неделю кулак чует? Хотя, может, просто так совпало… Однако утреннее рандеву несколько меняет мое расписание на завтра. Я-то планировал встретиться с ним вечером…
