Вошедший Родин оторвал следователя от работы:
— Юрий Владимирович, вы что, нас без ножа зарезать хотите? Тут же вся финансовая отчетность «Арбата»: счета, договора, наконец, ведомости на зарплату игроков. Если учесть, что и из бухгалтерии уже вывозят документацию, вы ставите клуб и меня, как президента, в безвыходное положение.
— Вячеслав Иванович, иначе не могу. Ночное убийство майора Белянчикова свидетельствует, что бумагам лучше отлежаться под надежной охраной. В офисе «Арбата» это осуществить невозможно. Давайте созвонимся с вашим руководством в РФС, я уже проинформировал мэрию Москвы. Думаю, что меня поймут. Все, Вячеслав Иванович, делается с ведома Генпрокуратуры. Что касается срочных бумаг, то бухгалтерии придется довольствоваться ксерокопиями.
— Но мне сегодня же нужны наличные! «Арбат» борется за лидерство, через несколько часов матч с «Невой». Сразу после игры в случае успеха, мы выдаем премиальные. Это не только дань традиции, но и имидж клуба.
— Деньги, Вячеслав Иванович, вы получите. Обозначьте требуемую сумму, напишите расписку. Я распоряжусь.
Серафим Викторович Пшеничный, президент Всероссийской футбольной ассоциации и член исполкома ФИФА, узнал об убийстве Екатерины Ницковой в аэропорту Парижа, возвращаясь с очередного международного конгресса. Ко всем его футбольным заботам теперь добавилась и эта. К тому же придется пойти на похороны, печальной процедуры, не избежать.
— Черт меня дернул возвращаться именно сейчас, — с досадой подумал Пшеничный. — Ведь было предложение Блаттера и Юханссона задержаться на несколько дней, утрясти процедуры, связанные с грядущим Чемпионатом мира. Уж лучше гулять по Парижу, чем копаться в этом дерьме. Потом отдохнуть денек на берегу океана. Лучшие, блин, отели и суперсуточные за счет могущественной, с оборотами не меньше, чем у ООН, футбольной сверхдержавы. И вот столь неожиданная раскладка. Да, неделя явно не удалась.
Пока в качестве высшего футбольного чиновника России Пшеничный, как некая богатая высокомерная вдова, в основном, нравился самому себе и руководству Международной федерации футбола, с двумя последними президентами которой, он был на «ты», в самых дружеских отношениях.
О Серафиме Викторовиче отечественные болельщики и фанаты вспоминали редко, куда чаще поминали лихим словом. Обычно по двум поводам: в ситуациях, когда он, тасуя в руках бумажки с названиями сборных команд или элитных клубов разных стран мира, проводил жеребьевку очередного чемпионата. Либо в тех случаях, когда сборная великой страны бездарно, с треском проваливала очередной футбольный форум — Чемпионат мира или Европы. А что он мог с этим поделать?
Когда-то в молодости Пшеничный несколько лет возглавлял столь же престижную хоккейную Федерацию СССР. Но то были совсем иные времена! Он любил о них ностальгически вспоминать. Великая сборная Советского Союза, ведомая выдающимися тренерами Аркадием Чернышевым и Анатолием Тарасовым, с блестящим созвездием игроков выигрывала один чемпионат мира за другим, Олимпиады, одновременно с треском громя канадских «профи» на их же льду — в Торонто и Монреале. Отблеск славы и побед хоккеистов падал и на Пшеничного. Хотя, если быть откровенным, есть и оборотная, весьма приятная сторона медали: в футболе крутятся все-таки, куда большие деньги, чем в том же хоккее.
Изящная стюардесса в синей униформе, катившая перед собой столик с напитками, оторвала его от раздумий:
— Вам, как всегда, Серафим Викторович?
— Не откажусь, Мариночка, сегодня как раз такой случай. Лучше сразу двойной виски, побольше льда и апельсиновый сок.
Он сунул руку в дипломат, достал два флакончика пробных французских духов:
— Вот, кое-какая мелочь, думаю, тебе понравится.
— Ваш виски, ваш сок, — девушка опустила духи в карманчик униформы. Низко склонившись, как бы случайно коснулась его упругой грудью: — Приятного полета и удачи в Москве.
— До свидания, принцесса «Аэрофлота». Встретимся недельки через три, полечу этим же рейсом.
Виски взбодрил Пшеничного, грядущие совковые заботы как бы отодвинулись от него. После сытного обеда он вздремнул, лишь толчок высвобождающегося шасси при заходе на посадку прервал его сон.
Быстро пройдя таможенный контроль, прямо из зала VIP аэропорта «Шереметьево-2», Пшеничный позвонил Родину:
— Такие дела, Серафим Викторович, раз ты в курсе, — грустно сказал ему президент «Арбата». — Подробности при встрече, похороны назначены на одиннадцать во вторник. Вынос тела из офиса клуба, сам понимаешь, твое присутствие не только желательно, оно просто обязательно!
Процедура похорон Ницковой состоялась в точно назначенное время. Во вторник уже к десяти часам узкий переулок со старыми московскими домами на задах института Склифосовского был забит машинами. Несколько спецавтомобилей ГАИ, с десяток автоинспекторов, как могли регулировали движение. Но и они оказались бессильными перед этим нашествием.
Прошло не менее часа, пока удалось расчистить дорогу для массивного похоронного «Линкольна», нескольких машин с близкими покойной и руководством «Арбата».
Едва кортеж автомобилей очистил переулок, из дома напротив офиса вышло несколько человек. Усевшись в темно-синий джип «Чероки» с фиолетовым маячком, они включили сирену. Машина выехала на Садовое кольцо и, обгоняя транспортные потоки, устремилась к выезду из столицы.
Журавлев, сидевший на переднем сидении, рядом с водителем, обернувшись, спросил:
— Ну, как, Виктор, все заснял?
— В лучшем виде, Анатолий Анатольевич. Церемониал запечатлен для потомства от начала до конца, — отозвался Тропников.
— Что ж, теперь еще две серии предстоят. На кладбище, да на поминках.
— А третья-то зачем?
— Задай вопрос полегче. Сам понимаю, что ни к чему, но ваша же прокуратура настаивает. Вдруг в толпе среди сотни-другой лиц удастся разглядеть нужную физиономию. А такое уже бывало. Помню, в позапрошлом году шлепнули одного таксиста. Несколько месяцев искали, а как вышли на убийц, то засомневались, алиби, на первый взгляд, железное. И как адвокаты на нем настаивали! Догадались тогда просмотреть видеозапись с кладбища. И надо же, оба киллера оказались на видеопленке! Ясно, не на переднем плане, но в толпе на задах отчетливо промелькнули.
— Философия и мистика, — Тропников закурил. — Еще Ломброзо и Достоевский писали, что убийц тянет не только на место преступления, но и к гробам, когда жертва уходит в последний путь.
— Бесспорно, великие, конечно, имена. Но не на сто же процентов такое случается?
— Всякое бывает. Однако, убираем, ребята, мигалку, и поближе, поближе, прямо ко входу на кладбище. Минут на пятнадцать мы всех обогнали…Тут, как на финале Кубка, надо занять место в центре и в первых рядах.
Опередив кавалькаду машин почти на двадцать минут, у ворот кладбища, дабы не привлекать внимания, они перебрались в патрульную машину ГАИ. На ней и подъехали прямо к свежевырытой могиле. Развернувшись, выбрали удобное место.
— Съемку откуда будем вести, Анатолий Анатольевич?
— Прямо через стекла скрытой камерой, с заднего сидения. Апробированный вариант, современная техника все может.
Наконец, многочасовые труды медиков увенчались первым успехом — Виталий Костров открыл глаза. Интенсивная терапия с применением дефицитных импортных препаратов, молодость и почти двухдневное переливание крови и кровезаменителей сделали свое дело.
Больной попросил пить. Медсестра поднесла к его губам ложечку с водой. После нескольких глотков живительной влаги Костров неожиданно спросил:
— Они живы?
Девушка поняла, что речь шла о жертвах. Не желая травмировать пациента, вдруг пришедшего в сознание, она молча кивнула головой. Потом, обрадованная, побежала в ординаторскую.
— Костров в себя пришел! — выкрикнула она. — Попросил воды, даже спросил об убитых.
Захватив стетоскоп и аппарат для измерения давления, заведующий анестезиологией едва ли ни бегом направился в палату. Парень смотрел на него вполне осмысленно, вновь попросил воды, потом тихо, но внятно произнес:
— Вы, наверное, в курсе, взяли их — белобрысого и кавказца?
— Твое дело, голубчик, пока лежать. Слаб еще, поднаберись силенок.
— Все-таки скажите, доктор, что и как? Я до выстрелов все помню. А вот как блондин поднял пистолет, тут вспышка и полный провал… — Костров, приподнявшись, попытался сесть.
Заметив, что больной все больше возбуждается, анестезиолог что-то сказал медсестре по-латыни. Он понимал, что Виталий взволнован, и, если его не успокоить, будет задавать вопрос за вопросом.
Когда медсестра ввела Кострову двойную дозу седуксена, он еще несколько раз пытался заговорить. Затем, задышав редко и глубоко, почти тотчас заснул.
