Она была столь ошеломлена, что даже не решилась спросить, что она будет делать с этими чайниками - никому ненужными в её Реутово, это же не Афганистан! Да и почему её вдруг должны зарезать, если она его спросит о чем-нибудь более, не может же быть, чтобы эта затертая гостиница была начинена подслушивающей аппаратурой. Нет, она не о чем не спрашивала Садама своих надежд. Она проплакала два дня в тиши своей комнатенки, и поехала на вокзал. До поезда ждать было долго. Она хотела сдать чайники в камеру хранения, но дежурный камеры хранения, увидев гору коробок, заворчал, словно лохмато-дремучий сторожевой пес о том, что все с ума словно посходили, у него уже места нет, из-за этих чайников!.. Тут-то она и узнала, что чайники сдал, человек, по всей описаниям сходный с её Хусейном и сдавал он не один, а с "сожительницей егойной - Нинкой-пьяницей" заведующей складом промтоваров, что недалеко от вокзала.
Так с чайниками и прикатила Зинаида в свою однокомнатную квартирку, что делила напополам с мамой в своем Реутово.
Все ликовали вокруг в эти дни, говоря о победе демократии, сами толком не понимая, что это такое. Но не прошло и двух недель, как многим стало ясно, что это - социалистическая богадельня кончилась. Всех тружеников маминого бюро отпустили в безвременный и неоплачиваемый отпуск. Понятие о счастье сразу всего народа растворилось дымным облачком на горизонте.
О, это "счастье" нищенствующего социализма, когда все гоняются за одними и теми же шмотками, подменяя слово "купил", словом более точным: "достал", смотрят сверху вниз на собеседника, если курят сигареты Мальборо, собирают одни и те же диски, борются за право смотреть видеофильмы! Тратят уйму сил и времени, чтобы вырвать из распределителя, словно из игрального аппарата, нечто такое, чего нет ни у кого, и при этом ходят на работу, чтобы за ежедневные восемь часов ничегонеделания или же тяжелого вкалывания - все равно получать 115 рублей! Женятся и ждут, когда им дадут квартиру. Кто даст? Да дед Пихто - то есть некий бог, в которого никто не верит государство. А оно медлит, тогда рожают ребенка... второго, потому, что квартиру так и не дают, потому, что первому в школу пора и ему нужен присмотр. На втором, обычно останавливались. К его первому классу не рожали третьего - сил не было, но если для того, чтобы на одного человека приходилось менее 6 метров жилплощади, а квартира маячила - вот-вот... рожали и третьего. Таков был стандарт стремлений и мотивации поступков. Покупали серванты, хрусталь, и чувствовали себя людьми современными живущими в соответствии с развитием страны, и общей линии партии. А если пели, под гитару, то, что не выпускалось на пластинках и не пелось ни по радио, ни по телевидению, - уже могли гордиться своим свободомыслием. А на самом деле перекинув свои насущные проблемы на государство, как бы показывали ему фигу исподтишка, словно не атеисты, а хулиганы в церкви. И были счастливы своим лукавством. Ах, как были счастливы!.. Как духовно свободны!.. Но вот объединились единственный раз на баррикадах, и едва победив костный, хотя и неплохо отлаженный механизм государственной машины, похожий на гигантскую сенокосилку, метущий всех под одну гребенку, и тут же все мелкие нюансы общего счастья кончились. Да и счастье строителя социализма, рухнуло, словно дом без фундамента. Осталось индивидуальное счастье. А как это?.. Мало кто понимал. Это ж кем надо быть, чтоб ни кого вокруг не оглядываться?!
Человек малый, коих было немало, чувствовал, что теперь требовался перевес в сторону личностей более крупного масштаба, не привыкших, чуть что, заныривать в свой убогий уют, или, содрав глотку в песне диссидентского толка, испытывать опустошающий экстаз героя. Но где ж их взять, когда столетие подряд работала коса социализма.
Но вот коса сломалась - а никто не рад. Началась голодуха, похуже той, когда в магазинах не было ничего, кроме консервов с никому неведомой кукумарии с морской капустой. Тогда ещё можно было достать мешок сахара, или получить паек от материной работы, были карточки, какой-то распределитель. Теперь же для всего требовались только деньги.
И Зинаида помучилась, помучилась, и сдалась вместе со своими чайниками в киоск запчастей. Эти запчасти, не поймешь для чего, не были столь привлекательными для покупателей, как сама Зинаида. Продукция киоска, казалось, пользовалась спросом. Особенно, если судить по количеству заглядывающих в него. Захаживал к ней частенько и Буйвол, покупал какие-то гайки, мычал что-то нечленораздельное. Но Буйвол, как и прежде, не интересовал её. Были у неё покупатели и поперспективнее. С ними ночная жизнь проходила в шумных застольях. И казалось вот-вот все кончится и начнется нормальная семейная жизнь; и казалось ей, что теперь её уже никто не оставит её с чайниками... Так и случилось - восьмого марта в её компании образовался Буйвол. "А... Буйвол?!" - смеясь, встретила она его канканом на столе. Буйвол ей был не опасен, Буйвол казался ей ещё теленком, а вовсе не Буйволом. Но вот незадача, привыкнув к нему, она отметила про себя, что месяца два она не видела его в своем киоске. "Где пропадал?" Буйвол подсел к ней поближе и поведал, что получил в наследство от бабушки трехкомнатную квартиру. И где - в высотке, на Баррикадной! Зинаида чуть не поперхнулась.
Двоечник Буйвол, не умевший вроде бы связать и двух слов, оказалось, был внуком знаменитой оперной певицы, сыном влиятельного театрального администратора, правда, давно покинувшего родину, и преуспевающего теперь в Америке. И именно из-за этой эмиграции мать его всю жизнь проработала уборщицей при школе, из этого-то они так бедно и жили. Но теперь, когда Буйвол преуспел, когда он заработал на свою первую машину - все одно к одному - вот и бабка померла... Зинаида смотрела на него, немея, а Буйвол следил, чтобы у неё постоянно был полный бокал. "Э нет, меня не купишь! У меня ещё будут настоящие принцы!.." - была последняя мысль Зинаиды в тот день.
Через месяц она узнала, что беременна и пошла, требовать деньги на аборт у виновника этакого казуса. В ответ на это Буйвол притащился к ней с букетом роз. Но этого показалось ей мало. Однако Буйвол был не из тех, кто предавал свои детские мечты, теперь он не сидел краснея и бледнея у её подъезда, он плотно блокировал собственной личностью все её вечера, следуя за ней упрямо и неотступно. А в это время у неё начался период фатальных неудач. Всего лишь из-за одной подсунутой ей кем-то из покупателей фальшивой купюры хозяин палатки начал биться в истерике, за коей последовало увольнение, у мамы случился инсульт, затем инфаркт. В день её смерти кто-то вытянул у Зинаиды из сумки кошелек с последними деньгами. Но тут появился Буйвол и, не задавая лишних вопросов, взял на себя все устройство похорон её матери. Все оплатил и накрыл пышный стол на поминки. И так фатальные события цеплялись одно за другое, что впоследствии оказалось, что уже поздно делать аборт. Она попыталась добиться выкидыша, но Буйвол, прознавший об этом от её подруг, почему-то поселился у неё кухне. Она не обращала на него внимания, не разговаривала с ним, а он методично в одно и тоже время звал её на кухню завтракать, обедать, ужинать... Временами он отлучался ненадолго, возвращался всегда с цветами, ставил их ей комнату и уходил к себе на кухню смотреть телевизор. И казалось ей, что он больше ни на что не способен, как добывать пропитание и смотреть телевизор. "Нет, у меня ещё будут принцы!.." - временами вспоминала она свою последнюю, перед тем как отключиться в тот роковой день, мысль и ей хотелось повеситься. Постепенно она сломалась, и заплакала у него на плече, и заснула на его груди на пятом месяце беременности. На следующий день он повел её в ЗАГС.
ГЛАВА 8.
Родилась девочка, и это повергло Зинаиду в мистический ужас - она увидела судьбу матери, судьбу своей бабки, тоже матери-одиночки, и показалось ей рождение дочери нехорошим предзнаменованием того, что и она повторит путь своих женщин-предков. Страх потерять мужа, какого никакого, хоть и Буйвола, стал у неё патологическим. Не то чтобы дочка мало занимала её мысли, но если Буйвол приходил хоть на пол часа позже, того срока, в который он обещался явиться, её охватывала паника.
Буйвол был парнем из отряда толстокожих и плохо понимающих, что происходит, когда женщина плачет и выкрикивает обидные слова, - он не обижался, не делал выводов, он тупел окончательно. Но все-таки вскорости смекнул, что та, с которой он мечтал, будучи подростом, прожить всю оставшуюся жизнь - жить совершенно не умеет. Тем более нормальной, семейной жизнью и крепко взял бразды правления семьею в свои руки. А так как он никогда не наблюдал присутствия мужчины в своей семье, но видел, как трудилась его мать, чтобы вырастить сына, стал требовать от Зинаиды такого же безмолвного трудолюбия.
Она сначала сопротивлялась, капризничала, требовала равного распределения домашних обязанностей, в ответ он, не зная как объяснить ей, что немало трудится, зарабатывая деньги, уходил из дома и напивался. Он уходил, а её охватывала ужас беззащитности и одиночества. Он возвращался пьяным, она плакала, но покорялась его условиям. Тем более что условия их жизни, несмотря на то, что жили они все в той же её однокомнатной квартирке, сдавая бабкину, по сравнению с условиями жизни её подруг были шикарными. У них была машина, у неё возможность покупать все самое лучшее в лучших магазинах, дорогие памперсы не казались ей столь же дорогими, как для остальных матерей - так... ерундою, не стоящей обсуждения. Правда, хвастаться ей было некому. Буйвол вытеснил всех подруг и знакомых из её жизни. Чтобы даже по телефону не болтала невесть о чем, ему неведомом, от того и вызывающем подозрения, он поставил телефон с определителем номера сразу же, едва они расписались, и каждый раз, вернувшись домой, первым делом проверял: кому звонила и как долго разговаривала. И если случалось, что действительно с кем-то разговаривала - требовал полного отчета - о чем шел разговор. Он не столько ревновал её, сколько боялся, что будет жаловаться на свою жизнь, насмехаться над ним. А вдруг ещё опозорит?.. Женщины по этому делу мастера - всегда найдут - к чему прицепится. А зачем ссор из избы выносить? Что будут говорить о них люди? Подруги появляются и исчезают, а они будут жить вместе и всегда. Зинаида соглашалась с ним и никому старалась не звонить. По магазинам без него из дому не отлучалась, даже прогуляться по улицам с коляской, так как он всегда, уходя, говорил, что уходит на час, на два, а когда вернется, тогда они с малышкой и погуляют вместе. Но через два часа звонил и говорил, что задерживается на час, через час сообщал то же самое, и так до позднего вечера держал Зинаиду в постоянной готовности к приходу мужа.
