Старушка тряхнула головой.
— Я же сказала и отступаться от своих слов не собираюсь,— твердо произнесла она.— Того человека я никогда не видала.
— Но разве вы не спросили, как его зовут?
Она обиженно взглянула на него и с достоинством ответила:
— Вы что же, думаете, я впущу человека в дом, не спросивши, кто он такой? Только он не назвался. Сказал, что договорился с директором о встрече, и все.
Веспер Юнсон кивнул. Тут он заметил на пороге меня и недоуменно поднял кустистые брови. Я попросил его выйти на два слова.
В буфетной я взорвал свою бомбу:
— Там женщина, утверждает, что во всем виновата она.
Юнсон прямо подскочил, будто его булавкой кольнули, и с жаром спросил:
— Где?
— В библиотеке.
— Рассказывайте,— скомандовал он.
Я описал драматическую встречу на лестнице. Он задумчиво потеребил усы, хмыкнул и вперевалку устремился через столовую в библиотеку. Я поспешил за ним.
У раздвижной двери я вспомнил про воду, но тотчас сообразил, что нужда в этом уже отпала. Рыжеволосая поднялась с тахты и, стоя у окна, пудрила носик. Заметив нас, она торопливо спрятала пудреницу и зеркальце в красную лаковую сумочку и пошла нам навстречу.
— Кто вы? — спросил Веспер Юнсон.
— Хелен Лесслер,— тихо ответила она.— Я жена… вернее, бывшая жена Гильберта Лесслера.
— А я — начальник уголовной полиции Юнсон,— сказал он, жестом предложив ей сесть в одно из кожаных кресел.— Что вы имеете в виду, говоря, что вы бывшая жена Гильберта Лесслера? — спросил он, опустившись в кресло наискось от нее и закурив.
Она сидела совершенно прямо, теребя ручку сумки.
— Мы с мужем разъехались,— пояснила она.— Как раз сегодня я хотела подать на развод.
Юнсон повертел в пальцах сигарету.
— Та-ак.
— Вообще-то я собиралась пойти к адвокату вчера,— продолжала она,— но не смогла.
Он кивнул, достал свой черный блокнот и авторучку.
— Где вы были вчера вечером?
— Дома,— ответила она.— У меня квартирка в Ердет[9], на Фурусундсгатан, восемнадцать.
Веспер Юнсон заскрипел пером и задал следующий вопрос:
— Весь вечер?
Она наклонила голову.
— Я лежала в постели. У меня болела голова.
Он поднял брови, взгляд вопросительно метнулся ко мне и тотчас же вернулся к Хелен Лесслер.
— Вы признались фотографу Фрибергу, что виноваты в смерти вашего свекра. Он скончался вчера около десяти часов вечера.
Зеленые глаза потупились.
— Я могла этому помешать,— пробормотала она.— Я понимала, что он…
Она умолкла и рукой закрыла лицо.
— Рассказывайте,— мягко сказал Веспер Юнсон.— Все, с самого начала.
Она вздохнула, подняла голову, отвела назад рыжие локоны.
— С самого начала? С того времени, как я познакомилась с мужем?
— Да, пожалуйста,— сказал Юнсон.
— Мы познакомились немногим больше двух лет назад,— нерешительно начала она.— Он тогда был летчиком и совершил вынужденную посадку вблизи моего дома. У моих родителей усадьба в Уппланде, недалеко от Экольсунда. Вскоре мы поженились, на Иванов день. Правда, дальше все пошло как-то не так, и счастливым наш брак не назовешь. Мой муж не создан для семейной жизни, да и я, наверно, тоже. Я довольно скоро поняла, что наш брак — ошибка, и мы решили разойтись.
— Ваш муж нисколько не возражал против этого шага, считал его правильным? — спросил начальник уголовной полиции.
Она пожала плечами.
— По-моему, он вообще не думал о том, что женат. Во всяком случае, жил он именно так.
— Значит, на разводе настаивали вы?
Она кивнула и просто, без затей сказала:
— Я представляла себе брак по-другому. Но муж не возражал. Для него это было вроде приглашения на обед, которое можно принять или отклонить. Он не видел никакой разницы, ему было все равно.
Веспер Юнсон задумчиво прикусил верхнюю губу.
— Ну а ваши собственные чувства к мужу?
— Их давно уже нет,— ответила она.— И ничего тут не поделаешь. Он, конечно, по натуре не злой, может, даже весьма добрый и милый, но для меня он стал чужим.
Я вздрогнул. «Он не злой»,— сказала Хелен. Разве ей не известно, что Гильберт Лесслер тоже мертв? Или это чистое притворство? Я украдкой взглянул на Веспера Юнсона. Он сидел с непроницаемым видом и чертил в блокноте какие-то корявые загогулины.
— Итак, вчера вы собирались к адвокату, чтобы подписать бракоразводные документы? — наконец сказал он.
— Он ждал меня к трем,— ответила она.— Но из-за мигрени я осталась дома.
— Вы предупредили адвоката по телефону, что не приедете?
— Нет, мне еще не поставили телефон. Я переехала в эту квартиру всего несколько недель назад.
— Кто ваш адвокат? — поинтересовался начальник уголовной полиции.
— Мой адвокат? Шилль. У него контора на Дроттнинггатан, тридцать восемь.
Веспер Юнсон записал.
— Ваш муж тоже собирался к адвокату? — спросил он.
Хелен Лесслер покачала головой.
— Подписать достаточно и кому-то одному.
— Совершенно верно,— кивнул усач, быстро полистал блокнот и продолжил: — А что было дальше?
— Дальше… ко мне зашел Гильберт,— тихо сказала она.— В самом начале седьмого. Он требовал денег. Сказал, что до вторника нужно достать десять тысяч. Видимо, какой-то долг чести. Я сказала, что у меня денег нет, и это была чистая правда. Он рассвирепел, прямо себя не помнил от злости. И между прочим, был не вполне трезв. Требовал мои драгоценности, он, дескать, их заложит. Чтобы отвязаться, я сказала: иди к своему отцу и проси у него. Он язвительно расхохотался и сказал, что меня в самом деле на мякине не проведешь и что я не хуже его знаю, что директор Лесслер в Лапландии, катается на лыжах.— Она устало потерла рукой лоб.— И тут я сплоховала.
— Вы сказали ему, что ваш свекор дневным норрландским поездом вернулся в город? — предположил Юнсон.
— Да,— пробормотала она.
— Откуда вы это знали? — спросил он.— Даже здешняя прислуга вчера понятия не имела, что он приедет.
Она помедлила.
— Директор Лесслер написал мне. Я получила письмо вчера после обеда.
Полицейский начальник кивнул, и она продолжала:
— Словом, я нечаянно проговорилась, что свекор вернулся, а заметив, как Гильберт ухватился за эту идею, попробовала внушить ему, что соврала. Но вышло, конечно же, наоборот. Муж сразу заторопился «доить старикана», а когда я попыталась уверить его, что денег ему не дадут, он буркнул, что можно и поднажать и способ для этого найдется. И ушел.
— Вы побежали за ним?
— Нет, в пижаме не побежишь. Да, честно говоря, я была до крайности рада, что он убрался. И только через некоторое время начала тревожиться, как бы он не устроил какую-нибудь неприятность. Ведь он, похоже, действительно угодил в переплет, раньше я никогда не видела его в таком отчаянии.
— Ваш свекор… за него вы совсем не тревожились? — спросил Веспер Юнсон.
— Как раз за него-то и тревожилась,— сказала она.— Я всегда относилась к свекру с большой симпатией, хотя близкими друзьями мы и не стали. Он был довольно замкнутый человек и мало кого впускал в свою жизнь. По-моему, последние годы он жил весьма одиноко.
— Его жена умерла как будто бы лет семь-восемь назад?
— Восемь, кажется. Он, говорят, был к ней очень привязан.
— Вы не собирались предупредить его вчера вечером?
— Собиралась,— коротко ответила она.
— И не сделали этого?
— Я чувствовала себя ужасно, у меня кружилась голова. Но главное не это. Свекор не любил, когда попусту поднимают шум. Он ненавидел сплетни и болтовню. В конце-то концов я могла и сгустить краски, а на деле все было отнюдь не так опасно. Вот и получится, что я самая настоящая балаболка.
— Значит, вы остались дома? — сказал Веспер Юнсон.
Она опустила голову.
— А сегодня утром почему пришли?
— Мне приснился жуткий сон. Как будто муж и свекор подрались. Посреди этого кошмара я проснулась и не могла больше оставаться в постели. Оделась — и сюда, на велосипеде. А когда увидела машины у парадной, поняла, что сон оказался вещим. Со мной такое и раньше бывало.
Ее взгляд был устремлен на озаренные солнцем цветы в окне. Интересно, подумал я, сознает ли она, что перед нею. Казалось, она вдруг впала в прострацию.
— В каком-то смысле облегчение — узнать, что ваш супруг значит для вас не слишком много,— осторожно заметил начальник уголовной полиции.— Его тоже нет более в живых.
— Он покончил с собой? — до странности безучастно спросила молодая женщина.
Веспер Юнсон помедлил.
— Судя по всему, директор Лесслер застрелил своего сына. А затем покончил самоубийством.
Хелен Лесслер закрыла глаза и сидела как каменная, потом прошептала:
— О Господи…
Она хотела встать, но пошатнулась и едва не упала. Мы уложили ее на тахту. Полицейский начальник легонько пощупал ей лоб.
