Директор прокашлялся:
— Владислав Сергеевич, я вас понимаю. Но при чем тут наша гимназия?
Владислав Сергеевич помолчал. Потом, после долгой паузы, сказал:
— Вы знаете, Илья Борисыч, ни при чем. Просто я решил перейти на другую работу. Это мое окончательное решение. Прошу вас дать мне расчет.
В этот момент я вспомнила, что мне рекомендовали обратить особое внимание на тех, кто будет увольняться и кто поступил на работу в гимназию недавно. Владислав Сергеевич Шикин попадал в обе категории.
В кабинете же директор долго молчал. Потом, очевидно, сочтя, что переубеждать Шикина нет смысла, сказал:
— Хорошо. Пусть так. Мне жаль терять такого ценного работника, как вы, Владислав Сергеевич, но я уважаю ваше решение. Всего наилучшего.
— До свидания, Илья Борисович.
Шикин вышел из кабинета и наткнулся на меня. Надо сказать, что я специально так встала, чтобы он на меня наткнулся. А так как вылетел он стремительно, то я едва устояла на ногах и попятилась.
Владислав Сергеевич успел подхватить меня и, наскоро соорудив на лице виноватую улыбку, заговорил:
— Простите ради бога… так неловко получилось. Я вас не заметил.
— Меня в самом деле легко не заметить, — пробормотала я, подпустив самокритики.
На шум вышел директор Илья Борисович. Окинул нас взглядом — правая рука Владислава Сергеевича все еще лежала на моей талии, а левая придерживала мой локоть — и проговорил с еле уловимой иронией в голосе:
— Я вижу, Владислав Сергеевич, вы уже знакомы с нашей новой учительницей английского и немецкого, Еленой Владимировной?
— Если это можно назвать знакомством, — сказала я, высвобождаясь.
Шикин пожал плечами. Только теперь я как следует разглядела его.
Надо сказать, Владислав Сергеевич в самом деле заслуживал того, чтобы рассмотреть его попристальнее: высокий, атлетического сложения, с вьющимися темными волосами. Неожиданно мягкий овал лица еще больше подчеркивал твердую линию большого выразительного рта.
Он тоже смотрел на меня в упор. Потом сказал, обращаясь к директору:
— Я уже извинился перед Еленой Владимировной. Я тут на нее в дверях налетел.
— Ничего, — сказала я.
Илья Борисович покосился на Шикина, а потом позвал меня в кабинет:
— Заходите, Елена Владимировна.
* * *
Как я и ожидала, Шикин был все еще в учительской, когда я вышла от директора. Надо сказать, что разговор с Ильей Борисовичем вышел довольно бестолковый, и ничего полезного я не узнала. Директор сам завел разговор об инциденте с Гроссманом, три раза сказал, как все это произошло, потом схватился за голову и повторил то же самое еще два раза.
— У нас все строго по пригласительным, — говорил он, — охрана. Непонятно. Да… ума не приложу.
Потом заговорил о моем первом рабочем дне.
И все в таком духе.
Увидев, что я вышла от директора, Шикин немедленно подошел ко мне.
— Елена Владимировна, я еще раз хочу извиниться за это недоразумение… Я слышал, вы сегодня работаете первый день?
— Да.
— И как вам?
— Ничего, нормально.
— Ученики не достали? Они же тут балованные, сами понимаете.
— Да нет, — беспечно ответила я. — Конечно, есть проблемы. А, в общем, ничего, нормальные, живые дети. Дети — цветы жизни, — не удержалась я, чтобы не сказать до пошлости банальную фразу.
— Цветы? — напряженно усмехнулся Шикин. — Кактусики, что ли?
— Да есть там один такой забавный кактусик, — проговорила я, — Паша Иванов. Милый такой кактусик, но уж больно колючий.
Шикин удивленно заморгал.
— Какту… э-э… Паша Иванов? — выговорил он. — Паша Иванов? Да… это вам, можно сказать, повезло.
— А что такое?
— Да это же наш гимназический кошмарик. Он тут всех достал. Меня тоже. Он меня знаете как прозвал?
— Как? Титаник?
— А, вы уже знаете? Наверно, тот хомяк из отдела кадров доложил, Елена Владимировна? Нет, не Титаник. Иванов меня по-другому прозвал. Еще веселее. Когда я повел их в бассейн в первый раз, представился: я — Владислав Сергеевич, ваш новый преподаватель. А он меня переспрашивает: как-как? В-репу-даватель? Вот. — Шикин перевел дух и, чуть придержав мою руку, сказал: — Знаете что, Елена Владимировна? Мне…
Дальнейшего разговора приводить не имеет смысла. Он оказался длинным, малосодержательным и насыщенным шуточками Шикина, от которых я вымученно улыбалась. Через полчаса я получила приглашение на «прощальный ужин», как выразился Шикин.
— Конечно, как говорится в «Собаке Баскервилей», молодая женщина не может идти одна в дом холостяка, но тем не менее, Лена… мне хотелось бы вот так, по-простому. Вы ведь не похожи на чинных куриц, которые тут у нас работают? Их сначала пять раз в театр пригласи, потом в ресторан, потом еще куда-нибудь. И двух умных слов не выдоишь.
Мне показалось, что он сильно чем-то расстроен. Нет, не уходом из гимназии по собственному желанию. Он стоял передо мной, высокий, откровенный, говорил какие-то слова, и у меня было такое впечатление, что он уже давно не мог позволить себе говорить то, что хотел.
И еще — мне показалось, что все это он говорил только потому, что хотел как-то замять странное смятение, охватившее его при упоминании имени Паши Иванова.
«Кактусика».
Одним словом, он пригласил меня к себе в гости на ужин. Мне не понравилось это предложение, но из профессиональной корысти я согласилась.
* * *
Я вышла на улицу и зашагала по вечернему проспекту. Позади, за поворотом, осталась Казанская, на которой находилась моя новая работа. Навстречу, щурясь от лучей заходящего весеннего солнца, шли немногочисленные прохожие, и я, осмотревшись по сторонам, быстро пошла к ближайшему перекрестку, чтобы поймать попутку до дома Шикина.
Жил он не так уж далеко от моего первого фиктивного места работы — администрации губернатора, где мне, кстати, оформили отпуск за свой счет.
По-моему, Владислав Сергеевич жил в двух или трех кварталах от гимназии, если судить по номеру его дома.
Шикин предлагал довезти меня сам, но я отказалась, сославшись на то, что у меня есть еще дела. И так много ему позволила — с первого раза согласилась пойти в гости к незнакомому мужчине.
Проходящий мимо юноша загляделся на меня, а потому вдруг зажмурился и прикрыл глаза рукой. Словно пустил кто-то шаловливого солнечного зайчика в глаза этого молодого человека.
Зайчик побежал по мостовой у моих ног и исчез. Потом опять появился, на мгновение отразившись в огромном отполированном окне кафе на противоположной стороне проспекта. Наверно, какой-то ребенок играется зеркальцем и пускает эти зайчики, как, помнится, я сама любила делать за пятнадцать лет до того, как стала спецагентом Багирой.
Или же это окна отразили со своей гладкой поверхности сполох веселого солнечного света. А мои напряженные нервы зафиксировали это как гипотетический признак угрозы.
Напряженные — или просто хорошо натренированные, а, Елена Вла… то есть Юлия Сергеевна?..
Я пробежала взглядом по рядам домов с обеих сторон проспекта. Инстинкты бывшего разведчика заиграли во мне, разбуженные сигналом тревоги на уровне подсознания.
Тусклые стены домов нависли над полупустым, несмотря на не такой уж поздний час, проспектом, и ни одного лучика света не исходило от молчаливых серых громад.
Освещенные заходящим солнцем, стекла окон определенно не могли дать такой яркий отсвет, тем более такой малой площади. Что-то вроде зеркальца или…
И тут я увидела это «или». В окне одного дома между третьим и четвертым этажами — подъездном окне — я увидела темную фигуру человека. Стекла в раме не было, и сполох слетал с чего-то продолговатого в руках этого человека.
Человек скорчился, отчего казался уж очень маленьким, почти как ребенок. Но тем не менее этот «ребенок» мог принести мне смерть.
Я резко рванулась в сторону, но, опережая это мое движение, сверкнула…
…нет, пока, к счастью, только мысль: это же оптический прицел!
Ох, как вовремя я прыгнула за высокий старый тополь, растущий у проезжей части! Я подхватила чутким ухом мгновенно растаявший в воздухе негромкий хлопок, и витрина магазина возле меня с дырой и с разбежавшимися от нее, как паутина от паука, трещинами, расползлась по ним и грудой осколков рухнула к моим ногам.
Вот это да!
И тут снова…
Бабах!
Вторая пуля высекла искру из бордюра тротуара.
Больше не стреляли.
Ну ничего, погоди, заяц, — или какой ты там зверь. Я должна его достать, непременно должна… от этого зависит слишком много!
Я стремительно перебежала улицу и нырнула в арку, над которой на третьем этаже и располагалось то самое роковое окно.
Вот он, этот подъезд, другого быть не могло. Тут оказался кодовый замок. Это так кстати, Юлия Сергеевна! Ну хорошо. Разберемся.
