- Какая страница?- спросил Квочкин.
- Сто семнадцатая. Вам понравилось?
- Ну, скажем так, вы заинтриговали меня, Сергей Владими-рович. Проблема такая имеется, и она весьма актуальна сейчас. Если это сто семнадцатая страница, что же было раньше?
- Да много чего,- сказал Чекмарев, удивленный реакцией банкира.Генералы-взяточники, замминистры всякие, прокручи-вание бюджетных средств...
- Вы, действительно, копаете глубоко. Давайте договоримся так. Я возьму рукопись, просмотрю ее и... Если она более-менее реально показывает жизнь банкира, проблемы, с которыми прихо-дится сталкиваться, опасности я, может быть, куплю ее. Бан-киры ведь тоже люди, им приятно, когда о них правдиво пишут.
Он явно кривил душой, вряд ли найдется хоть один "новый русский", который хочет увидеть правдивый роман о своей дея-тельности. Но все же... изменил свое решение, решил прочесть рукопись. Черт побери, Настя была права!
- Хорошо, Виталий Данилович,- растерянно сказал Сергей, двинув папку с рукописью по столу в направлении Квочкина.
- Дня через два-три, как только ознакомлюсь - позвоню вам. Телефон в папке есть? Нет? Не трудитесь, моя секретарша найдет ваш служебный номер. Спасибо... Всего доброго.
Чекмарев попрощался и пошел к двери. И чем ближе он под-ходил к ней, тем сильнее хотелось подпрыгнуть и хлопнуть ла-донью по верхней балке дверной коробки - выразить свое состоя-ние. Слава Богу, сдержался.
Оставшись один, Квочкин развязал папку, нашел сто семнад-цатую страницу, поднес ее к глазам. Потом отложил в сторону и машинально снял очки.
"Ты поступаешь, как спекулянт, обычный паршивенький спе-кулянт, какими они были в советское время! Покупаешь все боль-ше компаний, акций, предприятий, все больше и больше, и ждешь, когда можно будет их выгодно продать. Предприятия, за редким исключением стоят, оборудование устарело и физически и мораль-но, компании работают неэффективно, люди не получают зарплаты, но тебе плевать на это, все покупаешь и покупаешь! Потому что не видишь дальше своего носа!.."
Это была не цитата из рукописи, а слова первого замести-теля председателя правления "Расцвет-банка" Олега Троицкого, убитого пять с половиной месяцев назад. Он сказал их во время последней встречи, они тогда крупно поругались. Этими словами и угрозами заставить председателя изменить политику банка Тро-ицкий подписал себе смертный приговор.
У Квочкина была отличная память.
6
- Настя! Ты оказалась права! Все получилось так, как ты рассчитала! Все...- с порога закричал Чекмарев и осекся, заме-тив, что темно не только в прихожей, но и на кухне.
И за приоткрытой дверью комнаты было тоже темно. Он ра-зулся и на цыпочках направился в комнату, надеясь, что Настя дремлет на диване, сил набирается для сегодняшнего праздника. А уж повод для этого еще важнее, чем был вчера!
Даже в темноте было заметно, что на диване ее нет. Чекма-рев поставил "дипломат" посередине комнаты, включил торшер, растерянно огляделся. Потом пошел на кухню, по дороге заглянул в туалет и ванную - Насти в квартире не было. Что за чертовщи-на? Она так обрадовалась, когда он позвонил ей и сказал, что в шесть встречается с Квочкиным, поздравила его с удачей, сказа-ла, что будет с нетерпением ждать, а когда вернется, они уст-роят праздник еще лучше, чем вчера!
Вот он вернулся, а где праздник?
И самое главное, где сама Настя? У нее сегодня "библио-течный" день, в издательство не надо идти, да если б и надо было, уже должна вернуться, тем более, если ждет с нетерпением и хочет устроить праздник...
На кухне, на плите стояла сковородка с давно остывшей жа-реной картошкой. Могла бы купить чего-нибудь вкусного для праздника, он же сегодня утром оставил ей сто тысяч. Но это все мелочи... Недоброе предчувствие холодным туманом располза-лось в груди.
Он огляделся, как будто Настя могла спрятаться за столом или за холодильником, беспомощно развел руками, все еще не по-нимая, в чем дело.
Через пять минут предчувствие превратилось в уверенность, что случилось нечто из ряда вон выходящее. В квартире не оста-лось ни одной Настиной вещи. Последние месяцы она практически жила у него, и в гардеробе две полки были завалены ее бельем, кофточками, блузками, свитерами - теперь они были пусты. На "плечиках" утром висел ее костюм, теперь его не было. Из шкафа в прихожей исчезли ее дубленка, куртка, кожаное пальто и пес-цовая шапка. В ванной - ни ее халата, ни зубной щетки, не го-воря уже о муссах, гелях, лаках и прочей косметике.
Получалось так, что Настя собрала свои вещи и ушла. Вот это новость! Свихнуться можно от таких перепадов настроения.
В "дипломате" место папки с рукописью занимала бутылка отечественной "Смирновки" и пакет с апельсиновым соком - впол-не понятная замена. Конечно, лучше было бы взять французский коньяк, но цена его показалась запредельной. Вот если Квочкин купит рукопись, можно будет себе позволить, а пока и водка с апельсиновым соком - очень даже ничего.
Взяв бутылку, сок его уже не интересовал, Чекмарев пошел на кухню. Включил газ, чтобы подогреть картошку, открыл холо-дильник. И увидел бутылку того, что он не решился купить - точную копию вчерашней бутылки, а на горлышке - листок бумаги, исписанный аккуратным почерком. К нему была приколота стоты-сячная купюра, которую он оставил ей утром.
Записка. В холодильнике. "Ну конечно, где ж еще оставлять записку, на столе ведь она может прокиснуть",- мрачно подумал Чекмарев, доставая бутылку. Поставил ее на стол рядом с вод-кой, деньги бросил туда же и взял в руки записку.
"Сереженька, мне срочно позвонили из издательства и пос-лали в командировку, в Нижний Новгород, работать над текстом одной дамы, роман которой мы собираемся выпускать. Извини, что так получилось. Я звонила тебе, но никто не подходил к телефо-ну. Все это было так неожиданно. Я купила тебе коньяк, выпей сам за сегодняшнюю удачу, а я мысленно - с тобой. Как вернусь, сразу позвоню тебе, и мы обязательно встретимся. Настя. P.S. А это обязательно уничтожь после того, как прочтешь. Если воз-никнут сложности, обратись за помощью к Борисенко Василию Ива-новичу. Адрес и телефон смотри дальше. Скажи, что от Насти, он поможет."
Чекмарев дважды прочитал записку, а потом яростно скомкал ее и швырнул на пол. В командировку она уехала? Так неожидан-но? Ложь! Взяла с собой всю одежду, чулки-колготки, свитера и блузки - зачем столько вещей брать в командировку? Уехала и не позвонила, пусть он не подошел к телефону, могла бы сказать Павлюковичу, тот бы передал, или Але, знала ведь редакционные телефоны. Ничего подобного...
- Ты лжешь, Настя!- заорал он, хотя услышать его голос могли разве что соседи за стенкой.- Неужели считаешь меня пол-ным идиотом, способным поверить этой писульке?! Ну почему, Настя, почему ты так поступила?!
Что толку орать, она ведь не услышит, не вернется. Хо-тя... самому легче стало. Немного легче. А больше всего помо-гает в таких случаях... Он схватил водочную бутылку, скрутил винтовую пробку, набулькал полную чашку, залпом выпил, вытер губы рукавом куртки и принялся черпать ложкой холодную сверху и горячую внизу картошку со сковородки.
Конечно, она ушла. Были ведь и другие записки, предупреж-дала его, что задержится на службе, или заночует сегодня у ма-тери. Тогда она писала, как говорила: "Дорогой, любимый... це-лую", подписывалась не иначе, как "твоя Настя". В этой записке ничего такого не было.
- Не моя?- спросил у водочной бутылки Чекмарев,- А чья же тогда?
Бутылка не ответила, и за это лишилась еще трети своего содержимого.
Значит, ушла... Бросила его? Можно сказать и так. Было дело, уходили от него женщины, да и сам он не раз уходил, бро-сал, обрывал всякие связи... Но всегда на то имелись какие-то причины, всегда этому предшествовали ссоры, разочарования, скандалы, истерики, или просто отчуждение. Здесь же - ничего подобного.
После вчерашнего вечера, когда ничего не нужно было гово-рить, но она говорила, шептала и стонала, смеялась и кричала о том, что любит его, жить без него не может. После того, как он согласился пойти к банкиру, и пошел, и добился-такие своего - взяла и ушла.
Этого не могло быть, но это было. Мысль о том, что она действительно уехала в командировку, он сразу отбросил. Так не уезжают на несколько дней, так уходят навсегда. Она даже день-ги не взяла, мол, не нужны мне твои сто тысяч. Наверное, сле-довало бы сказать себе (больше ведь некому): а мне твой коньяк не нужен! И вылить его в унитаз, а пустую бутылку выбросить в мусоропровод. Чекмарев долго смотрел на водочную бутылку, в ней осталось не больше двухсот граммов, потом - на коньячную, и в конце-концов пришел к выводу, что коньяк не должен стра-дать из_за сумасбродной девчонки (ведь если тебя выливают в унитаз - это же страдания для благородного напитка).
Картошка была недосоленной и невкусной. Чекмарев сделал два бутерброда с вареной колбасой, положил их на тарелку и по-шел в комнату, прихватив бутылку с остатками водки. Там он прилег на диван, оставив закуску и выпивку на паласе рядом, и стал думать о Насте.
