– Теперь по чесноку?
– По чесноку, – с облегчением ответил Осип, – может, останешься – погудим?
– Да куда мне гудеть с таким грузом, – Пьер кивнул на синюю сумку, лежащую на полу, – ехать надо.
– Ну, счастливо.
Друзья обнялись, и Осип вылез из машины.
Всю обратную дорогу Пьер внимательно смотрел в зеркало – не едет ли кто следом. Стоящую на шоссе колонну объехал по обочине. Ужасно хотелось в туалет, но он мужественно дотерпел до Манагуа. Войдя в дом, не выпуская синей сумки из рук, пробежал в санузел и только там, сидя на унитазе, перестал нервничать и трястись.
* * *
Писем от Мели пока не было, но Пьер спокойно рассчитал: «месяц письмо идет в Германию, месяц – обратно. Плюс поправка на военную неразбериху…», и пока не беспокоился. Но вот уже три недели подряд молчала Кэт. Каждый понедельник у Пьера, не нашедшего в пачке корреспонденции, привезенной с московского рейса, письма от нее, возникало желание рвануть на переговорный пункт и выяснить отношения по телефону, но что-то его останавливало. Было что-то дискомфортное и непривычное для него в этих отношениях. Он привык проще относиться к своим романам и не изводить себя душевными терзаниями. Кроме того, почему-то всегда получалось так, что именно Кэт принимала решения – когда им встречаться, куда пойти… И развлекались они обычно в обществе ее, а не его друзей. С Мели было как-то спокойно и привычно, были общие планы на обозримое будущее и отсутствие сюрпризов…
Впрочем, работа на объекте, наконец, закипела и времени копаться в себе почти не оставалось. Никарагуанцы, как общали, пригнали заключенных, стали появляться кубинские строители. Через день приходилось выезжать на площадку и проводить там весь световой день. Была выполнена планировка участка, начали готовить основания под резервуары и защитные казематы. Егорыч оказался опытным спецом – на площадке был идеальный порядок, заключенные работали по жесткому графику и даже охранники перестали спать в тени под навесом. Работа увлекала шефа и в запой он уже давно не уходил.
Пьер еще несколько раз мотался в Коринто «к немцам». Суммы, передаваемые шефом, росли, и, судя по подписанным конвертам, которые Егорыч доставал из сейфа, менял валюту он не только для себя и «уважаемого человека». Понятно было, что лучше лишних вопросов не задавать.
Наступил март. В этот день предстояла «бумажная работа» – надо было разобрать телексы за последнюю неделю и подготовить документы для подрядчиков. Мерно гудел кондиционер, шелестели бумаги, каждый занимался своим делом. Альберт, сидевший у окна, неожиданно присвистнул от удивления:
– Мужики! Гляньте – это что за делегация?
По внутреннему двору INE двигалась группа людей: глава службы безопасности со своими заместителями, двое автоматчиков из охраны и впереди – сам команданте Кальдерон, отвечающий за стратегические проекты. Лица у всех были серьезные и сосредоточенные. Офис проекта «Резервуары» был самым дальним в ряду одинаковых серых блоков на территории института. Гостей здесь почти не бывало, разве что иногда заходили курьеры и уборщицы. Группа тем временем миновала административный блок и двигалась дальше.
– Похоже, к нам идут, – сказал Альберт.
Неожиданно Егорыч стал вытаскивать из барсетки какие-то списки и рвать их дрожащими руками.
– Дмитрий Егорович, что с вами? – спросил Пьер.
– Ничего! – заорал Егорыч. – У нас в Ираке баасисты вот так же в офис пришли, вывели двоих и шлепнули во дворе! Оборудование, понимаешь, налево продавали.
– Кто знал про валюту?! – неожиданным фальцетом взвизгнул он. – Для кого еще менял?!
– Братцы, может, через пожарный выход? – предложил вдруг Альберт.
Но было поздно – в офисный блок по одному входили вооруженные люди. Егорыч медленно поднялся. Встали и Пьер с Альбертом. Команданте вышел вперед, свита осталась на полшага позади. Кальдерон поискал недобрым взглядом и, остановив его на Пьере, пальцем показал: «Встань рядом». «Похоже, переводить буду», – с облегчением подумал Пьер и подошел к команданте.
– Дорогие советские друзья! – начал Кальдерон голосом Левитана. – Соратники! Только что мы узнали о великой утрате, которая постигла вашу социалистическую родину…
Пьер переводил, по бледному лицу Егорыча стекали капли пота. Оказалось, что с утра по радио передали, что в Москве скончался генсек Черненко и объявлен траур. Команданте закончил речь, подошел к теряющему сознание Егорычу и крепко обнял его. Пожал руку Альберту, кивнул Пьеру и резко повернулся на каблуках. Свита расступилась, Кальдерон вышел из блока.
Никто не произнес ни слова. Егорыч медленно осел на стул. Лицо его приобрело какой-то землистый оттенок. Он выдвинул ящик стола, порылся в нем, нашел таблетку валидола и сунул ее под язык. «Пятилетка пышных похорон», – почему-то вспомнилось Пьеру.
* * *
Вместо обеда поехали на траурный митинг в посольство. В зале для собраний оперативно установили портрет с траурной лентой. В консульском отделе среди цветов положили книгу для соболезнований. Посол Шляпников в белой гуайявере (рубашке навыпуск – официальной одежде в латинской Америке) принимал постоянно подъезжавших команданте. Ждали приезда президента Республики Даниэля Ортеги и вице-президента Серхио Рамиреса.
В коридоре Пьер увидел Владимира Моторыгина – советника по безопасности, подобравшего его в аэропорту. Тот открыл дверь какого-то кабинета и помахал Пьеру рукой: «Зайди-ка». Моторыгин пропустил Пьера в кабинет, зашел следом и запер дверь на ключ.
– Присаживайся, – кивнул он на плетеное кресло в углу, – «Боржоми» будешь?
Не ожидая ответа, достал из холодильника ледяную бутылку, наполнил стакан и подвинул его Пьеру.
– Тут такое дело… – начал советник. – Ты когда к немцам собираешься?
Пьер удивленно вскинул глаза:
– К каким немцам?
– Ну, ты дурака-то из себя не строй. Знаю я про твои путешествия. Так когда?
– Да, вроде, не надо пока… – протянул Пьер.
– Короче – надо сегодня поехать. Понял?
– Так поздно уже, – удивился Пьер, – не успею вернуться.
– Ничего – денег дам, в гостинице переночуешь. Завтра – назад.
– А Егорыч что скажет?
– Не его ума это дело, – усмехнулся Моторыгин, – пусть водку на кухне жрет. Да знаю я, знаю про его художества. Я тут все про всех знаю… Ладно, с Егорычем я сейчас договорюсь.
Советник достал из ящика стола пластмассовую коробку, замотанную скотчем:
– Есть куда спрятать?
Пьер помотал головой.
– Барсетку мою возьми – выделяться не будешь.
Большинство советских за рубежом, действительно, ходили с барсетками. По ним земляков всегда можно было узнать на рынке или на улице.
– А сколько там?
– Неважно. Отдашь Карлу. Скажи – Владимир прислал. Он знает. Обратно привезешь, что дадут… Иди… Завтра до обеда жду.
Пьер вышел во внутренний дворик посольства, закурил. Так вот, кто у нас «уважаемый человек»…
После митинга Егорыч сел в машину и, глядя в пространство, сказал:
– Значит так, мужики, мне – три бутылки рома. Литровые! И чтобы я вас два дня не видел!
Литровые… В обычном магазине таких не было. Пришлось по дороге заехать в валютный универмаг «Diplotienda» и купить шефу экспортного темного рома по 2 зеленых. Итого 6 на двоих. Но два дня отдыха этого стоили. Альберт сразу уехал на рейсовом автобусе рыбачить на озеро Хилоа, так что объяснять ему ничего не пришлось.
Карл сразу понял, от кого «посылка». Забрал и ушел в соседнюю комнату. Вернулся на удивление быстро. Принес совсем небольшой полиэтиленовый пакет: «Передайте сеньору Владимиру». Вот те раз! И синяя сумка не пригодилась…
Номер в гостинице оказался без кондиционера. Пьер долго не мог уснуть от жары, ворочался. Неприятно шуршал спрятанный под подушку пакет. «Что за сумма такая несерьезная для „уважаемого человека“», – подумал он. В конце концов, сел на кровати, зажег бра и развернул полиэтилен. Внутри были туго перетянутые резинкой доллары! «А что же я привез Карлу?» – озадаченно подумал Пьер…
* * *
Шеф начал опять пить, но так удачно сумел организовать работу, что «отряд не заметил потери бойца». Стройка продвигалась согласно намеченному плану. Серьезных срывов не было. «Старая школа!» – цокал языком Альберт, когда Пьер удивлялся организационному гению Егорыча. Проект плавно выходил на этап монтажа. Через пару недель ожидали приезда еще троих коллег из Союза: инженера по монтажу, рентгенолога для контроля сварных швов и специалиста по трубопроводам. Надо было готовиться к переезду – Дом приемов всех уже не вместил бы.
Пьер еще пару раз съездил в Коринто по поручению Моторыгина. Ничему уже не удивлялся и вопросов не задавал. После очередной поездки советник протянул ему конверт: «Держи. Твоя премия за месяц». Уже в машине Пьер расклеил конверт – внутри была тысяча долларов! Это была его зарплата за два с половиной месяца… Неплохая прогрессивка!
