— Ты ведь уже не думаешь, что все женщины брюнетки, а все мужчины блондины, правда, милая?
— Конечно нет. Ведь мне было только четыре года.
— Потому что есть другие отличия. — Шон положил руку на ее колени, и его пальцы скользнули вверх. — Спорим, ты не сможешь рассказывать, пока я так глажу тебя. Давай, попытайся. Спорим, не сможешь.
— А если я сделаю то же самое? — ответила Лиза, протягивая к нему руку. — Тебе будет хуже, потому что ты не сможешь вести машину.
Он засмеялся, с трудом переводя дыхание, и схватил ее за пальцы.
— Лучше прекратить, пока мы не доберемся туда, или мне придется остановить фургон, и мы перекроем движение.
Место стоянки для автоприцепов находилось довольно далеко, там, где кончались фруктовые сады и начинались поля с клубникой. Клубника давно сошла, люди, приехавшие собирать ее, отбыли, и вокруг простирались заброшенные пустые поля коричневых усиков и пожухлых листьев. Необычайно высокие итальянские пирамидальные тополя на крутом берегу отделяли эти поля от яблонь «дискавери», а в тени тополей, на изрезанной колеями грязной и поросшей редкой травой площадке высился столб с надписью: «Фургоны сборщиков останавливаются здесь». Рядом с надписью был кран для воды и картонка со стрелкой, указывающей туалет.
Вероятно, прибыли и другие сборщики, но на стоянке они заметили только один автоприцеп. Он стоял в дальнем конце площадки, у берега, и было похоже, что в нем никто не живет или не жил долгое время. Дверца и окна были закрыты, и жалюзи опущены. Тем не менее Шон припарковал свою машину и прицеп как можно дальше от него.
Шон не отцепил фургон от машины, не запустил генератор и не наполнил баки водой. Они с Лизой, не сказав ни слова, даже не обменявшись взглядом, полезли в фургон и занялись любовью. Только сначала быстро-быстро разложили постель.
— Знаешь что, — заговорил Шон, когда все было кончено и она, теплая, влажная, лежала в его объятиях, удовлетворенно вздыхая, — теперь, когда мы прибыли на место и, надеюсь, здесь осели надолго, ты сможешь заняться семейным планированием, или как там это называется, и начнешь принимать таблетки. Тогда мне не придется сдерживаться и надевать эти штуки. Я их ненавижу.
Лиза подняла на него глаза, не понимая, о чем он говорит. Когда Шон объяснил, она сказала:
— Тогда тебе надо будет пойти со мной. Я не знаю, что делать.
— Разве ты никогда не бывала у доктора?
Он обиделся бы, если бы в ответ она спросила: «А ты сам был хоть раз?», поэтому Лиза этого не сказала.
— Ив водила меня пару раз. Мне повезло, я здоровая. Она сказала, что в детстве мне делали прививки.
— Да, хорошо, но прививки не помешают тебе заиметь пузо.
— Вернее, не помешают тебе наградить меня пузом, — заметила она.
Шон рассмеялся. Ему нравилось, как Лиза немного поддразнивала его. Крепко обняв ее, он спросил:
— Хочешь рассказать дальше, или это неподходящее время? Мне хочется узнать, что случилось после того, как твоя мать застрелила мужчину с бородой.
— Почему бы и не рассказать?
Ив утверждала, что люди больше всего любят поговорить о себе, но сейчас, впервые получая удовольствие от своих рассказов, она мысленно согласилась с ней. Думая о прошлом, перетасовывая в памяти давно прошедшие события, выбирая эпизоды, о которых стоило рассказать, и опуская те, о которых говорить не следовало, она испытывала радость. Это была ее жизнь, и Лиза начала понимать, насколько необычной была эта жизнь до сих пор.
— Я заплакала, не могла сдержаться. Я лежала на постели и плакала в голос.
— Неудивительно.
— Так вот, Ив поднялась наверх и крепко обняла меня. Она дала мне воды и сказала, чтобы я не плакала, ни о чем не волновалась, все будет в порядке. Мужчина ушел, она прогнала его.
— Боже.
— Она не хотела, чтобы я думала, будто она убила его. Она не знала, что я все видела, я ей не рассказала. Мне было только четыре года, но каким-то образом я понимала, что не следует говорить ей. Она знала только, что я видела, как пришел мужчина, и слышала выстрел. Она легла со мной в кровать, и мне это понравилось. Мне всегда хотелось спать с ней в одной постели, но она не позволяла мне. Она была такой красивой, и теплой, и молодой. Знаешь, сколько ей сейчас лет?
— Лет тридцать пять?
— Тридцать восемь. Но это не много, правда? Я хочу сказать, для нас это не молодость, но другие назвали бы ее молодой, правда?
— Наверное, — ответил Шон, которому был двадцать один год. — Как случилось, что ей дали такое забавное имя — Ив?
— На самом деле ее звать Ева. Имя немецкое. Ее отец был немцем. Я не знала, как ее звать, пока не услышала, как мистер Тобайас называет ее Ив. Она была просто мама. И потом, когда Бруно всегда называл ее Ив, я тоже начала называть ее так, и она не возражала.
— Кто такой Бруно?
— Просто мужчина. Он появится через много-много лет. Я расскажу тебе о нем, когда мы подойдем к тому времени. А тогда у нас в саду лежал другой мужчина, и нам, вернее Ив, надо было что-то в связи с этим предпринять. Дело в том, что никто никогда не приезжал к нам, абсолютно никто, только молочник, истопник и человек, который снимал показания электросчетчика в сторожке и в Шроуве. И они не заходили в сад за сторожкой и не задавали никаких вопросов. Молочник был странным. Подрастая, я начала больше обращать на это внимание. Я не общалась с другими детьми, так что не знаю, говорил ли он как ребенок, но Ив сказала, что по умственному развитию ему не больше восьми. Иногда он говорил о погоде или о поездах, и это были единственные интересующие его темы. «Вот идет поезд», — говорил он и: — «Собирается дождь». Больше он ничего не замечал. Если б тот мертвец лежал на пороге, он и то просто переступил бы через него.
— Так что сталось с этим трупом? — спросил Шон.
Лиза точно не знала. Здесь подлинные события перемешались со сновидениями. В ту ночь ее мучили кошмары, она проснулась, обливаясь слезами, и обнаружила, что Ив ушла, вернулась в свою постель. Но она вновь пришла, успокоила Лизу и оставалась с ней, как помнилось Лизе, до утра.
Но этого не могло быть, поняла Лиза позднее, так как утром, когда она выглянула из окна, мужчина исчез. Что значит смерть для четырехлетнего ребенка? Она не осознала того, что произошло в предыдущую ночь. Лиза не понимала, что мужчина никогда больше не поднимется, никогда больше не заговорит, не засмеется и не станет бродить вокруг. Она была просто ужасно напутана. Когда он исчез, Лиза подумала, что он исчез сам собою. Ему стало лучше, он поправился и ушел.
Через много лет, значительно повзрослев, Лиза собрала воедино воспоминания и сравнила все с подобными же событиями, происходившими позднее. Только тогда она поняла, что мужчина был мертв, что Ив застрелила его из ружья мистера Тобайаса. Ив не только убила его, но спрятала его тело.
Ив была хрупкой женщиной с тонкой талией, стройными, изящными ножками и маленькими руками. У нее было широкоскулое личико «сердечком» с высоким лбом, красивыми полными губами, хорошеньким слегка вздернутым носиком и огромными, словно у газели, зелеными глазами под черными бровями, напоминавшими, как и Шоновы, мазки кисти китайского художника. Ее густые блестящие темно-каштановые волосы доходили до середины спины. И она была совсем не высокой, не больше пяти футов роста или, в лучшем случае, пяти футов с одним дюймом. Лиза не знала своего веса, у них не было весов, но когда ей исполнилось шестнадцать, Ив сказала, что сама она весит семь с половиной стоунов, а Лиза — чуть больше восьми стоунов, и это было, скорее всего, верно. Однако эта миниатюрная женщина каким-то образом перетащила мужчину почти шести футов роста и в полтора раза тяжелее ее.
Где же она его закопала? Где-то в лесу, решила Лиза, когда задумалась над этим незадолго до своего шестнадцатилетия. Ив взвалила тело на тачку, вывезла его через дыру в изгороди и закопала в лесу. Ночью, пока Лиза спала, и до того, как она проснулась, вся в слезах. Или после того, как Ив держала ее в объятиях и успокаивала, Лиза снова заснула, а мать спустилась вниз и бесшумно работала в темноте.
Первый, кого увидела Лиза из окна в то утро — еще до того, как заметила, что мужчина исчез, — был Мэтт, он открывал дверь маленького замка и выпускал собак. Но он обещал быть не раньше полудня, сказала, вбежав в комнату, мать. Сказала сердито, с досадой и волнением. Лиза подошла к другому окну. Собаки бросились прямо к тому месту, где лежал мужчина, и как сумасшедшие носились вокруг, нюхая траву и утыкаясь носами в землю.
— Что-то привлекает их, — сказал Мэтт, когда Лиза и мать вышли из дома. — Может, они здесь кости зарыли?
— Вы знаете, который час? — спросила мать. — Половина седьмого утра.
— Верно. О господи! Вчера у меня были кое-какие дела в этой стороне, так что я заночевал неподалеку, а утром первым долгом направился сюда. Надеюсь, девчушки, не вытащил вас из постели.
