Пора и отвечать.
— Допустим, это пряник. Где же кнут?
— А нет кнута. Во-первых, он не нужен. Работать из-под палки вы не будете, не тот у вас, коллега, психотип. А во-вторых — ну чем мне вас стращать? Поприжать вас с трупами в спортзале? Так у вас достаточно влиятельный отец. Мне ж еще и по рукам дадут. Я хоть и генерал, но есть чины и выше. Разочарую вас — не будет вам кнута.
Колхоз, известно, дело добровольное…
— Вы озадачили меня, товарищ генерал. Я не уверена, что я готова вам ответить, — сказала я. — Всё получилось как-то слишком вдруг. На меня за эти дни порядком навалилось. Теперь мне хочется перевести дыхание.
Другого он как будто бы не ждал.
— А вы подумайте. Я вас не тороплю. — (Подобное не так давно звучало; к чему бы это, а? Наверно, просто так.) — Вы нам нужны настолько же, насколько и мы вам, — добавил генерал. — Жить прежней жизнью вы теперь не сможете. Вам уже случилось побеждать… заметьте, слово «убивать» я опускаю. Хотели вы того, Дайана, или нет, но вы нутром узнали, что это такое: взять верх над сильным, изворотливым противником. Взять вопреки всему. Поверьте, Яна, вы теперь отравлены, вкус победы — он у вас в крови. А с кровью спорить — дело безнадежное. На этом мы пока закончим, хорошо? Тесалов вас проводит. — Юрий встал, я поднялась за ним. — Майор не даст соврать, я редко ошибаюсь. Уверен, что мы с вами скоро встретимся. Поэтому надолго не прощаюсь, коллега Кейн.
— Всё может быть…
Хоть и не всё бывает.
Но в глубине души я знала, что он прав.
Я не сказала «да».
Я не сказала «нет».
С любой идеей есть смысл переспать, тем более с такой. Я не лукавила: мне нужно было время. Нет, я пока не собиралась скрупулезно взвешивать все «за» и «против», заняться арифметикой успеется. Сперва мне стоило саму себя принять, понять внутри себя, что изменилось — как изменилась я и как менять мне жизнь. Излишне пафосно, а? Вы уж извините.
С Литейного майор отвез меня домой. На кофе-чай Тесалов не напрашивался, я не предложила. У меня осталось время съездить на работу (сердцем понимала — уже бывшую) и оформить отпуск за свой счет. С людьми общалась я… ну, как через стекло. Отстраненное такое восприятие.
Ничего, сочтем, что это временные трудности. В жизни всё лишь временные трудности. Жизнь сама всего лишь временная трудность…
Других дел на этот день у меня не было.
Остаток дня я провела одна. Сегодня мне было уютно в одиночестве. Я неспешно прибрала квартиру — холл, свои комнаты. В задумчивости постояв у комнаты соседки… бабушки, я сорвала печать. Затем открыла дверь, вошла. Сначала было странно, затем я поняла, что это всё мое. И приняла. Теперь я твердо знала, что от наследства Нарчаковой я не откажусь. И не в одном «материальном» смысле слова.
Под самый вечер я уселась у окна с привычной чашкой кофе.
Было пасмурно.
На крышах таял снег.
О чем я думала? Наверно, обо всем, равно как ни о чем. Я просто позволяла мыслям течь туда, куда им, мыслям, заблагорассудится. Я не мешала им, они, пожалуй, мне.
Я вяло думала, что високосный год есть високосный год, хотя иные врут, что это суеверие. Что этот високосный год меня в конце концов достал. Что жизнь не так проста, точнее говоря, и так-то не проста, а уж теперь…
Я думала о том, что я добротный врач, не более того, обычный врач, звезд с неба не хватаю; а стало быть, я заурядный врач. Что вся моя самостоятельность — иллюзия: не помогал бы фатер мне деньгами, как бы я жила, уродовалась на две ставки, так, как Эдичка? Так до тех пор, пока не стану только лишь врачом? А как еще? Не замуж же идти, в конце-то расконцов…
В китайском многомудром языке слово «кризис» состоит из двух частей: «опасность» — и, что характерно, «шанс».
