На этой оптимистической ноте я уплыл в мрачное небытие. И плавал в нем, как картофельный плод в барабанном животе матери-первоосновы. Без всяких фантазий и впечатлений.
Пробуждение мое было ужасно — за светлым квадратным окном… стреляли. Начался штурм школы? И без меня? Вырывая «стечкина» из кобуры, я прижался к стене — и к окну.
Мать моя родина! С брызгами шампанского. Я увидел маленький лесочек. И над ним яркий, ослепительный блат шарик.[226] А внизу увидел двоих ушлых солдатиков в бушлатиках цвета шпал. И эти стройбатовцы, сбросив в ямку шиферные плиты, принялись на них прыгать. Зачем? Почему? А просто так. Может быть, от радости жизни? И чистого майского утра? Естественно, хрупкий шифер хрустел под сапожищами… Трац-трац-трататац!
Чертыхаясь, я выбрался в коридор и обнаружил на стене ходики… милые такие ходики, изображающие избушку на курьих ножках. Стрелки на этой избушке доказывали, что уже одиннадцатый час. Я оторопел, если не сказать больше, задумался о смысле жизни. И моей роли в ней.
Мирный храпок Никитина в гостиной вывел меня из глубокой тоски. Радовало, что не я один такой малахольный обалдуй… Двое — это уже коллектив.
Затем я услышал странные звуки из кухоньки, там что-то шкварчало. Неужели бедный Евгений ещё и нетрадиционный мазохист, решивший на себе испытать действия раскаленного утюжка?
Нет, юноша осторожно чистил картошку, а возле газовой плиты хозяйничала Полина. В фартуке с бордовыми розами. На сковороде корежились, повизгивая, куски свежего мяса. На столе млела баночка с огурчиками. Я проглотил голодную слюну и задал вполне уместный, на мой взгляд, вопрос:
— Поля, который час?
— Там ходики, посмотри…
— Я же просил, — укоризненно проговорил. — Надо ведь идти к этой… Оленьке…
— А зачем?
— Как это зачем? — прохрипел я, чувствуя себя нехорошо от пряного, наверное, запаха, волнами наплывающего от сковороды. — Что происходит вообще?
— Мы уже были. У Оленьки, — ответила Полина. — Все здесь, — и кивнула на подоконник. Чмокнула меня в щеку. — Я тебя будила. Ты спал как убитый… И мы с Евгением решили сами… Да, Евгений?
— Да, — улыбнулся тот. — Оленька нам обрадовалась.
Я млел, как банка огурцов на столе. Такого не может быть. Потому что не может этого быть. Никогда. Два человечка носили в хозяйственной сумке совершенно секретные, сверхскандальные документы, за которые готовы удавиться сразу все находящиеся на политическом Олимпе.
— И на рынок вы ходили? — тянул я руку к обыкновенной полиэтиленовой сумке, не веря до конца в реальное существование в ней документов. — После Оленьки, да?
— Да, а что? — оглянулась Полина. — Что-то не так?
— Огурчиков вот купили, картошки, — сказал Евгений.
— Нет, ничего, огурчики — это хорошо, — улыбался я, как кретин, которому подарили любимую игрушку. — Спасибо, ребята… Там, кажется, видео?..
— Там две машинки, моя и папы, — крикнули мне в спину. — Вы умеете обращаться?
Полина ответила за меня, мол, сам убедился, как они обращаются с техникой. А я, покачиваясь от разнообразных чувств-с, ввалился в гостиную.
— Никитин! — гаркнул я. — Все на свете продрых, е'! Вместе со мной… Нам бы грибы шкрябать на асфальте… Или свиней пасти в помидорах!..
Мой товарищ свалился с узенькой тахты и недоумевал на паркете:
— Какие помидоры? Какие свиньи?.. Ты чего, Алекс? Белены объелся?
— Грибочков, Никитушка, — просматривал я списки тайных агентов. — Да, мухоморы и поганки нашей политической действительности.
— Чего это?
— То, за чем мы… Ай да банкир херов, и он тут, птичий выродок. М-да, голубые небеса…
— Нашли список, что ли? — зевнул Никитин. — Ну, и чего там?
— Список пятой колонны. От «А» до «Я». В алфавитном порядке. Прав Орешко, вся королевская рать. Вот гниды, и они ещё что-то народцу вещают, чносы… Зачитать?
— А зачем? — снова зевнул мой боевой друг. — Мне это не надо. Все одно знаю, если с мандатом, то последняя манда. Все они там говноеды.
С таким утверждением трудно было спорить. Я и не спорил. А попросил подключить видеомагнитофон — и через минуту кассета была затянута в нутро механизма. И мы с Никитиным принялись смотреть «домашнее кино». Длилось оно минут пятнадцать, а нам показалось — вечность. Я всегда считал себя человеком вольных взглядов и свободного поведения, во всяком случае, в ханжестве и лицемерии меня трудно обвинить, но то, что я увидел на экране…
М-да. Тут нужен психиатр. Для участников сабантуя. В сауне.
Высокопоставленных туш было семь. Возглавляли всю эту голую свору пидеров господин Ш. и генерал Дусев. Были ещё два депутатика, мелькающие на ТV, армейский генералишко с обвислым пузом и два банкира, один из которых до боли мне знакомый.
Съемка скрытой камерой началась в наивысший пик свинства. (Боюсь, перед этими благородными и чистыми животными придется извиниться.)
Так вот, эти отцы нации, потрясая брюхами и тем, что находилось под ними, начали обсуждать текущий политический момент. Ну, не нравился нагим господам текущий политический момент. И, влив в свои бурдюки по литру водки, они решали, точнее, мечтали о том грядущем близком, когда они будут полноправными хозяевами кремлевских палат. Этакий заговор бояр во главе с Шуйским.
Выражались бояре на жаргоне народном. И поэтому приводить пример не имеет смысла. Такие откровения дорогого стоят. Теперь понятно, почему вельможный пан Ш. готов был на все. Думаю, Рафаэль родился в рубашке. Что и говорить, незнание часто спасает человека. От гильотины.
Когда просмотр мультфильма про семерых богатырей закончился, мы с Никитиным молча отправились в кухню. Там нас уже ждал поздний завтрак.
— Ну, как кино? — радостно спросила Полина. — Это то?
— А выпить ничего нет? — поинтересовался я.
— Молоко, — ответил Евгений.
— Саша, я же спросила? — обиделась девушка. — Кино то или не то?
— То, то, родная, — проговорил я, разливая молоко по стаканам. — Ты даже не представляешь, какое «то».
— Ну и хорошо, — легко сказала Полина.
Мы с Никитиным взглянули друг на друга и, давясь смехом, подняли стаканы. И хлопнули по молочку. За погибель всей пятой колонны!
Полина возмутилась — руки в боки:
— Мальчики, вы над кем смеетесь? Что происходит? Черт дери!
Я плюхнулся на стул, усадил на колени сопротивляющуюся маленькую девочку-хозяюшку.
— Мальчики, вы точно рехнулись! Евгений, да?.. Им молока больше не наливать.
— Если я рехнусь, то только от тебя, милая, — и чмокнул в ланиту, оставив на ней чистый молочный след, похожий на галантерейное сердечко. Такие сердечки-заколки я видел у мамы. В другой жизни.
У «Детского мира» штормила торгашеская волна: продавали все, от ползунков до колясок, похожих на танки в малиновых тонах. Наш джип проезжал мимо. Рыночных отношений. И вдруг — ба! Что за встреча… У детских колясок — генерал Орешко в плаще и шляпе, делающий вид, что торгует ходовым товаром. Да-да, торговля танками нынче приносит доход. Даже детскими.
Наших шуток генерал не принял. А стал браниться, правда, в корректных выражениях, поскольку с нами находилась молодая дама в лице Полины. Оказывается, генерал места не находил, когда пришла информация с ночной трассы о гибели двух машин. Уж он, грешным делом… Хотя наш автомобильчик тоже на вид — путь на свалку истории и металлолома.
— Товарищ генерал, — отрапортовал я. — Задание родины выполнено…
— Иди ты… — и покосился на Полину. — Охламонище… Каких свет не видывал.
— Но симпатичный, — улыбнулась девушка.
Джип выехал на набережную реки. По ней тянулась вся та же, кажется, ржавая баржа с пирамидами гравия. Майский блатной шарик катился по золотым маковкам кремлевских церквушек.
Мы с генералом Орешко решили прогуляться вдоль гранитной набережной. Зачем? Видимо, поглазеть на самоотверженных рыбаков, пытающихся выудить в мутной, мазутной реке потравленную пищу для своих братьев меньших. Чтобы те сдохли сразу. Не мучаясь. (Шутка.)
— Ну, брат, вы потешились,[227] - сказал Орешко. — ГРУ в трауре. Дусев рвет и мечет. Господин Ш. готов на все… И тоже в трауре. Кто мог подумать, что Нинель Шаловна… Странно, такая сильная… Кстати, все в МУРе на ушах, ищут какого-то генерала Бармалейчика… Твои шутки, Саня, а?
— Упаси Боже, — удивился я. — На такие шуточки я уже не способен. А какие проблемы?
— Ну, говорят, шутил такой… На тебя похожий…
— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.
— Ну, и я говорю… — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?
— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.
Генерал Орешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:
